Евгений Лукин - Разбойничья злая луна
Большая честь — потомка владыки поместили в одну из главных ям, каменный колодец, сооружённый разбойничками-прадедами для особо знатных пленников. Кверху колодец слегка сужался, так что вылезти без посторонней помощи из него было невозможно. Злая луна вынула из мрака широкий смеющийся оскал старой каменной кладки, и зубов в этом оскале по мере восхождения светила как бы прибавлялось и прибавлялось.
Шакал ты, досточтимый Ар-Маура! Хотя… Тебя тоже можно понять. Отпусти ты Ар-Шарлахи без наказания, поползли бы шепотки, что судья покрывает бывших владык Пальмовой Дороги, а там, глядишь, юный голорылый секретарь, преодолев трепетное уважение к досточтимому, догадался бы отправить донос в предгорья…
Так, значит, Ар-Маура учился вместе с Улькаром?.. Непостижимым и бессмертным, повелевающим громами… Ну тогда становится ясно, как это он ухитрился получить место судьи в своей собственной тени… Зато ему есть теперь что терять. Не то что Ар-Шарлахи!..
Узник хотел было усмехнуться бесшабашно, но вместо этого вдруг затосковал: стало жалко себя, заныло легонько под ложечкой. Завтра прикажут в течение дня покинуть тень Ар-Мауры. Это опять наниматься на торговую каторгу — и в пустыню… «Ненавижу пустыню, — бессильно подумал Ар-Шарлахи. — Любую. Песчаную, каменную, усыпанную красным щебнем. Любую… Поселиться бы в Харве… Хотя кто тебя в Харву пустит? И даже если пустят… Предгорья нынче уже не те. Весёлые кварталы разогнали… В Зибре говорил с голорылым, так они нам, оказывается, ещё и завидуют. Воля у вас, говорят, на Пальмовой Дороге… А в предгорьях строго. Ох строго!.. Впору и впрямь в разбойнички податься… — Нелепая эта мысль пришла внезапно и слегка позабавила. — Нет, в самом деле! Согласно последнему указу, никаких разбойников в природе не существует. Грабь на здоровье!.. Только ведь не годишься ты, братец, в разбойники. При твоей-то любви к пустыням!..»
Ар-Шарлахи сел и со вздохом поправил сбившийся коврик. Любезен всё-таки досточтимый Ар-Маура. И какая отчаянная храбрость! Ковриком снабдил, вы подумайте!..
Ар-Шарлахи уже задрёмывал, мысли путались. Ну ладно, указ… Разбоя нет… Разбойников тоже… А как же тогда облава на тёзку Шарлаха?.. Почти тёзку… За что ловить-то, если не разбойник?..
* * *Разбудивший его шум смолк мгновенно; во всяком случае, открыв глаза, Ар-Шарлахи так и не понял, что это было. Язык лунного света, пока он спал, спустился по грубой старинной кладке и теперь готов был лизнуть песчаное дно колодца. Голенастое созвездие Ганеб сместилось, ушло за каменную кромку. Вот-вот покажется краешек холодного яркого диска.
Где-то наверху неспешно поскрипывал песок под башмаками удаляющихся стражников, кто-то лениво и негромко выругался, помянув разбойничью злую луну, четырёх верблюдов и кивающие молоты впридачу.
Вскоре стало совсем тихо. Потом совершенно неожиданно рядом послышался шорох и сдавленный вздох. Вот оно что! Оказывается, в яму спустили на верёвке ещё одного узника… Обычное развлечение стражников: отдают канат не до конца, и приходится спрыгивать чуть ли не с высоты человеческого роста. Этот-то шум падения, надо полагать, и разбудил Ар-Шарлахи.
— Значит, ещё судить будут… — безнадёжно произнёс надломленный, с хрипотцой, мальчишеский голос.
Ар-Шарлахи решил было, что юный узник разговаривает сам с собою, но тут в темноте снова зашуршало, и другой голос, низкий и властный, буркнул:
— Молчи…
Ах вот даже как? Ну спасибо тебе, досточтимый! Если так и дальше дело пойдёт, то к утру в этой яме станет тесновато… Надо же, сразу двоих подсадил! Для более крепкого сна, не иначе…
Ар-Шарлахи тихонько фыркнул — и колодец тут же словно опустел. Оба новых узника замерли. Наконец обладатель низкого грубого голоса приказал ворчливо:
— Пойди узнай, кто такой.
Снова шорох балахона, и подросток, пригнувшись, подобрался к Ар-Шарлахи. Такое впечатление, что мальчишка опасался выпрямиться, дабы не попасть в косой поток лунного света.
— Ты кто?
— Ар-Шарлахи.
В колодце опять стало гулко. Похоже, ответ поразил обоих вновь прибывших. Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое рычание.
— Какой Ар-Шарлахи? Сирота? Тот самый, которого в Харву спровадили?..
— Да, — довольно резко бросил Ар-Шарлахи. Собеседник его явно не отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе… Однако нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного голоса полностью удовлетворил своё любопытство.
