Петр Донцов - Николай I - Попаданец
Я также понимал, что в будущем мне понадобятся соратники, которые меня поддержат и которые будут во мне заинтересованы. Для этого мне предстояло налаживать связи в армии и в администрации и сформировать свою команду будущих потенциальных менеджеров. Поэтому, для меня эта поездка в Европу была возможностью встретиться со многими влиятельными людьми и завязать первые нужные знакомства.
В Берлин мы приехали в конце февраля 1814. На улицах был снег, но особого мороза, который превращает зиму в тягость, не было. К нашему приезду готовились. Когда мы подъехали ко дворцу, были уже сумерки. Все окна были освещены, а вдоль аллеи, ведущей к парадной лестнице, выстроились гренадеры с факелами. Зрелище было впечатляющим, хотя после нескольких балов в Петербурге, привычным.
Королевская семья встретила нас в парадной зале. Здесь я впервые увидел Шарлотту. Не то чтобы я очень возражал против матримониальных планов моих брата и матушки, ведь свадьба с Шарлоттой была одним из ключевых моментов в жизни Николая, и одной из причин из-за которой он стал императором, в обход бездетного Константина. Но было бы неплохо, если бы она мне понравилась.
Я знал, что настоящий Николай влюбился в Шарлотту с первого взгляда, и мне было очень любопытно какова она, моя будущая жена. Я даже опасался что-то испортить, так как мне настоящему было 33 года, и мое поведение и чувство юмора могли быть иными, чем у 17-летнего Николая. Но все прошло замечательно. Видимо чему быть, того ни миновать.
Прусская принцесса оказалась довольно высокой и миловидной, и действительно походила на Луизу, свою мать. По крайней мере, если верить портретам Луизы. Со временем она обещала стать очень красивой женщиной – с прекрасной фигурой и осанкой. За обедом у нас не было возможности пообщаться, но после, когда взрослые перешли к игровым столам за партию в вист и триктрак, молодежь, то есть мы с Михаилом и трое Гогенцоллернов: Вильгельм, будущий император Вильгельм I, Шарлотта и Карл, разговорились. Фридрих Вильгельм, старший сын и наследник отсутствовал, будучи при армии. Чтобы разрядить атмосферу, я пошутил насчет строгости Ламздорфа, и мы с Мишкой рассказали о нашем путешествии в Берлин. Далее беседа потекла более непринужденно, благо у нас было много общего. Молодые Гогенцоллерны, так же как и мы, стремились на войну, на которую их по малолетству не пускали. Вообще разговор шел в основном о войне, об устройстве армии и о прошедших битвах. Только присутствие Шарлотты немного разбавляло этот разговор. Мишка был довольно разговорчивым, что позволило мне перекинуться с Шарлоттой парой слов наедине.
Так как взрослые не препятствовали нашему общению, за время, проведенное в Берлине, мы с Шарлоттой виделись по нескольку раз в день, и хотя для меня она была еще девочкой, я был очарован её веселым нравом и непосредственностью. Ничего определенного сказано не было, но мы обещали писать друг другу. Поэтому я покидал Прусскую столицу в приподнятом настроении. Первый шаг был сделан.
Глава 9
Гвардия стояла шпалерами вдоль громадного двора. Впереди стояли ветераны, а позади Молодая Гвардия. Желтое апрельское солнце тускло освещало серые дворцовые стены и играло на примкнутых байонетах. Обветренные лица солдат под мохнатыми медвежьими шапками были хмуры. Они прошли с Императором не одну компанию, с честью пронеся императорские орлы через всю Европу. Маленький капрал был для них отцом, а армия была их семьей. Теперь Император их покидал. Они остались без отца.
Среди рядов Молодой Гвардии стоял и Огюст. Когда у той полузамерзшей речки их батальон прикрывал отход Императора, он не думал, что выживет. Казаков они встретили в каре и отогнали, но за казаками шли пехота и пушки. Картечь уполовинила их батальон, а русская пехота штыками прижала их к реке. Мосты были уже взорваны, и Огюст, чудом не раненный, вброд перешел ледяную речку и из последних сил вскарабкался на крутой противоположный берег. Он бы там и замерз, когда лежал без памяти, но его подобрали отходившие последними поляки, и на плаще тянули его несколько лье до бивуака. Удэ остался на том берегу. Он был ранен, когда они с боем отходили к речке, и что с ним стало далее, Огюст не знал.
Так, как новая армия собранная Императором, состояла в основном из новобранцев, а ряды гвардии поредели, Огюста приняли в молодую гвардию, учитывая его боевой опыт и заслуги. А теперь, после еще нескольких сражений, бесконечных переходов, голода, лишений он стоял среди товарищей на этом плацу и не понимал, что его война уже кончилась.
