Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович
«Профессорские башни», сложенные из кирпича, не теснились, а возвышались вольно, передом повернувшись к площади Юности, а задом – к лесопарку.
У подъезда нас уже поджидала целая команда КВН – дюжие парни, среди которых я узнавал пока лишь Костю Валиева, и смешливая шатенка. Марина, кажется.
- Весь тащить? – деловито спросил Костя, тряхнув блондинистым чубом, и качнул «Ижика».
Серьезный парень, беспрерывно поправляющий очки, съезжавшие с «римского» носа, развел руки, как будто измеряя ширину машины, и покачал головой.
- Не, в двери не пройдет.
- Да ну вас! – отмахнулась Настя. Поднатужилась, и вытянула коробку с книгами. – На!
Валиев принял груз, и резко согнулся, изображая неподъемную тяжесть.
- Сатирики… - фыркнула сестричка. Отвернулась от кавээнщиков – и заулыбалась. – Юмористы…
«Молодежь… - подумал я по-стариковски, и осадил себя: - А сам-то!»
Подхватив ящик с одеждой, спросил:
- Этаж какой?
- Вось… мой! – пропыхтела Настя, вытаскивая из салона объемистый тюк. Надо полагать, тоже «зимн.».
В лифт втиснулось двое – я и Костя. Едва сошлись дверцы и дрогнул пол, Валиев забормотал, краснея:
- Ты не думай ничего плохого, Миш… Настя меня в строгости держит, - лицо его поплыло от умиления. – Олег как-то подходит ко мне с рулеткой, озабоченный такой, головой качает: «Два метра почти, - говорит, - как же ты под каблучком умещаешься? Загадка природы!»
- И как ты ее только терпишь, вредину такую, - подхватил я, зондируя отношения.
- Не-е! – Костя с убежденностью мотнул головой. – Настенька не вредная, она хорошая. Ее все любят, просто… - тут он зарумянился: - Просто я… больше всех!
- Ну, да! – ухмыльнулся я. – Два метра почти.
Валиев захохотал, тиская коробку, а тут и восьмерка высветилась. На лестничной площадке шумели и галдели, разнося гулкие эхо по этажам.
Светланка, Аля, Тимоша вырядились, как на субботник, в старые болоньевые куртки, дырчатые от искр, и в болгарские джинсы «Рила», кое-где - на выступающих местах - запачканные известкой.
- Житие мое… - кряхтела Шевелева, подтаскивая ковер, свернутый в рулон.
- Хватайся, давай! – покрикивала Тимоша. – Иже херувимы!
Света, слабея от смеха, выпустила тканое изделие.
- Вот коза-а…
- Ой, девочки, не ругайтесь!
- А чего она меня смешит?
Моховы тоже присутствовали – Олег бережно, краснея от натуги, вносил тумбочку в дверь новой маминой квартиры, а Ира руководила:
- Левее! Еще чуть-чуть… Эй! Осторожно!
Девушка по-прежнему оставалась статной, а бока западали в талию – видать, уберегалась пока от счастья материнства.
- Миша! – возликовал девичий хор. – Помогай!
- Вот нет, чтобы в любви признаться… Пылко и страстно! - проворчал я. – А они сразу грузят…
- Одна только я… - заворковала Ира, тиская меня вместе с ящиком. – Пылкая…
- Щас кто-то получит! – донесся из прихожей ласковый Ритин голос.
Тихонько лязгая, разошлись дверцы лифта. Наружу выглянул один лишь Скоков, распаренный и взъерошенный, зато вся кабина заставлена коробками.
- Принимайте! – бросил Иван сиплый клич.
Вдвоем мы живо освободили кабину, и потащили книги в квартиру.
В самом деле, планировка «очень даже ничего», как Настя выразилась. И потолки высокие. Нормально…
- Куда? – лаконично вытолкнул Ванька, нагруженный сразу парой коробок.
- Сюда! – я опустил книги в угол гостиной. Разобранный книжный шкаф еще предстояло собрать.
Из кухни донесся вопль Изи:
- Ты чё?! Да это не сюда совсем! А-а…
- Бэ-э! – натужно ответил Дюха.
Парни возились со шведским кухонным гарнитуром – моим подарком на новоселье. Купил в «Березке», хоть мама и причитала, смешно сочетая радость со смущением.
- Wow! – из прихожей донесся сочный баритон Староса. – А народу-то, а народу…
- Здрасте, Филипп Георгиевич! – прощебетала Ирина.
- Дядя Филя! – тут же зазвенела Настя. – Помогайте!
- Слушаюсь! – засуетилось усатое руководство «Научного центра». – Куда нести?
- Пока в спальню, - распорядилась сестричка, - а там посмотрим.
- Yes!