Что же до подростка, то он как-то неуверенно пошевелился, оглянувшись, видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.
— А сюда за что?
— Мухам лишние лапки обрывал.
— Ты отвечай, когда спрашивают! — Хрипловатый мальчишеский голос внезапно стал злым, опасным.
Опершись на локоть, Ар-Шарлахи приподнялся на коврике, всмотрелся. Выбеленная луною часть вогнутой стены бросала слабый отсвет на его юного собеседника. Среднего роста мальчуган, лет семнадцати, наверное. Вроде склонен слегка к полноте, как горожанин… А вот одет по-кочевому: балахон, головная накидка, лицо прикрыто повязкой…
— А кто ты такой, чтобы спрашивать? Судья?
Подросток чуть отпрянул — и такое впечатление, что задохнулся от бешенства. Странно… Отчаянным, что ли, хочет прослыть? Это в яме-то!.. Тут ведь чуть что — сразу стражники прибегут, и товарищ твой низкоголосый тебе не поможет… Да потом ещё судье доложат…
Подросток тем временем опомнился, сделал глубокий вдох, кажется, даже сосчитал до пяти. Потом снова подался к Ар-Шарлахи.
— Да ладно, чего ты!.. — доверительно зашептал он. — Ну прости, сгоряча сорвалось… В одной ведь яме сидим, а ты всё владыку из себя строишь!.. На сколько тебя укатали-то?
— Вот ночь отсижу, — со вздохом ответил Ар-Шарлахи, — а завтра после заката солнца ноги моей здесь быть не должно…
— А-а… — понимающе протянул подросток. — Тоже, значит, по мелочи… Как и мы…
Откуда-то из темноты презрительно хмыкнул старший узник. Что он хотел этим сказать — неясно…
— Значит, просто отпустят — и всё? — допытывался подросток.
— Да вроде так…
Подросток помолчал и вдруг, ни слова не прибавив, канул во тьму. Передвигался он по-прежнему пригнувшись. Два голоса забубнили, зашептались неразборчиво. Ар-Шарлахи удалось различить лишь отдельные слова:
— …ну не нарочно же… в одну яму…
— …подсадили…
— …спросонья… запросто могли…
— …переменить судьбу?..
Услышав про судьбу, Ар-Шарлахи удивился. В беседе двух бродяг, посаженных до рассвета в каменный колодец, такие слова звучали несколько неуместно. Впрочем, глаза у него уже снова слипались, так что к бормотанию их он особо и не прислушивался…
* * *— Справедливо приговорённый Ар-Шарлахи!
Ар-Шарлахи рывком сел на коврике. Было ещё темно. Рассвет только подкрадывался к маленькому оазису. Луна, успевшая перекатиться на другую половину неба, вымывала из мрака фигуры трёх стражей на краю колодца, налитого теперь чернотой почти доверху.
— Именем государя судья освобождает тебя из ямы и даёт тебе время от восхода до заката солнца, чтобы ты, справедливо приговорённый Ар-Шарлахи, покинул пределы этой тени. Если же ты, случайно или умышленно, задержишься в пределах тени после заката, знай, что судья именем государя приговорит тебя к казённой каторге до Зибры и обратно. — Глашатай сделал положенную паузу и приказал негромко: — Верёвку!
Упала белая гладкая (хоть бы один узел навязали, вараны!) верёвка. Поднявшийся на ноги Ар-Шарлахи наклонился, чтобы скатать коврик, но тут его жёстко взяли с двух сторон за локти и ткнули лицом в песок, едва не сломав шею. К счастью, глаза он успел зажмурить, а ноздри спасла повязка. Мощная мужская рука влезла под головную накидку, рванула за волосы, и Ар-Шарлахи почувствовал, как на горле его захлестнулась удавка. Рванулся, но был прижат к песку, потом навалившаяся тяжесть ослабла, зато петля стянулась рывком.
— Ар-Шарлахи!.. — уже раздражённо повторил глашатай.
— Здесь!.. — отозвался хриплый голос, и Ар-Шарлахи увидел, как зашевелился, уходя вверх, смутный белый балахон — самозванец лез по верёвке. Рванулся ещё раз, но удавка перекрыла ток крови, в ушах зазвенело, сплелись и расплелись перед глазами чёрно-багровые кольца, а дальше сознание покинуло Ар-Шарлахи.
…В себя он пришёл довольно быстро. Горло — пережато, над ухом — злобное быстрое дыхание. Память не утратила ни момента из того, что произошло. Бродяга с грубым властным голосом воспользовался его именем и был отпущен на свободу. Да что же это они, одного узника от другого отличить не могут?.. Ах да, стражники же сплошь голорылые, мы для них все на одно лицо… Тем более ночью… Ар-Шарлахи дёрнулся, и затяжка на горле стала жёстче. Закричать? Бесполезно… Раскормленный, как горожанин, подросток был, конечно же, слабее, но позиция его была куда более выгодной.
