Таких не берут в космонавты. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Черепанов её будто бы и не услышал: он смотрел на меня.

— … Твой одноклассник подтянется десять раз, — продолжил я. — Кто из вас привлечёт внимание девчонок? У кого в данный конкретный момент повысится статус?

— У него, — сказал Алексей.

— Правильно. Внимание девчонок тоже достанется ему. Я уже объяснял, почему.

— У него статус выше, — сказал Иришка.

— Но теперь вообрази, что проводят контрольную работу по математике…

— А ведь, правда! — воскликнула Лукина.

Она взглянула на Черепанова — будто бы увидела его в новом свете.

— Лёшка, на математике твой статус будет самым высоким, — заявила она. — Точно тебе говорю. Вася правду сказал. Даже я в такие моменты удивлялась, какой ты умный.

— Что и следовало доказать, — сказал я. — Ну а теперь ответь мне, Алексей. Какой смысл соревноваться с тем же Тюляевым в подтягивании? Тем более, без предварительных тренировок. Почему бы не доказывать свой статус там, где его уровень точно будет высоким? В математике, к примеру. Подумал? Но тут скрывается один не заметный на первый взгляд, но важный нюанс.

Я замолчал, взял из сугроба горсть снега — отметил: снег был вполне реалистично холодным и таял на ладони.

— Какой нюанс? — спросил Черепанов.

— Любое дело может поднять твой статус в глазах окружающих до небес, — сказал я. — Если оно у тебя получается лучше, чем у других. Вот только случится это не сразу. А что бы заявить о себе на серьёзном уровне… Ведь ты же не хотел бы навсегда остаться знаменитым лишь одной победой в школьной олимпиаде по математике? Но на общегородском, и тем более, на республиканском уровне…

Я сбросил остатки снега на тротуар себе под ноги.

— … Там одного лишь таланта мало. Там тебе, Лёша, пришлось бы немало потрудиться. А это нас переносит к тому самому нюансу. Он заключается в том, что тебе должно быть интересно заниматься тем делом, на которое ты тратишь много времени и сил. Лишь тогда ты не сойдёшь преждевременно с дистанции и придёшь к хорошему результату. Результат в нашем случае — это и есть высокий статус.

Черепанов вздохнул и невесело усмехнулся.

— К какому статусу я приду с математикой? — сказал он. — Кто влюбляется в математиков?

Я покачал головой и ответил:

— Ты разве забыл, о ком мы с тобой совсем недавно разговаривали? Считаешь, что похороны в Кремлёвской стене — это не показатель статуса? Ты думаешь, что знавшие его при жизни люди не восхищались им, и женщины в него не влюблялись? Ты полагаешь, что он не сверкал бы в лучах всенародной славы, как Гагарин, если бы его имя не засекретили?

— О ком вы говорите? — спросила Иришка.

— О «космическом отце», — сказал я.

Черепанов задумчиво добавил:

— О Главном конструкторе.

Лукина пожала плечами и заявила:

— Не понимаю. Кто такой этот ваш Главный конструктор?

Глава 23

Я не произнёс ни слова после упоминания о «космическом отце» и вплоть до того момента, когда мы переступили порог квартиры Лукиных. Промежуток между этими двумя событиями Черепанов заполнил своим монологом. Я шел по городу, дышал свежим воздухом, молчал. Слушал рассказ Алексея, который рассказывал Иришке об академике Сергее Павловиче Королёве.

Лёша подробно пересказал мне и Лукиной всю ту информацию о Главном конструкторе, которую услышал от меня. Ещё он едва ли не дословно озвучил нам напечатанный в газете «Правда» некролог — тот самый, который в понедельник зачитывала на классном часе Лукина. Я отметил, что у Черепанова либо превосходная память, либо тот некролог он перечитал не меньше десятка раз.

Иришка задержалась в гостиной, где в креслах около телевизора сидели её родители. Мы с Алексеем прошли в Иришкину комнату. Черепанов подошёл к окну, задумчиво посмотрел на листы из нотной тетради, лежавшие на письменном столе со вчерашнего вечера. После похода по улице и долгого монолога его щёки ещё пылали румянцем. Лёша обернулся, шумно вздохнул.

