Археолог: заветный ключ (СИ) - Рудин Алекс
Александр пересилил себя и шагнул вперёд.
— Люди новгородские! Клянусь защищать ваши дома и ваши земли! Клянусь не брать лишней дани, а лишь то, что положено по договору. Клянусь судить по справедливости! Клянусь не предавать Новгород, а пойманных на предательстве — казнить без жалости!
Он и сам не знал, почему вдруг сказал про предателей. Но толпа одобрительно зашумела — ей понравились слова молодого князя и его твёрдый голос.
— Хотим Александра! — пошёл многоголосый гул, от которого даже привычные галки сорвались с церковных крестов. — Хотим Александра!
Шумное вече осталось позади — решать свои вопросы, городские и торговые, в которые князь не вмешивался. А посадник Степан Твердиславович пригласил князей Ярослава и Александра к себе на обед.
Вместе с ними пошёл и Гаврила Олексич — он был не только старшим дружины, но и боярином. Остальных дружинников кормили в поварне.
Слуги тихо и быстро подавали на стол. Принесли блюдо с жареным мясом и мочёными яблоками. Поставили целиком запечённого волжского осетра — громадного, в сажень длиной.
Посадник сам разлил по оловянным кубкам дорогое немецкое вино. Поднял кубок и встал из-за стола.
— Спасибо, княже, что не оставляешь нас на произвол судьбы! Будем вместе с твоим сыном служить Великому Новгороду. Где не сможет — поможем, где ошибётся по молодости — поправим. Давайте выпьем за то, чтобы между князем киевским и Великим Новгородом всегда были мир и согласие!
Князь Ярослав хмуро глянул на посадника. Но лицо Степана Твердиславовича было простым и беззаботным, он как будто искренне радовался гостям. Подгонял слуг, носивших тарелки с закусками, спрашивал, кого из дружинников князь оставит в Новгороде.
Александр от волнения выпил целый кубок. Немецкое вино мягко ударило в голову, коленки ослабели, и князь успокоился.
Слуга тут же наполнил кубок заново.
Степан Твердиславович опять говорил хорошие слова о дружбе с князем и предлагал выпить.
Александр машинально потянулся за кубком, но Гаврила Олексич незаметно толкнул его под столом коленкой. Александр покосился на него, увидел сердито нахмуренные брови боярина. И до конца обеда пил только маленькими глотками.
Правота боярина подтвердилась. После долгого обеда, уже подъезжая к княжескому терему, Ярослав одобрительно кивнул сыну.
— Молодец! Не давай себя обхаживать. Посадник свою выгоду ищет, а ты ищи свою. Если что — сразу шли ко мне гонцов. Но привыкай решать сам — ты князь теперь.
На следующий день, глядя с высокого крыльца вслед отцовской дружине, Александр почувствовал себя непривычно одиноким. Закусил губу — так, чтобы не заметили бояре. Впился пальцами в широкие деревянные перила крыльца. И снова справился с собой. Не в первый раз, и не в последний.
Повернулся и пошёл в терем — решать неотложные дела с Гаврилой Олексичем.
Конная дружина растаяла в дорожной пыли, и молодой князь остался один на один с Великим Новгородом.
Глава 3
Июль 1970-го года. Ленинград
Я вышел из библиотеки только к вечеру, и на меня сразу же навалилась духота летнего города. От нагретого за день асфальта плыли волны горячего воздуха. Каменные стены домов словно впитали в себя солнечное тепло, и теперь щедро отдавали его обратно.
На лице немедленно выступили капли пота. Вот тебе и Ленинград! Север, а жара, словно где-нибудь в Сочи!
В животе урчало от голода. Я посмотрел на часы — до закрытия университетской столовой оставалось около получаса.
Успею, решил я. Быстро пересёк наискось пустую Менделеевскую линию и с облегчением нырнул в тень арочной колоннады, которая со всех сторон окружала наш институт.
Казалось, голова распухла от информации. За эти несколько часов я узнал о Ганзейском торговом союзе всё, что только можно было узнать.
