Дмитрий Хван - Знак Сокола
— Засурский Иван! — Из шумной толпы учеников выросла фигура Олега Сергеевича, преподававшего во второй средней школе физику и механику.
Учитель успел поймать мальчишку за китель, когда тот попытался пролезть сквозь ограду в турбинный зал недавно отстроенной в Белореченске электрической станции. До сих пор такая была лишь в Железногорске на металлургическом производстве, заменившая собою кустарные речные барабаны.
— Я поближе хотел посмотреть, Олег Сергеевич! — воскликнул Ивашка.
— Для этого не нужно спускаться в турбинный зал, молодой человек, — с улыбкой, но твёрдо говорил учитель. — Любознательность — дело хорошее и поощряемое, но голову свою поберечь надо! Иван, ты лучше повтори-ка, что я говорил позавчера о принципах работы турбины?
Остальные ученики, стоявшие на небольшой огороженной площадке, находившейся выше уровня пола, с готовностью устремили свои взоры на волжанина-переселенца, год назад попавшего в их класс по распределению из Васильева.
— Паровая турбина работает так: в паровых котлах, кои стоят ниже, образуется пар. Оный пар под давлением поступает на лопатки турбины. Она совершает обороты и вырабатывает механическую энергию, кою использует генератор, — бойко отвечал паренёк.
Учитель с довольным видом кивал, посматривая на остальных учеников.
— Иван продолжает делать успехи, это похвально! А ведь ещё год назад он пугал нас чертями, — рассмеялся Олег Сергеевич.
Мальчишки и девчонки разом поддержали учителя, вспоминая наперебой, как Ивашка испугался, увидев работавший ночью паровик.
— Так то я совсем тёмный был! — оправдывался сконфуженный Ивашка. — Это сейчас я ангарец настоящий!
И это было именно так: вчерашний переселенец сегодня был уже не просто ребёнком, живущим в княжестве, но и членом военизированной организации учеников средних школ имени ангарского князя — соколёнком. Такие мальчишки, как он, помимо школьного обучения различным наукам проходили и курсы обращения с оружием, учились работать с радиостанцией и многому другому. По достижении пятнадцати лет каждый ученик, заканчивая школу, получал предписание на дальнейшее профильное образование, сопряжённое с началом обучения и в военной школе Удинска или Иркутска. Пока Ивашка не знал, что его ждёт, да и не мог до сих пор определиться, в каком классе ему больше нравится. Хотя сейчас его занимало более всего электричество, что идёт по блестящим от лака проводам к стеклянной колбе, светящейся маленьким солнышком под потолком. Иван мечтал иметь подобное чудо и в своём доме, но, увы, провода тянулись пока лишь к школе, нескольким цехам да к кузнице. Сказывалась нехватка медного изолированного провода. Как пояснял учитель, сей прискорбный факт был временным, и уверял, что в скором времени в каждом доме загорится электрический свет.
Игнат Корнеевич, отец Ивана, уже где-то с год работал подмастерьем в карандашном цехе. Старший мастер цеха отмечал упорство и работоспособность Засурского-старшего, регулярно проверяя результаты его работы. Посему в скором времени Игнат может рассчитывать на медную бляху младшего мастера, что означало следующую ступень в иерархии ангарского социума. Мать Ивашки трудилась портнихой на недавно организованной белореченской мануфактуре. Но, конечно, родители его трудились на производстве в свободное от полевых работ время — с конца уборочных работ до начала посевной. Работа в поле занимала большую часть года. Хорошо, выручало растущее поголовье лошадей и, в придачу к ним, конные сеялки да косилки.
Глава 2
ПЁТР КАРПИНСКИЙ, АНГАРСКИЙ ПОСОЛ.
Наконец настал день, когда Матс, этот старый капитан королевского флота, заскочил к нам и, словно мальчишка, с восторгом сообщил о том, что сам Ганнибал Сехестед, статхолдер Норвегии, желает принять нас в копенгагенском замке Русенборг. Приятная новость, чёрт возьми! Последний месяц мы жили в поместье семьи Нильсена, куда он меня уговорил переехать из Копенгагена в одну из наших встреч. Небольшая деревушка, отстоявшая на юг от столицы километров на двадцать — двадцать пять, поначалу показалась мне земным раем. Тишина, покой и отдохновение в провинциальной глуши. Матс горделиво называл своё имение замком, но мне это небольшое двухэтажное строение из потемневшего от времени камня с одним флигелем и невысокой башенкой, окружённое низеньким каменным забором, напоминало небольшую церквушку. Не хватало лишь креста на башенке. Хотя, не спорю, построено было на совесть, да и жилище это навевало мысли о благородных предках Нильсена.
