Наследник из прошлого (СИ) - Чайка Дмитрий

— Мы уходим, — Крум скорее выплюнул, чем сказал это. — Оставим две тысячи всадников и твоих гулямов, пусть держат осаду. А я отомщу за своего сына.

— Куда именно ты идешь, величайший? — спокойно спросил эмир, когда гонец вышел из шатра.

— К ближайшему перевалу, — ответил каган. — Пусть камнеметы везут прямо туда. Они все равно лежат на телегах без дела. А в Карпатах камней много, эти дети собак подохнут под их тяжестью. А потом… А потом я разорю Дакию. Им нечего противопоставить тысячам всадников. У мадьяр же получилось, значит, и у нас получится. Ты тоже остаешься здесь и поведешь подкопы под стену, Людота. Я не стану терять время. Я вернусь, когда пожелтеют листья, тогда и возьмем Ольвию.

Июнь 896 года. Восточная граница Северной империи.

Перевал Тихуца, или Тихута, как называли его местные романы, был перекрыт замком, точно таким же, как и два десятка других путей в Карпатских горах. Пятьсот на пятьсот шагов, пять башен впереди, две баллисты и батальон пехоты. Из новшеств: железным листом ворота обили, крыши заставили перекрыть соломой, пропитанной жидкой глиной, а стены казарм и складов приказали обложить дерном. Все, что нужно было сберечь, вынесли за пределы замка, в рекордные сроки построив там самое дорогое, что было у каждого солдата — свинарники и курятники. Туда же вытащили и зерно. Новый командующий округом, огорченный безвременной кончиной предыдущего начальства, словно с цепи сорвался. Он раньше сам Торуньским замком командовал, поэтому у него не забалуешь. Младич, такова была фамилия подполковника, имевшего счастье попасться на глаза наследнику Станиславу. Вообще, слухи шли по горам, словно круги по воде. Вроде бы чуть ли не все, кто около наследника потерся, стремительно в званиях росли. И офицеры-погранцы, годами служившие в захолустных гарнизонах, лишь завистливо вздыхали. Им тоже хотелось святого Георгия на грудь и очередную звезду на погон. Именно об этом разговаривал майор Блудницын с капитаном Воровским, стоя на стене. Они понимали друг друга с полуслова, ведь они были земляками и закончили Сотню в один год. Редкий случай, когда сирота из Солеградского жупанства аж до майора дослужился.

— Кажется, святой Георгий сам к нам в руки идет, — мрачно пошутил майор, глядя на дым пожарища, поднимающийся где-то вдали. Длинный, нескладный на вид и рябой, как яйцо кукушки, он даже оспой умудрился переболеть в той дыре, где родился. Впрочем, первое впечатление всегда обманчиво. Майор был отменным рубакой.

Перевал Тихуца петляет по горам, как пьяная гадюка, а потому то, что казалось близким, на самом деле располагалось довольно далеко. Господа офицеры знали те места как свои пять пальцев. Да и старейшины той деревни, в которой они много лет меняли соль на мех, гостили у них лишь вчера, рассказывая, как едва успели улизнуть, прикончив передовой болгарский разъезд. Словене-тиверцы разменяли своих три к одному и ушли за стену под защиту империи. Сейчас велено всех впускать. Много земель в Дакии обезлюдело после набега мадьяр.

— Интересно, посмертно Георгия дадут, или еще успеем обмыть? — в тон ему сказал капитан, командовавший первой ротой.

— Хрен его знает, — честно ответил майор. — Я в округ сообщение отбил. Наш новый командующий сказал, чтобы держались до последнего. У него лишних сил нет, все у наследника Станислава. Ему уже сообщили, но он где-то под Измаилом.

— Даже если они задницы в клочья порвут, им сюда не меньше месяца идти, — сплюнул капитан Воровский. — Кровью умоемся, командир.

— Значит, умоемся, — пожал плечами тот. — Мы с тобой присягу давали. Помнишь, как господин наставник говорил? «Вы, отроки, должны служить государям нашим верой и правдой двадцать четыре года, а потом героически погибнуть за день до дембеля, дабы не вводить казну в лишние расходы. Она и так вас, негодяев безродных, восемь лет кормила».

— Ну, нам до дембеля еще шесть лет, — хмыкнул капитан. — Но если у них нормальные камнеметы, хрен мы с тобой до него доживем.