Створки дверей распахнулись, и к ним вышел Император. Знаменоносец преклонил знамя старой гвардии и барабаны дали бой;
— Солдаты, — обратился он к гвардейцам, — вы мои старые товарищи по оружию, с которыми я всегда шел по дороге чести, нам теперь нужно с вами расстаться. Я мог бы дальше остаться среди вас, но нужно было бы продолжать жестокую борьбу, прибавить, может быть, к войне против иноземцев еще войну междоусобную, и я не мог решиться разрывать дальше грудь Франции. Пользуйтесь покоем, который вы так справедливо заслужили, и будьте счастливы. Обо мне не жалейте. У меня есть миссия, и чтобы ее выполнить, я соглашаюсь жить: она состоит в том, чтобы рассказать потомству о великих делах, которые мы с вами вместе совершили. Я хотел бы всех вас сжать в своих объятиях, но дайте мне поцеловать это знамя, которое вас всех собой представляет… Наполеон дальше не мог говорить. Его голос пресекся. Он обнял и поцеловал знаменосца и знамя, быстро вышел и, простившись с гвардией, сел в карету. Кареты умчались среди криков: «Да здравствует император!». И тут Огюст расплакался.
Глава 10
На войну мы с Михаилом не попали из-за медлительности Ламздорфа. Впрочем, его медлительность объяснялась наказом Александра, который не желал нашего появления на фронте во время боевых действий. Поэтому мы ехали кружным путем, по дороге навестив кучу родственников, в том числе и мою старшую сестру, Марию Павловну, супругу герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского. Конец войны мы встретили в Швейцарии, откуда Александр приказал нам ехать в Париж.
В Париже я встретил своего друга детства Владимира Адлерберга, уже боевого гвардейского офицера. Точнее друга настоящего Николая, но память реципиента и здесь не подвела. Тем более что за прошедший год мы обменялись двумя-тремя письмами, так что я был в курсе основных событий в его жизни. Владимир был типичным молодым ветераном, в свои двадцать четыре года он успел поучаствовать в дюжине сражений, в том числе и при Бородине и под Лейпцигом, дослужившись по подпоручика.
Там же в Париже я впервые познакомился с лучшими боевыми генералами русской армии, среди них с Иваном Фёдоровичем Паскевичем и Алексеем Петровичем Ермоловым. Оба они были разного характера и темперамента, что частично объясняло их дальнейшую неприязнь. Я довольно много времени проводил с каждым из них, обсуждая прошедшие компании. Это дало мне возможность поближе с ними познакомиться и также лучше понять оперативное искусство моего времени, проблемы и лимиты логистики, достоинства и недостатки разных видов вооружения. Им льстило, что великий князь, брат императора, интересуется их «работой» и почтительно выслушивает их пояснения. Забегая вперед, скажу, что эти генералы сыграли немаловажную роль в моей дальнейшей жизни. Впрочем, ко времени нашего знакомства они уже были людьми состоявшимися, и поэтому неудивительно, что такие значительные личности оставили свой след в истории.
Не хватало лишь Кутузова. Старый фельдмаршал не дожил до конца войны и был похоронен в Казанском соборе. Мне было жаль, что он не дожил до окончательной победы над Наполеоном, хотя конечно в победе этой он не сомневался. Я вспоминал, что в моем времени многие сомневались в его полководческих талантам, мол, еще один генерал, который волею случая попал в герои, а так, мол, посредственность. Впрочем, такие голоса, хотя и реже слышались и при дворе Александра. У фельдмаршала было достаточно недоброжелателей.
Кутузова я видел всего лишь раз, и то мельком, поэтому мне было тяжело составить свое мнение о нем. Но действительно, долгие годы войны с Наполеоном выявили плеяду блестящих генералов, таких как Милорадович, Дибич, Паскевич, Ермолов и другие. Наверное, многие из них были талантливее Кутузова, как полководцы, но одно то, что Кутузов решил сдать Москву вопреки мнению очень многих маститых генералов и политиков и, не подавшись чувствам, сохранил армию, говорило о его таланте стратега и о его здравом смысле. А здравый смысл, во все времена был редкостью. Даже Наполеон, даром что гений, совершал ошибки из-за излишней самоуверенности и презрения к противникам, в итоге чего в итоге и переехал из Парижа на остров Святой Елены.
Как только замолкли пушки, заговорили политики. В Европе нарастала очередная замотня. На этот раз англичане с австрияками планировали войну против России и Пруссии. Как я уже упоминал, Россию боялись, и претензии Александра на Польшу и Бессарабию изрядно волновали австрияков, самих поглядывающих на Польшу и Балканы, и англичан, которых волновал возможный выход русских в Средиземное море. Французы, в лице недавно посаженного на трон, не без помощи Александра, Людовика Восемнадцатого, склонялись в сторону англичан.
