Роберт Ферриньо - Молитва по ассасину
— Не скучаешь?
— По Голливуду? — Джил мгновенно поняла, что он имеет в виду. Скорее всего, ей уже надоело отвечать на этот вопрос. Возможно, потому она и предпочла остаться на ранчо, выращивать лошадей, ходить в крохотную местную мечеть и не обращать внимания на остальной мир. — Иногда. — Женщина сделала глоток чая. — А ты? Не жалеешь, что ушел в отставку?
Ракким улыбнулся:
— Иногда.
— Мне предстоит участвовать в еще одном представлении, хотя, должна признать, отведенная мне роль не приводит в трепет. — Джил глядела на него сквозь поднимавшийся над кружкой пар. — Через несколько недель меня наградят еще одним «Оскаром» за вклад в киноискусство. Таким образом, полагаю, я официально признана живым ископаемым.
— Леди, у вас нет необходимости напрашиваться на комплимент.
Джил рассмеялась.
— Теперь я понимаю, почему Сара без ума от тебя. Ты похож на грубый поцелуй. — Она поиграла косичкой. — Сара много рассказывала о тебе. Мне кажется, я хорошо тебя знаю.
— Это было бы ошибкой.
— Рядом с тобой она чувствовала себя в безопасности. Рыжебородый тоже вызывал у нее подобные чувства, но с ним все было расписано по пунктам. Может, поэтому мы и подружились: обе знали, что значит постоянно чувствовать на себе внимание общества. Постоянно подвергаться оценке. Я отлично помню фотографии, где ее водили к святыням, телерепортажи встреч с президентом. Сара Дуган — дочь первого в истории нации великого мученика…
— Рыжебородый прекратил это, когда ей исполнилось шесть лет. Никаких фотографий, никаких репортажей. Он пекся о ее безопасности…
Джил презрительно хмыкнула.
— Рыжебородый так поступил, потому что больше не нуждался в подобной рекламе. Она выполнила отведенную ей роль. — Хозяйка ранчо сняла со стены фотографию сыновей. — Ник, младший. Отец так гордился, когда он стал фидаином, а я мать. Я волновалась.
— С ним все в порядке?
Джил кивнула, не спуская глаз со снимка. Честно говоря, мальчишки, со статуэтками на головах и выпученными в объектив глазами, выглядели довольно глупо.
— Ник принял присягу шестнадцать лет назад. Несколько шрамов и царапин, ничего серьезного. Получил должность в Чикаго. Три жены, десять детишек. Полковник фидаинов… — Она повесила фотографию на место и провела пальцем по раме. — Я горжусь своим сыном, он служит Аллаху и нации… но не узнаю его, когда он приезжает в гости. — Она посмотрела на Раккима. — Это грех, если мать не узнает плод своего чрева?
Охранник проверил документы, прочел каждое слово, шевеля губами.
— Собираете деньги?
— Для Объединенного исламского благотворительного общества, как написано.
Ветер и дождь безжалостно стегали высунувшегося в окошко мужчину. Зеленая форма выглядела совершенно новой, но уголки воротника поникли от влаги. Он осмотрел помятую машину.
— А у тебя есть разрешение обходить дома, сестра?
— Сбор пожертвований является для истинного правоверного такой же обязанностью, как и их дарение, — назидательным тоном произнесла Сара. Хиджаб темно-фиолетового цвета, позаимствованный у Джил, эффектно подчеркивал ее глаза. — Уверена, вы это знаете.
Охранник поскреб карточкой опухшее лицо. Словно по стеклу провели наждачной бумагой. Крупный румяный парень, правда туповатый. Кроме всего прочего, в будке его ждал недоеденный сэндвич.
— На этой неделе возникли проблемы… Скверная ситуация. Женщину убили. И ее слуг жестоко зарезали.
— Офицер, уверена, сейчас в этом районе абсолютно безопасно. В конце концов, вы же на дежурстве…
Он пожевал губу.
— Я должен знать, кого пропускаю, иначе будут неприятности.
— Офицер, посмотрите на меня, разве я могу доставить неприятности?
Охранник серьезно отнесся к вопросу и внимательно посмотрел на нее.
— В этом районе живут набожные люди, — заметила Сара. — Время обеда уже прошло. Братья и сестры будут счастливы исполнить свой долг в уюте собственных домов. Что в этом плохого?
— Не… знаю, сестра.
Сара кивнула, благословляя его.
— Поднимите шлагбаум, офицер.
Охранник попятился, едва не упав и бормоча благословение.
Она въехала в ворота.
— Как выглядела Сара, когда приехала на ранчо?
— Она позвонила в три. Последний раз мы разговаривали больше года назад, но я сразу же узнала ее голос. У меня чуткий сон… хотя стояла глубокая ночь, я мгновенно поняла, что она чем-то сильно расстроена. Сара находилась на заправочной станции в пяти милях от ранчо. Снова меня защищала. Вышла там, чтобы водитель такси не мог догадаться, куда она направляется. — Джил прислушалась к стуку дождя по крыше. — Мы проговорили до самого рассвета. Она была так взволнована.