— Вася, — сказал он, — я всё ещё думаю о твоих словах. Помнишь, ты сказал об этом… о нюансе? Не спорю: математика мне даётся легко. Но не скажу, что мне очень уж нравится работа с цифрами. А вот космос — это совсем другое дело. Я стану хорошим космонавтом. Потому что обожаю космос. Постоянно о нём думаю. Мне это не надоест. Точно. Я смогу быть космонавтом. Не сойду с дистанции.

Я усмехнулся, уселся на кровать.

Скрипнули пружины.

— Лёша, ты путаешь понятия. Думать о космосе и быть космонавтом — это далеко не одно и то же. Ты не под тем углом смотришь на профессию космонавта. Ты видишь в ней только романтическую составляющую. Но романтика в этой профессии далеко не главное. Вспомни, что я рассказывал о полёте Гагарина. Представь, какие физические и психологические нагрузки он тогда перенёс.

Я показал Черепанову на рисунок космонавта с моим лицом, подаренный мне Алексеем вчера. Иришка повесила этот мой портрет над письменным столом.

— Основная задача космонавта в настоящее время, — сказал я, — пережить все эти нагрузки. Их работа в первую очередь состоит из многочисленных каждодневных тренировок. Это силовые тренировки, кардионагрузки, тренировки на центрифуге, тренировки гибкости и координации, тренировки в бассейне, психологические тренировки. Это больше похоже на занятия спортсменов.

Я развёл руками.

— Скорее всего, о космосе им тоже рассказывают. Но поверь мне, Вася. Тема космической романтики в подготовке космонавтов играет едва заметную роль. Она похожа на мечту, которую космонавты держат в уме, когда день за днём потеют на тренировках. Они много тренируются. Они так же, как и ты, представляют, что однажды ступят на поверхность Марса и посадят там яблони.

Я покачал головой.

— Вот только они умные люди и понимают: старт космического корабля к Марсу готовят совсем не они. Знают, что не только они грезят этим полётом. Космонавты лишь надеются, что не состарятся и не утратят здоровье к тому моменту, когда такой старт станет возможен. Поэтому они усиленно тренируются, следят за своим здоровьем. А над подготовкой полётов работают другие люди.

Черепанов кивнул.

— Такие, как Королёв, — сказал он.

— Да, — ответил я. — Космические отцы. Которые тоже грезят космосом. Вот только их работа похожа не на уроки физкультуры.

— Хочешь сказать… она похожа на уроки математики?

— Ты и сам это уже понял. Но там не только математика. Одной лишь математики для посадки яблонь на Марсе маловато. Там необходимы многие науки. Но и математика в том числе.

Черепанов кивнул.

— Я раньше не рассматривал математику… с такой стороны, — признался он.

Почесал затылок и добавил:

— Честно признаться, я не думал о её связи с космосом.

— Гагарин тренировал своё тело, — сказал я. — Другой человек тренировал ракету, доставившую Юрия Алексеевича на околоземную орбиту. Сейчас другие космонавты усиленно тренируются для новых полётов. А в засекреченных научно-исследовательских институтах нашей страны, быть может, уже в эту самую минуту звёздные отцы наметили дату полёта к Марсу.

Леша поднял на меня глаза. Но посмотрел сквозь меня. Задумчиво улыбнулся.

В комнату вошла Иришка.

Она подошла к нам и сказала:

— Вася, папа напомнил, что ты ещё вчера обещал спеть ту песню про медведей.

Я пожал плечами.

— Спою. Если Лёха мне подыграет.

Я наклоном головы показал на будто бы окаменевшего Алексея.

Лукина поджала губы, дёрнула унёсшегося в мечтах к Марсу Черепанова за руку.

— Лёша, — сказала она. — Василию нужен аккомпаниатор. Сейчас. Ты поможешь?

Алексей взглянул Иришке в лицо, проморгался и кивнул.

— Конечно, — ответил он.

Вытер о свитер на животе ладони.

Иришка хлопнула в ладоши, улыбнулась.

— Я тоже вас с удовольствием послушаю, — сообщила она. — Я вчера весь вечер об этих медведях мысленно напевала. А ночью они мне даже приснились.

После ужина родители Лукиной пошли на прогулку.