Андрей Валентинов - Ола
Я уже не слушал – ни про чувства, ни про великанов. Влипли! И место какое – самое что ни на есть убойное! Слезть с осла? А копье? Бросить?
Тьфу ты!
Я еще успел заметить, как мой рыцарь, изрядно качнувшись в седле, здоровой рукой взялся за рукоять своей железяки, прежде чем…
– … А ну, слазь с седел! Приехали, сеньоры!
Слева, справа, спереди, сзади… Дюжина? Больше! На плечах – сайяли мехом вверх, на башках нечесаных – шапки чуть ли не из овчины. А рожи-то, рожи! Зна-а-ко-мые рожи! Не из того ли селеньица, что внизу осталось?
– Слазь, говорю!
Вот это здешних разбойничков и губит – желание поболтать. Или покрасоваться – что одно и то же. Я бы в этих кустах сидел – так у меня и ветка бы не хрустнула, и птица не шелохнулась, и языком трепать бы не стал. Вот месяц назад, как раз на этой самой Сицилии…
– Поживее, поживее, кастильские свиньи! Первое дело – кошели кидайте, а там уж поглядим!
Посмотрел я на разбойничков – и почему-то успокоился. Ни луков у мордачей этих, ни мечей. Даже кинжалов приличных нет. Только дубины да ножи. Кухонные.
Козопасы!
(А за «кастильскую свинью» можно и пырой в брюхо получить, мориски драные!)
– Не соблаговолите ли, любезные сеньоры великаны, точнее изъяснить ваши намерения?
Вроде бы мне и привыкнуть пора, а все равно не выдержал – рот раскрыл. Вернее, он сам собой растворился – рот. «Любезные сеньоры великаны»! Ну сказанул, дядька!
– Че-че-чего?
Кажется, не у одного меня со ртом неувязка вышла!
– Дело в том, сеньоры, – как ни в чем не бывало продолжал доблестный идальго, – что мы с моим эскудеро, благородным юношей Игнасио [23], прозываемым Бланко, изволим мирно путешествовать, отнюдь ваших великаньих владений не тревожа и добра не трогая…
Ну надо же! «Игнасио»! Мне даже понравилось.
– Однако же, коли вы из племени великанов злых, до добра чужого жадных, то не будь я благородный идальго Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада…
Главного я уже успел приметить – именно он про «кастильских свиней» помянул. И не зря! На башке – не шапка козья – тюрбан! Навидался я таких в Гранаде! И в Алжире навидался.
А что болтают – славно! Пусть болтают.
Пока!
– … прозываемый ныне Доном Саладо, то не избежите вы доброй трепки. А посему вызываю я вас на славный бой!…
Болтайте, болтайте! А я пока считалочку вспомню. Старая такая считалочка, глупая: «Ты гуляй, гуляй, дубье! Разбегайся прочь, ворье! Первый – раз, второй – погас…»
– Бей! Бей кастильцев! Бей неверных собак! Опомнились! Бей – значит бей. Бьем! Гуляй, дубье!
Завертелось, засвистело,
Заорало, закружилось,
Эх, гуляй, гуляй, пикаро!
Жалко, музыки не слышно.
Хорошо под кастаньеты
Проломить башку дурную!
Бей налево, бей направо!
Ты не сам придумал это —
Или враг откинет ноги,
Или сам лежать здесь будешь!
А убьют – что за досада?
Над пикаро не заплачут,
Но и сам не стану плакать,
Если выжить доведется!
Эх, опоздал! В жизни с копьем этим дурацким не обращался. Хотел древком навернуть…
«Ты гуляй, гуляй, дубье!»
…прямиком по тюрбану наглому. Нет тюрбана! По шапке, что рядом… Ах ты!
…нет шапки!
Ну, по следующему уже не промажу! Есть! «Первый – раз!…» Странное дело, когда дерусь – ни черта не слышу. Вот и сейчас – вроде бы орут, пасти свои грязные раззявливают с клыками желтыми…
«Второй – погас!…»
Кстати, как там мой рыцарь? Как бы не убили! Жив? Ой! Ай! Дьявол! Таки попали, по плечу, правда, но все же!…
«Ну а третьему мы…» А где, кстати, третий? Третий где? Тот, кому мы, понятное дело, в глаз.
Оглянулся.
Копьем – древком стоеросовым – на всякий случай в воздухе махнул – аж просвистело… Нет третьего! И четвертого, кстати, тоже.
Неужели все?
– Ты славно обращаешься с копьем, Начо, – одобрительно молвил Дон Саладо, невозмутимо вкладывая в ножны свою железяку. – Однако же в следующий раз советовал бы я тебе повернуть его иным концом, именно же острием…
Фу-ты!
В кустах – шорох, на дороге мы с рыцарем, да конек с моим Куло, да пара башмаков деревянных вкупе с шапкой. Плечо ноет… Кровь? Нету крови, и на том спасибо. Ни на плече, ни на дороге… Да где же все? Этих ублюдков с дюжину ведь было, а я даже дагу не вынул…
– Они чего, убежали?
Ляпнул, не подумав. Потом, естественно, задумался. Задумался, а после – изумился.