— Пару дней болгарам сюда идти, — прикинул майор. — День — лагерь разбить. Потом камнеметы собирать неделю, не меньше. И то, если они сразу придут. А они точно не придут, камнеметы на волах тащат. А пока реку Быстрицу перейдут… Ну, недели две у нас с тобой точно есть, капитан. Или две с половиной. А потом нам на головы валуны полетят.

— Святой Георгий, помоги, — прошептал капитан Воровский так, чтобы майор не слышал. — Укрепи длань мою…

В то же самое время. Окрестности Измаила.

Раздался сигнал рога, и несколько сотен всадников выехали вперед, построившись в шеренгу. Они тронули шпорами коней и начали разгон, опуская копья. Поначалу тяжелая кавалерия идет медленно, переходя на рысь шагах в тридцати от пехотного строя. Большое искусство взять правильный темп, ведь как ни сильны строевые кони, но их очень легко утомить, выбрав неверную скорость. Кто бы и что ни думал, но клибанарии проводят не одну атаку, а множество, терзая пехотный строй ударами с флангов и тыла. Запалить коня легко, но после этого он, нагруженный тяжестью всадника и доспеха, просто не пойдет вперед. Тут в атаку шли настоящие асы. Лучшие из лучших, сыновья знатнейших семейств почли за честь ударить первыми по возомнившей о себе швали.

— Пушкари! К выстрелу! — заорал красномордый лейтенант, ставший таковым всего неделю назад. — Товьсь!

Десять моих пушек стояли за деревянным ежами с промежутком в тридцать шагов. Больше — опасно, а меньше — страшно. Черт его знает, как себя стволы поведут…

— Огонь! — крикнул я, когда до железной волны осталось полсотни шагов.

— Б-ба-ам!

Авксентий Банин стоял с дымящимся фитилем и молился всем святым, каких помнил. Он, потомок знатнейшего рода, теперь простой солдат, которому дослуживать двенадцать лет. Семья отказалась от него. Негодяи! Трусы! Он ненавидел их. Ненавидел за убогую форму из дешевого сукна, за вонь казармы и за насмешливые взгляды однополчан. Все знали, кто он, особенно командир батареи, который находил утонченное удовольствие в том, чтобы лишний раз унизить его… Еще двенадцать лет этого ада… Он думал об этом день и ночь, но вот сейчас мысли улетели прочь. Ведь прямо перед ним разворачивалась железная лава имперских клибанариев, копыта коней которых грохотали по земле так, что у Авксентия чуть сердце не выскочило. Никогда еще он не испытывал такого ужаса. Да, он был офицером и знал, что атаку тяжелой конницы отбивают пикинеры. Но как?.. Как устоять, глядя на чудовищную массу, которая несется прямо на тебя. Да одного только вида этих всадников достаточно, чтобы любое войско разбежалось. Клибанарии опускают копья… Он видит чеканку на их роскошных кирасах… А это кто? Это же Марк Любимов. Он узнал этот доспех… Марк ведь настоящий бал задал по поводу начала своей службы… Марк прямо на него несется, нацелив копье…

— Господи… Господи… Господи… — шептал Аксентий, который уже позабыл, для чего он здесь стоит. И только голос лейтенанта, которого он боялся до дрожи в коленях, вывел его из ступора.

— Огонь!

Аксентий перекрестился и поднес фитиль к запальному отверстию. Пушка рявкнула выстрелом, а потом рассыпалась целым букетом разноцветных языков огня.

Боль. Темнота.

— Б-ба-ам!

— Б-ба-ам!

— Б-ба-ам!

Пушки окутало густым облаком едкого дыма, а третью от меня разорвало к чертям, убив пушкаря и несколько пехотинцев, стоявших где-то позади.

— Сомкнуть ряды! — заревел взводный пикинеров, вытирая кровь с лица. Рядом с ним упали двое солдат с разбитыми головами. — Стоять на месте! Кто шевельнется, своей рукой прикончу! Кто обосрался, валите в штаны, но стойте!

— Куда! Зарублю, курицыны дети! — орал командир батареи на растерявшихся подчиненных, которые собрались было задать стрекача. — Ба-а-ань!

— Мушкетеры! Огонь!

— Б-ба-ах!

— Б-ба-ах!

Зрелище, представшее моему взору, было поистине жутким. Выстрел каменной картечи и залп двух сотен фитильных ружей, ударивших в упор, почти снесли атакующую волну, завалив поле телами. Едва лишь четверть всадников осталась на коне, да только лошади, непривычные к такому грохоту, начали беситься и почти не слушались узды.