Начало этому огромному и влиятельному торговому союзу положили купцы немецких городов Любека и Гамбурга. В тысяча двести сорок первом году, они объединились для совместной торговли на побережье Балтийского моря.
Через сто лет в союз уже входили пятьдесят семь крупных городов. Ганза стала настолько богатой и влиятельной, что могла нанимать свои войска и с их помощью воевала с целыми государствами.
К концу четырнадцатого века почти вся торговля в северных морях была в руках ганзейских купцов. Только англичане кое-как отстояли свои торговые интересы.
За счёт чего процветала Ганза?
Механизм был прост. Объединившиеся купцы диктовали цены на все ходовые товары. То есть, покупали дёшево, а продавали втридорога. Не хочешь иметь дело с Ганзой — сиди со своим товаром на берегу и жди, пока он протухнет или сгниёт.
Ганзейские купцы сообща нанимали корабли. Это было куда выгоднее, чем везти товары по отдельности — и расходов меньше, и суда можно объединить в караван, чтобы не подстерегли пираты.
Ганзейские купцы, словно голодные волки, рыскали по всему побережью. Торговали с эстами и куршами, воевали с Данией за свободный проход через проливы, везли свои товары в Новгород и Псков.
Немногочисленные корабли конкурентов частенько исчезали в бурном Балтийском море. Следов не оставалось — холодная вода надёжно скрывала тайну.
Ганзейцы торговали рыбой и льном, золотом, серебром и железом. Везли зерно и породистых лошадей, шерстяные ткани, меха и мёд. Всюду у них были торговые льготы, свои надёжные люди, секретные договоры и политическое влияние.
Новгородские и псковские купцы уже с середины двенадцатого века всю торговлю с Европой вели только через ганзейцев. Это было невыгодно, вот только куда деваться? В руках ганзейцев были корабли и торговые маршруты, им служили рыцарские ордена — настоящие армии Средневековья.
Только в конце пятнадцатого столетия окрепшие прибалтийские государства начали борьбу с монополией ганзейцев. И всё равно, Ганза просуществовала ещё больше ста лет и окончательно исчезла только в шестнадцатом веке.
Четыреста лет богатства и могущества!
Считалось, что объединение городов было добровольным. Самые важные решения принимались на всеобщих съездах. Часто съезды проходили в Любеке — этот город считался старейшим в Ганзейском союзе.
Прожив долгую жизнь, я отчётливо понимал, что добровольность и равноправие — это несусветная чушь. Такая огромная организация не могла существовать без объединяющего стержня. Должны были найтись люди, которые принимали решения и отдавали приказы. Иначе неповоротливая махина просто развалилась бы. Но, судя по всему, стержень был хорошо скрыт от посторонних глаз.
В архивных документах мне несколько раз попалось на глаза изображение ганзейской печати. Оно изменялось от города к городу, от века к веку. И было очень похоже на татуировки, которые я видел на руках убивших меня бандитов.
Ладно, разберёмся, решил я. Надо просто найти специалиста. В каждой теме есть человек, который знает её досконально. Наверняка есть тот, кто знает историю Ганзейского союза во всех подробностях.
Я пролистал ещё несколько книг и нашёл нужную фамилию.
Профессор Валентин Иванович Миропольский.
Доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук СССР и декан нашего университета.
Эх, знать бы это утром! Я бы сразу попросил его рассказать мне о Ганзе. А теперь время к вечеру, и декан наверняка уехал из университета. Что ему делать на работе летним днём?
Но шанс оставался. Я быстро сдал книги, почти пробежал широким библиотечным коридором и выскочил на улицу.
В тени арки навстречу мне снова попался один из немцев — высокий, светловолосый и широкоплечий. Улыбаясь, словно старому знакомому, он шёл мне навстречу. Даже руки раскинул в стороны, как будто собирался обнять.
Что за чушь, подумал я. И тут же что-то тяжёлое больно ударило по затылку. В глазах потемнело, мелькнули вытоптанные каменные плиты колоннады, и я рухнул прямо в объятия немца.
Когда я пришёл в себя, на улице почти стемнело. Я лежал на траве, в тени густых, аккуратно подстриженных кустов. Над головой нависали ветки дерева.
