Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего
— Хорошо, господин барон.
Бертольд подошел к валявшемуся гусару и попытался его поднять. Выругался. Тут же ушел, отчего Сухомлинов проводил слугу удивленным взглядом. Затем вернулся, но уже не один, а с двумя здоровыми парнями. Игнат Севастьянович, помня, с какой прытью Фридрих II Великий забирал таких гигантов в прусскую пехоту, удивился, почему те не оказались там. Между тем Бертольд дал тем указания. Они подошли с двух сторон, не обратив внимания на лужу, и подняли гусара под руки. Поволокли. Начищенные до блеска сапоги покрылись пылью.
Между тем Сухомлинов перезарядил пистолет. С каждым разом стрелял он все увереннее и увереннее. Не то приноровился к незнакомому оружию, не то опыт, доставшийся от барона, передался «по наследству». Огляделся. Кидать пустые бутылки теперь некому было. Заметил краем глаза сороку, что сидела на ветке дерева. Прицелился и выстрелил. Птица не успела взлететь. Свалилась на землю.
— Уже лучше, — похвалил себя Сухомлинов.
Он уже было собирался еще раз перезарядить пистолет, да только не успел. Окно на первом этаже, там, где (если память Игнату Севастьяновичу не изменяла) была кухня, распахнулось, и высунулась полная женщина лет пятидесяти. Темно-серое платье, белый передник, волосы спрятаны под чепчиком. В руках поварешка.
— Господин барон! — прокричала она, Сухомлинов вздрогнул. — Обед готов, господин барон.
— Иду, Адалинда! — крикнул он в ответ. Запихнул пистолет за кушак и направился к дому.
Стол, на удивление, от яств не ломился. Первое, что предположил старшина, так это то, что барон к зажиточным землевладельцам не относился. Отчего и подался по наставлению покойного батюшки в созданный совершенно недавно полк Черных гусар. Сухомлинов невольно вздрогнул. Воспоминание из совсем еще недавнего прошлого барона всплыло в его голове. Причина нахождения бравого вояки в поместье, а не в полку с товарищами оказалась довольно банальна. Несколько дней назад его отец Христиан фон Хаффман, в этот момент Игнат Севастьянович вздрогнул, приказал долго жить. Предчувствуя скорую кончину, послал человека в полк с прошением отпустить отпрыска проститься с ним. Подполковник Винтерфельд тут же подписал разрешение, дав Адольфу фон Хаффману неделю срока на улаживание всех дел. Зная шебутной характер барона, заодно порекомендовал тому взять с собой фон Штрехендорфа.
Приехали, когда Христиан фон Хаффман почил, барон тут же потребовал прочитать завещание батюшки. Слегка расстроился, так как большую часть составляли долговые расписки. Затем предал родителя на местном кладбище земле и начал осваиваться, в первую очередь пригласив в свои владения кредиторов, среди которых оказался господин Мюллер и местный бюргер Генрих Шлаг, последний прибыл на следующий день, но не один, а с дочерью, молодой fräulein по имени Катрин. Когда молодой барон ее увидел, у него глаза тут же заблестели. Он словно вторые крылья приобрел. Бюргер тут же смекнул, что к чему, и незаметно, почти по-английски удалился. Старик явно рассчитывал с помощью красивых глазок дочери прибрать в свои руки угодья барона. А как это сделать, если не женить на единственном чаде молодого повесу.
Вот и гуляли впятером накануне вечером: молодой барон, фон Штрехендорф, Катрин да господин Мюллер с приятелем. Ну, а там само собой ссора и дуэль.
Сухомлинов зачерпнул ложкой из фарфоровой миски сырного супа и поднес сначала к носу. Принюхался. Пахло непривычно. Игнат Севастьянович никогда такого блюда не пробовал, в обычной жизни предпочитая густые серые щи да сытную душистую уху. Запихнул ложку с похлебкой в рот и закрыл глаза, пытаясь понять, что в нее намешано. Узнал картошку, лук, фарш. Зачерпнул еще и ощутил вкус сыра и грибов. Хорошо, что Адалинда умелая хозяйка и сотворила из всех этих ингредиентов вкуснейшую вещь.
Сухомлинов улыбнулся и подмигнул стоявшей в дверях кухарке. Та сразу покраснела от смущения, но не ушла, а стала и дальше смотреть за реакцией хозяина, опасалась, что может просто не угодить барону.
Игнат Севастьянович отставил тарелку в сторону, и тут же молодой слуга, все в той же серого света ливрее и белом, накрахмаленном парике, поставил ему второе блюдо. Затем аккуратненько положил перед бароном вилку и ножик. Сухомлинов облегченно вздохнул. Старый добрый бигус. Блюдо традиционное и популярное не только в Польше, Литве и Белоруссии, но и в России. Тушеная квашеная капуста с копченой колбасой. Как раз чтобы баланс витаминов в организме привести в норму. Только бы за трапезу приняться да обедом насладиться в полной степени, так нет, принесла нелегкая пастора. Аппетит тут же испарился.
