Егор Калугин - Спасти товарища Сталина! СССР XXI века
– Стоять, стоять! – молодой голос. – Открывай кассу! Открывай кассу, зараза!
Металлический щелчок и выстрел. И жуткий гогот:
– Га-га-га, смотри, смотри сколько капусты!
Опускаюсь на пол, в висках оглушительно стучит пульс. Хулиганы. Я видел их только в старых фильмах и никогда в жизни, оттого мне становится по-настоящему страшно. Хулиганы гогочут в нескольких шагах от меня. Не киношные, самые-самые настоящие. Они казались мне выдумкой, сказочными персонажами. Не может, считал я, советская молодежь быть такой низкой, животной, чтобы получать удовольствие от насилия. И вот они. Такие же разнузданные. Такие же опасные. Рядом.
По голосам их как минимум трое. У них как минимум один огнестрельный ствол. Девушки больше не слышно. Только ржание молодых:
– Гы-гы-гы…
– А я те чо говорил…
– Папа плохому не научит…
– А давай весь этот сарай разнесем?
– Гы-гы-гы… Ага, прикольно…
Ни девушки, ни милиционера не слышно. Судя по звукам ударов и выстрелу – убиты. Это значит, как только хулиганы меня заметят – и мне крышка. Убивают они с ужасающей легкостью, без раздумий. Еще страшнее, чем в кино. И мурашки бегают по спине, и руки начинают мелко подрагивать.
Нужно вызвать милицию… Да, вызвать милицию! Вынимаю из кармана мобильник и тут же отрезвляющая мысль – пока буду шептать в трубку адрес, хулиганы меня найдут. Замечаю на стене торчащие из фальшь-панели усики беспроводной точки доступа к сети. Непослушными пальцами открываю карманный компьютер. Системы безопасности зданий – одна из моих специальностей. Дрожь пальцев заставляет ошибаться, и после очередной опечатки я замираю на мгновение, делаю пару глубоких вдохов. Грохочут полки с товарами, в гулкой пустоте торгового зала универсама не прекращается гогот хулиганов.
Вошел в систему безопасности. Первое – сигнал на пульт милиции. Второе – камера видеонаблюдения в дежурке. Там никого. Либо седоусый милиционер вышел сегодня в смену один, либо его напарник сбежал. Движение стилуса и по маленькому экрану наладонника разбегаются окошки камер наблюдения торгового зала. Хулиганов действительно трое. Они палками крушат стеллаж с напитками в двух рядах от меня. Расплескиваются кровавыми брызгами банки с томатным соком. У входа в темной луже лежит тело – видимо, охранник. Девчонки не видно.
Если бы я увидел ее, лежащей на полу, мертвой – я бы ушел. Справа от меня, по плану магазина дверь в подсобные помещения. Пока хулиганы заняты разгромом – выйти, заблокировать вход и дождаться приезда милиции. Но девчонки нет и что с ней неизвестно. Девушки с мягкими неуверенными губами, с которой я даже не успел познакомиться.
Хулиганы на экране наладонника двигаются в мою сторону, и пока я не решил, что делать дальше, перемещаюсь дальше от спасительной двери подсобки, прячась за стеллажами.
Мне нужно выманить их из торгового зала и заблокировать дверь. Они убьют любого, кто попадется им на глаза. Поэтому подойти и предложить им пройти в подсобку – не вариант. Побежать перед ними приманкой – нарваться на выстрел.
По плану магазина дверь подсобки выходит к лифту. Выключаю освещение в коротком коридорчике. Привожу в движение лифт, и раскрывшиеся двери мелодично звенят.
– Что за дела? – останавливается один из хулиганов, смотрит на дверь подсобки, откуда пробивается в щель приглушенный свет фонаря.
– Чего? – останавливается рядом с ним второй, с коротким оружием, не похожим на палку – вероятно, обрез охотничьего ружья.
Светлая полоска дверной щели подсобки гаснет – лифт закрылся. Я отправляю кабину на второй этаж, и звук работающего электродвигателя приводит их в бешенство:
– Кривой, тут кто-то есть! – кричит хулиган с обрезом и бросается в подсобку.
За ним остальные. На втором этаже лифт с характерным звоном открывает двери.
– Ушел! Ушел, зараза! – слышится из подсобки.
– Не уйдет! Никуда не денется!
Я вижу на экранчике наладонника, как они наперебой тычут в кнопку, и кабинка лифта послушно возвращается. В азарте погони хулиганы прыгают в открывшиеся двери. Останавливаю лифт между первым и вторым этажом. Разом на барабанные перепонки обрушивается безумный вой, выстрелы и грохот палок в стальной западне тесной кабинки. Поднимаюсь с пола. С улицы слышится приближающийся веселый пересвист милицейских сирен.
Я ищу девушку, подхожу к кассе. Она лежит калачиком, свернувшись вокруг ножек кресла. Ее пальчики зажимают кровавое пятно живота. Несколько долгих секунд просто смотрю на нее. На белый мраморный лоб, чуть поднятые удивлением брови, сосредоточенный взгляд, направленный с немым вопросом мимо ножки кресла в пустоту.