– Сеньор, это вы… вы их прогнали?
Теперь удивился он. Удивился, глазами своими подслеповатыми моргнул.
– Неужели ты хотел бы, Начо, пролить кровь этих бездельников? Поверь, навидался я великанов и скажу, что эти – из распоследних. Посему и бил я их, как и должно – плашмя. Хоть и надел их предводитель стальные латы…
Латы? Это он что, о тюрбане?
Латы?!
Кто это хохочет? Неужели я? Действительно, обхохотаться можно. Сухорукий калека с допотопным мечом в дурацком шлеме! А я думал, этого дядьку на помочах водить придется!…
– Поистине, рыцарь, вы совершили изрядный подвиг! – отдышавшись, заметил я. – А этот… предводитель, который в стальных латах?
– Унесен был, – удовлетворенно кивнул Дон Саладо. – Под руки унесен двумя чудищами…
…А жаль! Мне бы с этим тюрбаном поговорить. И не только мне!
– …И вновь повторю – не спасли его латы стальные дамасского закала, хоть и исщербил я о них свой славный меч…
– Покажите! – не выдержал я.
Кажется, самое время начинать лечение. Раз уж мой рыцарь столь ценит логику… Глазами не увидит, так пальцем пощупает!
Протянул он мне меч (ой, старый! ой, ржавый!), взял я железяку эту. Взглянул.
Глаза протер.
Снова взглянул…
Что за диво? Слом на стали,
Словно били по железу.
Свежий слом – никак не спутать,
Исщербилась железяка!
Я стоял, глазам не веря,
И все пальцем в нее тыкал.
Или был тюрбан железный?
Иль под ним башка стальная?
Или это просто – случай?
Так ведь не было железа —
Только шапки и дубины!
Так стоял я, дурень дурнем,
Не решаясь слово молвить.
Заревел тут мерзкий Куло —
Не иначе – рассмеялся!
ХОРНАДА III. О том, как мы с доблестным идальго участвовали в одном высокоученом диспуте
– И что же еще тебе предсказала оная цыганка, Начо? – вопросил Дон Саладо, удовлетворенно отодвигая в сторону пустую миску.
Надо же, не забыл!
Я свою похлебку давно уже проглотил и хлеб дожевал, и теперь от нечего делать обозревал старый ржавый щит, висевший возле окошка. Ну и рухлядь! Как раз для моего рыцаря.
– Цыганка эта, сеньор, велела мне опасаться святой Клары, потому как именно от нее мне смерть приключится.
– Гм-м…
Как хорошо, когда вокруг ни единой мавританской рожи! Все здесь свои, все добрые кастильцы. На первый взгляд, во всяком случае.
Здесь – это на постоялом дворе «Император Трапезундский». Я не ошибся – аккурат за горочкой распаскудной, где на нас напали, двор этот находится. То есть для меня – постоялый двор, для Дона Саладо же, понятное дело, замок. Хорошо еще, не великанский! Замок не замок, но тут уж точно – не мавры обитают. Не мавры, не мориски, не мудэхары, не эльчи [24]. Не суются они сюда. И хвала Деве Святой!
Про мавров (они же – злобные великаны) я прямо с порога здешнего хозяина расспросил. Он даже не удивился, а ежели и удивился, то тому, как это мы с моим идальго живыми сюда добрались. Гиблые там места, за горой. Сплошные мориски, Магомету своему паршивому чуть не в открытую поклоняются, а тех, кто мимо проезжает, – в ножи. За последний год аж семеро пропало. И купцы, и просто народ бродячий вроде нас.
Послушал я, головой покачал, перекрестился даже. А потом и удивился – слегка. Ежели мы с Доном Саладо дюжину этих душегубов разогнали, то чем другие хуже? Купцы-то без охраны не ездят, даже самые захудалые.
А похлебка тут хороша! Только у мяса вкус какой-то сладковатый.
– Однако же, Начо, – молвил рыцарь после долгого раздумья, – сдается мне, что предсказание сие не должно тебя тревожить. Не говорю уже о том, что святая Клара никому еще не приносила зла да и принести не может, какова цена сиим пророчествам? Маги и ворожеи редко говорят правду, ибо королем у них сам Отец Лжи, коего называть мы тут поостережемся.
Я пожал плечами, а самому стыдно стало. Не то чтобы я в это все поверил, но с тех пор ни в одну церковь Санта-Клары не заходил. Вот, наверное, обижается она на меня!
А насчет этих самых магов и ворожей…
– А я слыхал другое, рыцарь. Того, кого вы называть не захотели, вообще не следует опасаться. Ведь Господь всесилен, так? Кто же против него бороться сможет? Между прочим, в старых книжках, где ад описан, сказано, что этот самый, кого мы не называем, лежит на самом донышке в цепях, а его с боков огнем подпаливают. Это сейчас попы стали нас им пугать – чтобы мы церкви десятину платить не забывали.
– Помилуй, Начо! – борода-мочалка недоуменно дернулась. – Кто мог рассказать тебе такое?
И действительно, кто? Зря я об этом заговорил. И с кем?