— Ее не ранили?
— Сказала, что несколько часов назад убила человека. Это считается?
— Нет.
Джил покачала головой. Фидаин — всегда фидаин. Видимо, про убийство говорить не следовало.
— После утреннего намаза Сара легла спать, проснулась поздно. Мы отправились на верховую прогулку, ни о чем не говорили, просто дышали свежим воздухом. Вроде ей стало получше. Потом она уехала на несколько часов, а когда вернулась, то выглядела еще хуже, чем когда заявилась ночью. Сара — сильная девушка, но тогда она плакала без перерыва. Хотела уйти. Постоянно твердила, что все, кто рядом с ней, находятся в опасности…
— Куда она ездила в пятницу? — тихо-тихо спросил Ракким. Наверное, она бы не расслышала его, не подойди он ближе. Так близко, что снова ощутил запах лошадей.
— Больно!
Бывший фидаин поспешно убрал руку с ее запястья. Он даже не заметил, как схватил ее.
— Не знаю. Она сказала, что старую подругу… верную подругу убили и что она винит в этом себя… — Джил испуганно подскочила. — Ракким! Куда ты?
Опрокинутый стул загрохотал по полу.
27
Перед вечерним намазом
— Прошу прощения, офицер Хэнсон… — Дарвин осторожно извлек из кармана брюк полицейское удостоверение со значком. — Вильям Хэнсон. Мне нравится. Вильям. Настоящее американское имя, как бифштекс с картофелем. Приятно познакомиться. Готов поспорить, тебя часто называют Биллом. А как насчет Вилли? Мне так больше нравится. Вилли. Звучит дружелюбно, несколько невинно. Вилли, ты считаешь себя невинным? — Его смех эхом заметался по отделанной кафелем ванной. Он убрал значок в карман пиджака. — У таких людей, как я… не возникает иллюзий.
Правая рука Хэнсона медленно двинулась к торчащей из кобуры рукояти пистолета.
— Посмотрите на него, какой настойчивый блюститель порядка. — Дарвин вынул пистолет. Стандартный полицейский полуавтоматический пистолет, девять миллиметров, с персональным идентификатором. Оружие можно использовать, лишь приложив большой палец зарегистрированного владельца. В любых руках, кроме рук самого Хэнсона, он становился бесполезной игрушкой. Дарвин передернул затворную раму, извлек патрон из патронника и заглянул в ствол. — Ты хорошо заботишься о личном оружии, офицер. Как вижу, любишь разрывные пули. Вселяют чувство уверенности, да? Могу поспорить, ты ни разу не применял оружие во время исполнения служебных обязанностей. Я прав? Поверь мне, это все меняет.
Хэнсон застонал.
— Позволь помочь тебе. — Дарвин снова наклонился и вложил пистолет в руку полицейского. — Держи крепче.
Пальцы Хэнсона сжали рукоять. Он попытался поднять оружие, но оно сделалось слишком тяжелым для него.
— Не торопись. Наберись сил. Просто дыши. Ужасная ситуация: каждый вздох разрывает твои нежные розовые внутренние органы на части, но человек не может не дышать.
Лоб Хэнсона покрылся каплями пота. Одна из капель скатилась в глаз, заставив его заморгать.
Дарвин со странной нежностью промокнул лицо полицейского носовым платком.
— Не волнуйся. Я не собираюсь использовать тебя каким-нибудь непристойным образом. Гомосексуалисты, гетеросексуалы… человек сам делает выбор, колесо любви и желаний. — Он погладил Хэнсона по щеке. — Лично меня, честно говоря, не интересуют ни мужчины, ни женщины. Не вижу между ними разницы. Прелюбодеи и блудницы. Оставляю их тебе. — Он засмеялся. — Запомни, Вилли, отдаю тебе свою долю.
Хэнсон пошевелился и закричал от боли. Изо рта потекла кровь.
— Не шевелись. Замри, мой мальчик. Скоро ты умрешь, к чему торопиться? Давай еще немного поболтаем. Мне так редко удается поговорить с теми, кто со мной знаком… действительно знаком. Непризнанность терзает душу, но что я могу с этим поделать?
Хэнсон прикусил губу, пытаясь не потерять сознание.
— Вот молодец. — Дарвин проследил глазами за струйкой крови, уходящей в сливное отверстие ванны. — Я сделал это не ради твоего значка, если у тебя сложилось такое впечатление. Просто работа, которой я сейчас занимаюсь, поиски этого Раккима вызывают у меня разочарование. Я постоянно вынужден сдерживать себя… у меня болит голова. Я человек, нуждающийся в удовлетворении своих потребностей, а они у меня весьма значительны. Иногда просто ужасны. А мне не разрешают их удовлетворять. — Он улыбнулся. — Поэтому мне пришлось воспользоваться тобой. Надеюсь, ты не против?
