Господин следователь. Книга седьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Федор Федорович, — приветливо поклонился я, подойдя к стойке, за которой громоздились еще неразобранные книжные тома. Видимо, откуда-то прибыло поступление.

— Иван Александрович, отыскал, — радостно сообщил библиотекарь, вытаскивая и шлепая на прилавок (стойку, разумеется) не слишком и толстую книгу. — В наших фондах отыскался отчет экспедиции господина Гирса. К сожалению, — развел руками библиотекарь, — у нас всего один экземпляр, и попал-то к нам чудом, поэтому домой мы его вам дать не сможем.

— Я только быстренько посмотрю. Если найду что-то интересное, сделаю выписки, потом верну, — пообещал я, забирая книгу и отправляясь в уголок.

Пока просто полистаю, потому что надо бы и на службу идти, а не наглеть. Но точно знаю, что у меня имеется минимум полчаса, потому что Лентовский раньше четырех часов дня с обеда не придет.

Итак, «Отчет ревизующего по высочайшему повелению Туркестанский край тайного советника Гирса», изданный в Санкт-Петербурге, в типографии МВД. Что здесь интересного?

Раздел «промышленность». Читаем '… А. Произведение из шерсти, волоса и овчин… Нет, изготовление арканов мне не интересны. [1]

А что там в разделе «Медицина»?

«Киргизы в болезнях пользуются чрез своих докторов разными травами и в некоторых случаях весьма удачно. Поэтому я изложу некоторые средства, которыми киргизы пользуются. А) при грудных болезнях пьют декокт с корня травы Ит-Мурун. Б) от болезни зубов употребляют джилдыс — траву и корень растения усыка. В) От ран по опухоли — корень растения шукур. Г) при кашле сасапарен и корень растения Андыс. Этим средством вылечить болезни пользуют и скот. Д) Для возбуждения пота пьют чилибуху, корень растения мир. Е) для предохранения от оспы и горячки принимают ванны из травы Адреспан. Ж) От ломоты делаются припарки из гнилой травы куде».

Если кто-то считает, что я издеваюсь над медициной киргизов — совершенно напрасно. Я прожил почти год в Череповце, и все медицинские средства, которыми пользовался, опять-таки сводились к травкам и заговорам. Даже Наталью от простуды лечил ее же горчицей.

Нет бы, составители отчета растолковали — растет ли у нас растение усыка, помогающее от зубной боли, а если да, то как оно у нас именуется?

Увы и ах. Возвращая книгу библиотекарю, спросил:

— Федор Федорович, вы у нас человек начитанный, знающий. Не вспомните ли — что за событие могло случиться в 1865 году?

— У нас, это в Череповце? Или в России? — наморщил лоб библиотекарь.

— Нет, Череповец не нужен. Что-то в России. Вон, — кивнул я на «Отчет комиссии Гирса», — узнал, что к киргизам комиссию отправляли. А что еще?

Библиотекарь задумался. А я сам начал ломать голову, но на ум ничего не шло. 1860-е годы — эпоха Великих реформ. Но судебная и земская реформы начались раньше, в 1864 году, а реформа городского самоуправления случится позже[2]. Россия не вспоминалась. Зато припомнилось иное:

— Вот, знаю, что в Северо-Американских Соединенных штатах президента убили. Вернее — смертельно ранили, но это детали.

— О, так и у нас смерть случилась, — вспомнил библиотекарь, — великий князь и цесаревич Николай Александрович умер. Я как раз гимназию заканчивал, в апреле панихиду служили.

Точно. В 1865 году скончался Николай Александрович, старший брат ныне правящего императора. Есть ли какая-то связь между смертью цесаревича и отъезда Александра Чернавского в степи? Пока не знаю. Не исключено, что абсолютно никакой, но все может быть.

На службу явился вовремя — даже раньше начальника. Губернский секретарь, завидев меня, опять обрадовался:

— И снова вы, как по заказу, Иван Александрович, — сообщил заведующей канцелярией. — Вот, посмотрите — от исправляющего должность исправника господина Щуки сверток прислали и рапорт с уведомлением.

