Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ) - Савинков Андрей Николаевич "Funt izuma"

Пока оппозиция, включая Народную партию, требует немедленного расследования, социалисты пытаются дистанцироваться от скандала, делая ставку на стабильность. Впрочем, исход выборов может зависеть от того, удастся ли региональным партиям, таким как каталонские Junts, использовать ситуацию для усиления своих позиций.

— Что еще? — На вторую ночь я уже более-менее выспался, поэтому утром не напоминал видом и внутренним состоянием варёную картошку.

— Свежая статистика. Провели опрос по последним событиям, — Жириновский буквально мгновенно освоился в новом статусе и.о. первого помощника, как будто тумблер переключили. — 92% населения сочувствуют личному горю товарища Горбачёва, 81% рады провалу переворота, 67% согласны с тем, что к заговорщикам необходимо применить самые жёсткие меры. Ваш личный рейтинг поднялся сразу на семь пунктов; опрошенные отметили искренность в обращении к народу, а также согласились, что в таких условиях необходимы были чрезвычайные меры.

— Хорошо, — ну не зря же я два года создавал себе образ самого народного политика. Вот теперь оно всё и пригодилось.

Вообще, призыв Генсека поучаствовать в судьбе страны нашёл той ночью необычный отклик у людей. Масштаб его ещё только предстояло осознать, однако уже совершенно точно было понятно, что именно реакция простых граждан мгновенно сделала победу заговорщиков невозможной. Когда по всей стране на улицы выходят десятки миллионов человек, а в структуре партии снизу вверх поднимается масштабная волна «верноподданичества», очень тяжело с ней бороться. По нашим данным, часть первых секретарей на местах была в курсе заговора и ждала только момента, чтобы открыто встать на сторону «нового ГКЧП», однако, увидев реакцию простых партийцев на моё обращение, все они затихарились и в итоге сохранили лояльность.

Ну правда: сидишь ты такой, очень умный и важный, первый секретарь обкома. Серьёзная политическая фигура в рамках СССР, ступенька, с которой прыгают в Москву, переходя в «Высшую лигу». И тут к тебе заваливается делегация от партийцев с требованием либо подтвердить свою лояльность законной власти, либо слезать с бочки. Мгновенно такой поворот снижает пространство для манёвра до размера иголочного ушка.

А ещё забавно: с самого утра второго марта пошёл первый вал следственных документов с протоколами допросов основных фигурантов, началась вторая волна арестов тех, на кого указали первые. Члены нового ГКЧП сами собирались ввести в стране «чрезвычайное положение», о чём планировали сообщить народу утром 1 марта. То есть последняя ночь зимы отводилась для ликвидации наиболее близких мне сподвижников — сразу после нападения на меня эта же группа боевиков должна была так же посетить место жительства Лигачёва, самолёт с Рыжковым должен был потерпеть катастрофу, а Примакова планировали тупо не пустить в СССР — и уже утром произошло бы формальное закрепление перехода власти к новому Политбюро.

Но самое смешное даже не то, что заговорщики проявили медлительность — тут что странного, поди, революцию никому из них делать на практике не приходилось — а фигура нового генсека. Новым генсеком планировали поставить — вот уж умора — Ельцина. ЕБН, как оказалось, словил обиду, что за два года он от секретаря ЦК по строительству так и не поднялся выше к заветному членству в Политбюро, и примкнул к заговорщикам.

Те, надо признать, проявили недюжинное благоразумие и согласились, что Генсеком нужно ставить русского. Потому что назначение кого-то из тройки Кунаев-Щербицкий-Алиев не поймут в партии, да и просто отдавать очевидное первенство в этом «триумвирате» кому-то одному явно не хотелось. А Ельцин пока своей команды не имел, выглядел достаточно безопасным пьяницей и в целом управляемым персонажем. Трёхпалый, в свою очередь, обещал на посту генсека свернуть мои дискриминационные по отношению к окраинам реформы и вернуть отобранные у них привилегии. Вот бы для них неприятный сюрприз, когда Ельцин, придя к власти, быстро бы кинул покровителей, — рупь за сто даю, так и было бы.