И вдруг мне кажется, что она пошевелилась. Я даже уверен, что она шевелится, дрожат напряжением ее ресницы. И я падаю на колени в лужу крови, поворачиваю ее плечи, и шепчу – нет, кричу:
– Потерпи! Потерпи, Катенька!
Я делаю ей искусственное дыхание, дышу горячо в неживые губы и толкаю ладонями в грудь, стараясь оживить остановившееся сердце:
– Потерпи! Потерпи, Катя!
Подоспевший расчет милиции бьет меня по затылку дубинкой и надевает наручники.
6
Подполковник Деев находит меня в шестом часу утра в кабинете следователя сто шестнадцатого отделения милиции, прикованным к стулу. Захарыч морщится, трет ладонью лоб, прогоняя сонливость, молчит, глядя, как расстегивают наручники. И так же ни слова не говоря, выводит меня в зябкий утренний воздух.
Нас ждет автомобиль, и подполковник открывает мне заднюю дверь, сам садится вперед. За всю дорогу до моего дома мы не произносим ни слова. Только на углу, перед тем самым универсамом я прошу остановиться.
– Леонид Захарыч, – говорю в упрямый затылок подполковника, – вы передайте там, что я… задержусь с утра.
Мы в разных подразделениях и по службе пересекаемся довольно редко. Но подполковник кивает, не глядя на меня.
Я провожаю взглядом уходящий в утренний сумрак автомобиль и возвращаюсь в тот самый торговый зал. Заспанные рабочие восстанавливают стеллажи, кровь с пола стерта, еще блестят розовым свежие разводы влаги. За кассой другая кассирша, нахмуренная тетка с необъятным бюстом.
Домой я возвращаюсь в шесть утра и выпиваю три бутылки пива, чтобы не думать о происшедшем. И все же засыпая, вижу во сне тонкие сжатые судорогой неживые губы девчонки, с которой едва успел перекинуться парой слов.
7
«Веди смелее нас, Буденный, в бой! Пусть гром гремит! Пускай пожар кругом!» – воет мобильник.
Приоткрыв глаза, смотрю в мир сквозь частокол ресниц. Солнечный свет упрямо бьет в приоткрытые шторы. Мобильник подпрыгивает на тумбочке, под аккомпанемент утверждения: «И вся-то наша жизнь есть борьба!»
Это мелодия моего начальника.
Протягиваю руку, стараясь не двигать головой – пива оказалось слишком много для короткого сна в четыре часа. На мобильнике десять пятьдесят утра.
– Слушаю, – прижимаю трубку к уху, губы едва шевелятся.
– Петров, мне нужно срочно с тобой побеседовать, – слышится сухой голос начальника, называемый у нас «официальным».
Или готовит разнос по работе, или ожидается взыскание за сегодняшнее опоздание.
– Я просил подполковника Деева, – говорю со слабой надеждой.
Захарыч, похоже, забыл обо мне…
– Да, он передал. Ужасная история, хулиганы в наше время в Москве! Немыслимо просто, – начальник в дополнение к официальному голосу необычайно деликатен, и я окончательно просыпаюсь. – Нам необходимо поговорить.
Он замолкает на мгновение, но добавляет неожиданно:
– По вчерашней работе.
Ох, черт… Видимо, Деев в докладе по завершению операции отразил факт моего неудачного знакомства в эфире. А это пахнет «строгачом» с потерей определенной части заработной платы. А уж на партсобрании пропесочат как следует. К гадалке не ходи.
– Понял, – от разговора не отвертеться. – Когда?
– Немедленно, – произносит начальник и вешает трубку.
Вот тебе и «С добрым утром»…
Поднимаюсь медленно, словно многотонная башня. Сажусь, пинаю вяло пивные бутылки по полу. Разнос обеспечен. Приказание прибыть немедленно может служить только признаком крайней необходимости. Мой начальник, полковник Каинов, хоть и из кадровых офицеров, но солдафонством не страдает и выкручивать руки без нужды не станет. А значит, разговор обещает быть жестким и прямым. Как выражается Деев – «без вазелина».
Шлепаю обреченно в ванную. Щупаю перед зеркалом свежую щетину. Уныло смотрю в свое измятое скомканным коротким сном отражение. Жизнь такая нудная вещь. Каждый день одно и то же. Тот же идиот в зеркале смотрит на тебя по утрам с надеждой, приглядываясь – ну что же, ты уже стал самым-самым? Он только стареет. И ждет ответа.
Смотрю в розоватые глазки субъекта в зеркале и мысленно посылаю его ко всем чертям. Ограничиваю утренний туалет чисткой зубов, для снятия перегоревшего за ночь аромата пива, и споласкиванием лица. Бриться не буду. Вдобавок к покрасневшим белкам глаз, подсвеченным недосыпом и принятием алкогольных напитков перед сном, редкая щетина прекрасно дополнит вид идущего «по наклонной» ведущего эксперта. Пусть ругают. Заслужил. А вчера еще и дружинников обманул. Проверочка бдительности, мол. Если и об этом станет известно – могут в должности понизить. А это на восемь рублей оклада меньше. М-да-а-а…