К сожалению, погода нас не баловала. Похоже, она соблюдала своеобразную гармонию — серый камень замка, серая земля вокруг, серые лица крестьян и серое небо вверху. Дожди меня-то замучили, почти не появлявшегося вне замкового двора, вымощенного камнем. А что говорить о нижегородцах, коих наши морпехи решили озаботить физической подготовкой! Каждодневные пробежки до дальнего леса, гимнастика и азы борьбы самбо под аккомпанемент накрапывающего дождя — не каждому такое по плечу. Местные смотрели на это с недоумением, многие осуждающе качали головой и показывали на моих мужиков пальцами, обсуждая причуды чужаков. А священник здешней церквушки и вовсе волком смотрел, но, слава богу, никаких воплей о нечистой силе от него слышно не было. Только деревенские детишки с любопытством и смехом наблюдали за тем, как странные бородачи с утра пораньше бегут из замка Нильсенов по самой грязи к лесу, а потом как умалишённые машут руками и ногами, стараясь делать это в унисон. Они, бывало, и сопровождали ангарцев в их пробежках, покуда не получали пару затрещин, будучи пойманными своими недовольными мамашами.
Я же почти всё время проводил в изучении датского языка, используя модный метод полного погружения в языковую среду. Я надеялся, что у меня получится. Ведь с английским в своё время я справился после школы довольно легко. Вот только сейчас многое подзабыл, не тренируя память общением. После английского языка, кстати, датский показался мне весьма сложным. Сказалась та англоязычная среда, которую в нашем прежнем мире создали СМИ, поп-культура и Интернет. На слух датский несколько схож с немецким, который я непродолжительное время успел поучить в школе. Вскоре, с подачи родительского комитета, язык Канта и Гёте заменили прогрессивной американской жвачкой. Так что из немецкого я помнил только расхожие фразы из советских кинофильмов о Великой Отечественной.
Теперь же, по прошествии месяца с небольшим, я немного поднаторел в разговорном датском с помощью Олафа и Харальда — сына Матса Нильсена. И если случалась таковая оказия, пробовал разговаривать с жителями деревни, что частенько бывали в замке, принося молоко, яйца и прочую снедь для кухни. Правда, крестьяне меня по большей части игнорировали. Исключение составляли дети, которые с интересом и улыбками выслушивали мои попытки объясниться с ними. Смеясь, они поправляли меня. Удивительно, как из таких милых конопатых созданий со временем вырастают хмурые и неприветливые люди? Хорошо, что датчане не все такие. Вот Нильсены, например. Харальд, сын Матса, оказался весьма отзывчивым, с готовностью принялся обучать меня языку. А у крестьян, вероятно, слишком сложная жизнь, чтобы болтать понапрасну с приставучим чужаком.
Кстати, на днях я узнал, что жена Матса не так давно скончалась от острых болей в животе, превративших последние дни женщины в настоящий кошмар. Я, с помощью Тимофея, объяснил, что у нас дома такие боли лечатся, помня, что наши медики уже провели несколько операций по удалению воспалившегося отростка слепой кишки. Матс лишь грустно покивал и развёл руки:
— Так ведь далеко оно, царство ваше…
Что до Олафа, то этот толстяк, похоже, всерьёз считал себя членом нашей команды, набиваясь мне чуть ли не в денщики. Ещё этот норвежец как-то сказал, что князь Ангарии и я в его лице можем рассчитывать на Олафа и его…
— Банду грабителей? — ухмыльнулся я, припоминая наше путешествие по Осло-фиорду.
— На моряков, господин Петер! — ни капельки не смутившись, заявил Олаф. — Пират и моряк суть одно и то же. Я, Олаф Ибсен, например, раньше был неплохим боцманом, разрази меня гром!
— Хорошо, Олаф, — сказал я ему тогда. — Когда мы придём снова в Кристианию, то заберём твоих ребят. Надеюсь, они добрались до фиорда?
Олаф только махнул рукой — ничего, мол, с ними не случится. Потом удовлетворённый моим ответом Олаф коротко поклонился и хотел было выйти на двор, как дверь резко отворилась и на пороге появился сияющий Матс Нильсен:
— Барон Петер! Ганнибал Сехестед, королевский наместник в Норвегии, желает принять гонцов из Ангарского княжества в замке Русенборг! Прошу выезжать немедля, после свадьбы он отъезжает в Норвегию!