- Настя! – прорезался нежный мамин голос, преисполненный укоризны.
- Всё правильно! – хохотнул Старос. – Нечего порожняком шастать!
Энергичным колобком он вкатился в гостиную, неся перед собой этажерку – этот раритет мы привезли из Первомайска. Дед Семен выкладывал на полках свою коллекцию книг «про шпионов».
- Майкл, привет! – воскликнул «дядя Филя». – Твоя Настя нагнала сюда всю смену! Ха-ха-ха!
Вошла мама – цветущая, радостная, глаза блестят, губы срываются в улыбку. В руке она тащила позвякивающую и прибулькивающую сумку, а за ней ступал Костя, торжественно несший круглую коробку с «Киевским». На локте у него болталась растянутая авоська, полная сосисок, буханок, консервов – плоских со шпротами, круглых – с килькой в томате…
- О-о! – затянула хозяйка оживленно, переступая порог кухни. – Уже?
- Плиту мы подключили, Лидия Васильевна! – гордо отрапортовал Жуков.
- Только тут все на «инглише», - предупредил Изя, вертя отвертку в пальцах.
- Разберемся! – бодро сказала мама. – «ON» - это наше «ВКЛ.», а «OFF» - «ОТКЛ.»!
Динавицер с дробным стуком обронил отвертку, и бросился ее поднимать.
- Ой, вот же ж… - настиг Изю осуждающий комментарий. - Добаловался?
- Алечка, паркет цел и невредим!
- Турок…
Я улыбнулся, и подмигнул Скокову. Суматошный переезд плавно переходил в веселое новоселье.
- Профессура сегодня вздрогнет!
[1] Аллах велик! Раджави – вождь!
[2] АТАВКР «Харьков», позже – «Баку», нынче – «Викрамадитья». «Рига» - одно из первых имен «Кузи» - АТАВКР «Адмирал Кузнецов». «Киров» - первый тяжелый крейсер типа «Орлан». «Атланты» - крейсера, рангом пониже «Орланов». Первым кораблем этого типа стал ракетный крейсер «Москва».
Глава 20
Глава 20.
Четверг, 8 сентября. Утро
Эфиопия, Дыре-Дауа
«Здравствуй, Женя! Спасибо за письмо! А я вот сижу и не знаю, что писать в ответ. У нас же ничего не происходит! Ну, отдохнули мы у мамы. «Баба Надя» нанянчилась вволю, а я хоть выспалась. Представляешь, всю ночь спать, и не вскакивать к этой противной Юльке! А она орет, как твои сержанты! То грудь ей дай, то пеленки, видите ли, мокрые… Тут как раз памперсы выбросили в универмаге – это такие, как бы трусики на один раз, с такими впитывающими прокладками. Юлька в них всю ночь спит, а утром мы памперсы снимаем, а они уже не легкие – напитались! Мама, правда, за пеленки стоит – всю комнату завешала! Постоянно стирает их, сушит, гладит, складывает, меняет… Круговорот пеленок в природе!»
Зенков отвел руку с исписанным тетрадочным листком, и расплылся в счастливой улыбке. Ничего у них не происходит!
«Глупенькая!» - с нежностью подумал он. Это же такое счастье, когда все по-прежнему, спокойно и хорошо, и завтрашний день ничем не грозит!
Не выдержав, Жека снова, по второму разу вчитался в строчки, выведенные красивым почерком женушки:
«А еще я в школу нашу ходила. «Полосатыча» видела, и Цилю Наумовну – как раз перемена была. Звонок прозвенел, и словно извержение началось! Дети, как оглашенные, выбегают, носятся, вопят, портфелями друг дружку лупят – разряжают накопленную за урок энергию. Ужас! Неужели мы такими же были?
А потом Пашу Почтаря встретила. Он в Одессе учится, на врача. Все так же сутулится, и все такой же громкий!
Мы и на Остров ездили – Юля визжала в полном восторге от ящерок, все пыталась их поймать, а они такие юркие! У мамы уже отпуск кончился, и мы в выходные - на дачу. Картошку собрали, пять трехлитровых банок помидоров закатали – две я с собой в Москву притащила. Больше в сумку не влезло.
А тут и Светка вернулась. Она в Штатах была! Представляешь?! В Нью-Йорке самом! У них там студенческий обмен, Светланка в медшколу Гарвардского университета на практику ездила. Везет же! Ты в Африке, она в Америке… Одна я невыездная какая-то. А в сентябре Светка замуж выходит! Юрка ей предложение сделал - прямо в Шереметьево. И у Наташки тоже свадьба будет, в один день со Светкой. Только я Наташкиного не видела еще. Слышала только по телефону. Он американец, по-русски говорит плохо, но старается…»