— Я гляжу, вы не рады меня видеть, сын мой, — проговорил старый пастор в дверях.
— Как вы догадались? — пробурчал Сухомлинов.
— Да я вот погляжу, у вас и аппетит куда-то пропал. Тарелочку отодвинули. Али есть не желаете?
Священник прошелся по комнате, заглянул пристально сначала в глаза Бертольду, затем молодому слуге Зигфриду. Хищно улыбнулся и опустился на соседний стул. Пододвинул к себе тарелку с бигусом. Втянул носом исходящий от еды аппетитный запах и проговорил:
— Так ежели у вас аппетита нет, господин барон, вы не будете возражать, если столь отменно приготовленный обед скушаю я?
И, не дожидаясь ответа, начал смачно поглощать капусту.
— Чем обязан столь важному визиту, господин пастор? — поинтересовался Игнат Севастьянович, надеясь, что правильно обратился к священнику.
Пастор не отреагировал. Его сейчас больше интересовал обед. Казалось, ему было все равно, пост сейчас или нет. Главное было — набить брюхо.
— Хотелось бы узнать причину столь раннего визита? — полюбопытствовал Сухомлинов.
— Ваша дуэль, барон. Мне стало известно, и, вполне возможно, слухи могут поползти по округе. А если они достигнут ушей короля Фридриха, наказания вам будет не избежать…
— Если я не погибну на дуэли, ваше преподобие.
— Погибнете? — удивился пастор.
— А почему бы и нет?! Звезды не так расположатся, карты не так лягут, да и сам Господь Бог решит, что пришел конец моему пребыванию на этой грешной земле.
— Ежели Господь хотел бы вас забрать к себе, он бы нашел куда более подходящий способ.
Другой способ, отметил про себя Игнат Севастьянович, уже был. Там, в теперешнем будущем. Сейчас судьба давала еще один шанс умереть, но уже в результате лотерей. И все же, что ему предпринять? Поддаться уговорам пастора и, если господин Мюллер принесет извинения, не участвовать или же все же стреляться? В поисках ответа Сухомлинов взглянул на священника, словно тот знал ответы на его вопросы. А между тем пастор доел бигус и отодвинул тарелку.
— Хорошо приготовлено, — проговорил он. — Все же ваша кухарка лучшая в этих краях, барон. И все же я бы предложил вам закончить все это дело по-хорошему. Поскандалили, поругались и разошлись.
— Вас послал господин Мюллер, зная, что я хорошо владею любым оружием, ваше преосвященство?
— Да упаси Бог, господин барон. Господин Мюллер мне так же противен, как и вам. Таким жмотам, как он, незачем жить на этом свете, а гнить нужно в аду. Гореть в геенне огненной!
Экак заговорил, отметил про себя старшина. Гнить в аду, гореть в геенне огненной. И за какие это грехи?
— А перед вами-то чем провинился господин Мюллер?
— Я денег у него просил на ремонт костела. Он не дал. Вернее, давал, но под проценты. Это на дом Божий да под проценты?!
Меркантильные интересы, отметил Сухомлинов. У самого небось деньги под подушкой в чулке хранятся. Игнат Севастьянович взглянул на пастора пристально.
— А может, это, его, того?
— Чего того, господин барон? — не понял священник.
— Пристрелить.
— Да упаси Бог. Пусть живет.
— А может, припугнуть? Так, слегка, чтобы он потом на все службы ходил. Да и на собор во спасение его никчемной жизни денежек пожертвовал?
— Припугнуть? — удивился пастор.
— Припугнуть. Ранить слегка, да так, чтобы вы потом его отходили.
Священник побледнел. Рыгнул. Затем гневно взглянул на барона, потом ударил кулаком по столу и лишь только тогда произнес:
— Да что вы такое говорите, господин барон.
— Ладно. Пошутил я. Стреляться все равно будем. Решение я не поменяю. А уж там пусть сам Бог решает, кому жить на этой грешной земле, а кому нет.
— Эх, господин барон, господин барон, — прошептал священник, — выходит, я вас не убедил. Ладно, так и быть, пойдемте в вашу комнату.
— Это еще зачем? — вспыхнул теперь в свою очередь Сухомлинов.
— Исповедоваться. Ваш противник уже исповедовался. И вскорости прибудет. Кстати, где ваш секундант?
— Почивать изволит, — прошептал Игнат Севастьянович, — умаялся. — Взглянул на пастора: — А здесь нельзя?
— Нельзя что? — не понял тот.
— Исповедоваться?