Зазвонил телефон, заставив меня дёрнуться. Честно говоря, ничего хорошего я уже от входящих новостей не ждал.

— Горбачёв.

— Товарищ Горбачёв, добрый вечер. Это Вайно. У нас тут ЧП, — в голосе первого секретаря Эстонии было слышно напряжение. Я махнул рукой Жириновскому, тот всё правильно понял, положил документы на стол и быстро вышел из кабинета.

^{(Вайно К. Г.)}

— Что случилось?

— Люди на площадь вышли. Против передачи Нарвы с районом в РСФСР.

— В Нарве вышли?

— Нет, здесь, в Таллине, — Вайно явно удивился этому вопросу. Самое смешное что сам персек нациком не был, скорее наоборот, для него вся эта движуха была очевидно лишь инструментом в борьбе за власть. Ну или за спасение, вероятно, он не мог не понимать, что его имя рано или поздно всплывет в связи с заговорщиками.

— Так какая жителям Таллина к чёрту разница? Почему их так волнует принадлежность Нарвского района? Это что для вас там прямо сейчас такая уж важная тема?

О том, что руководство Эстонской ССР готовит народный протест, я знал. Ну, как бы, для того вопрос принадлежности Нарвы и поднимался в публичной плоскости, чтобы заставить отдельных товарищей, которые нам не товарищи, проявить себя, выползти из своих норок на свет и позволить себя идентифицировать.

Более того, мне было известно, что сам Вайно эти самые протесты если не готовит лично, то всё как минимум делалось с его ведома. Более того, уже арестованный и начавший давать показания Щербицкий однозначно указал на то, что Вайно предполагалось ввести в Политбюро. Команду на арест эстонского главы я ещё не отдавал — конечно же его при этом плотно вели и аккуратно слушали, — желая сначала расплеваться с бунтом в Казахстане, поэтому, видимо, Карл Генрихович решил продолжить свою партию. Скорее всего, посчитал, что на фоне остального мне будет проще пойти ему на уступки, чем получить ещё один взрыв уже в европейской части страны.

— Сложно сказать, товарищ генеральный секретарь. Люди возбуждены всеми событиями и считают, что с ними поступают несправедливо, — в голосе эстонца явно была слышна неуверенность. — Там не только принадлежность Нарвского района, ещё вопрос добычи фосфатов.

— Каких ещё фосфатов? — Вот это было для меня совсем неожиданной новостью.

— У нас в районе Раквере большое месторождение, на этот год по плану добыча должна начаться. Это не секрет, об этом и в газетах писали, и по телевидению говорилось. Большое дело, вопрос продовольственной безопасности, — термин Вайно явно меня подрезал, вроде бы в эти времена так никто не говорил. — Все экспертизы пройдены были, положительное решение принято.

— И что? — В моём голосе отчётливо послышалось раздражение.

— Люди вышли с плакатами о защите экологии. Говорят, что не позволят уничтожать эстонскую природу. Что лучше без хлеба сидеть, чем гробить окружающую среду.

— Нет времени разбираться с вашими придурками. Принимай решение самостоятельно. Я попрошу Евгения Максимовича направить в Таллин группу усиления; если это просто ваши местные дурачки чудат, то пусть. Нужно их просто пересчитать на будущее. Если они начнут бузить — применяйте силу, нам ещё одной Алма-Аты не нужно. В общем, разбирайтесь по своему разумению, — я помолчал немного и добавил. — Но если кто-то у вас там думает, что правительство СССР можно продавить вот такими протестами, то сильно ошибается.

Прекрасный приказ разбираться с проблемой самостоятельно. Всегда можно исполнителя назначить крайним: ничего не делал — выпустил ситуацию из рук, допустил непотребство; поднял милицию и разогнал всех к чёртям — поддался на провокации, проявил несдержанность. Очевидно, готовя протесты, чухонцы рассчитывали на максимально жёсткую реакцию Москвы, чтобы потом иметь возможность оседлать волну недовольства, но что делать, если тяжесть решения будет переложена на их собственные плечи, явно не продумали.