Развернув сверток обнаружил в нем револьвер и три патрона… Рапорт составлен городовым Федором Смирновым, сообщавшим, что вчера, в вечернее время, мещанка города Череповца Наталия Петровна Будсбергова, проживающая по улице Садовая в собственном доме, явившись в ресторан «Горка» по улице Казначейская, сдала буфетчику Фомину револьвер с тремя патронами и попросила его сохранить до тех пор, пока она не отправится домой. Фомин тотчас же отправил полового за городовым, а он, городовой Смирнов, изъял оружие, потому что с заряженными револьверами ходить по улицам воспрещается.

В уведомлении же надворный советник Щука сообщал, что отправляет оружие и рапорт в Окружной суд, для принятия решения.

— Что скажете, Иван Александрович? — поинтересовался заведующий канцелярией.

— Это не к нам, это к мировому судье, — сообщил я, мысленно обматерив Щуку. Да, понимаю, что человек боится взять на себя хоть какую-то ответственность, но направлять в Окружной суд всякую ерунду — чересчур. Абрютин бы уже отдал распоряжение передать револьвер и рапорт по подсудности, не захламляя нашу канцелярию.

— Я тоже так считаю, что в мировой суд, — кивнул заведующий канцелярией, пододвигая мне лист бумаги и кивая на чернильный прибор. — Вы уж сразу черкните ответ господину Щуке, как товарищ прокурора, а я в журнал учета запишу, потом с курьером верну.

Разгладив лист бумаги, который был и без того гладкий, начал писать, что данное дело должен рассматривать мировой суд, в соответствии со статьей… А какой именно?

С задумчивым видом поинтересовался:

— Игорь Иванович, не напомните статью Уложения о наказании?

— 118 статья гласит, что заряженное оружие можно хранить дома, брать в дорогу, и на охоту, но ни в коей мере нельзя брать его с собой в общественное место, — быстро отозвался заведующий канцелярией.

— Ух ты! — восхитился я. — Да вам бы самому в пору помощником прокурора служить!

— Так у меня образования никакого нет, — вздохнул завканцелярией. — Была бы хоть церковно-приходская школа или городское училище. Я ж так, самоучка. А Уложения да циркуляры по должности приходится знать. Через мои руки столько бумаг прошло — поневоле запомнишь.

— Так ведь не поздно еще, — хмыкнул я.

— Нет-нет, не нужно, — замахал руками губернский секретарь. — Уж лучше я тут, и спокойнее, и решения принимать не надо. Я даже знаю, что дадут этой дуре рубль штрафа и револьвер вернут.

А тут как раз явился и наш начальник.

Николай Викентьевич, хоть и подобревший после обеда, все равно был суров.

— И зачем вы мне это все принесли? — недовольно спросил он, кивая на уголовное дело. — Листочки пронумеровали, дело подшили — и к прокурору. Или сами пишите обвинительное заключение, такое право вы нынче имеете[3].

— Так я же следователь, ведущий дело, — удивился я.

— Ну и что? — пожал плечами Председатель. — Дело вел судебный следователь Чернавский, обвинение вынесет исправляющий обязанности товарища прокурора Чернавский. Главное, чтобы вы по этому делу потом на заседании не были обвинителем, и в суде не сидели.

Нет, чует мое сердце, не утерплю и напишу проект еще одного новшества — о разделении судов и прокуратуры. Чтобы прокуроры не числились в одном ведомстве с судьями, а являлись «всевидящим оком закона» и контролировали исполнение буквы закона. Взять за основу практику моего времени — Верховный прокурор, губернские и уездные прокуроры. Но, опять-таки, деньги понадобятся и люди с образованием. Беда с этими реформами — все время требуют кадров и средств. И побольше.

— У меня еще кое-что есть, — сообщил я и принялся рассказывать о профессиональном несоответствии судебного следователя Зайцева и нерадивости исправника Сулимова.

Николай Викентьевич задумчиво потер лоб, посмотрел на меня и вздохнул:

— И что вы предлагаете сделать со следователем Зайцевым?

— Как минимум — уволить. Максимум — отдать под суд за фальсификацию дела.

— А в чем фальсификация дела?

— Ну как в чем? — удивился я. — Осмотр места преступления не провел, круг лиц, причастных к совершению преступления не установил и не допросил. Еще пошел на поводу у исправника. Пусть не фальсификация, но профессиональная непригодность.