Александр Шуваев - ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ
- Вот тебе инструкция, - говорил продавец, молодой бородатый мужик со старыми глазами, - там, вообще-то, все есть. Но кроме инструкций послушай и еще кое-что. С живого голоса, может, лучше запомнишь. Своеобразие всей этой моей мудрости в том, что никто не поступает соответственно с самого начала. Только потом, когда, в иных случаях, бывает поздновато. Метанола тебе понадобится море. Причем и как основной материал и, главное, как горючее. Ты изведешь все бурьяны в округе. Разберешь все старые плетни. Перетаскаешь все позапрошлогодние скирды. Метанол - это вообще отдельная поэма для вашего брата, по-хорошему, конечно, надо бы на него отдельного человека ставить, ни с какими затратами не считаться, но вам всем - хоть кол на голове теши. Хоть бы один послушался доброго совета. Причем, - учти, - бесплатного…
В этом был, проклятый, - прав. На все сто - прав. Беда была только в том, что правота эта - ничего ровно не значила. Вечерами, качаясь от усталости, перед тем, как рухнуть на тряпки и угасающим сознанием позаботиться о том, чтоб укрыться, потому что очень свободно можно было не успеть, он делал самую легкую работу: сгребал как можно большую кучу прошлогоднего бурьяна и свеженькой, веселенькой, весенней крапивы, сухих веток, листового отпада почище и посуше, что не успел еще стать перегноем, старой соломы, тех самых древних плетней, каких-то чурбаков из полузатопленного погреба, и отдельных частей собственного (все равно - разбирать до основания, а затем…) валящегося от ветхости сарайчика. Утром - вся эта куча, исходя в чане зеленой пеной от той самой крапивы, без остатка переходила в очередной центнер метанола. А чистым метанолом продукт становился после того, как он - процеживал его через два разных фильтра: от примесей и от воды. Метанол - был естественным и самым типовым сырьем для производства деталей из бездефектного тубулярного углерода, материала, в период Перезакония почти что столь же определяющего, как железо - определяло Железный век, потому что он был легок, невероятно (ку-да там железу! Куда, к черту, самым дорогим и элитарным сталям а также титану, нейлону, кевлару и прочему старью.) прочен, жаростоек и инертен, при самой незначительной модификации мог быть то проводником, то совершеннейшим диэлектриком. А главное, - для производства его не требовалось никаких экзотических сортов атомов. Ничего - кроме метанола. Ну, - почти ничего. Так что первыми почти что изделиями были "раз-чан" и "два-чан", побольше, потому что "лодка" должна была давать энергию. Каждое утро, сброшенный со своего ложа звуком вещи первой необходимости - будильника, привезенного с собой, он перво-наперво смотрел в безоблачное небо и молил господа, Матерь Божью, всех святых, апостолов, угодников и в тригоспода-бога-душу-мать, чтоб небо и сегодня оставалось безоблачным.
"Два-чан" был огромным сооружением два-на два-на три, чтоб взбираться на его край, пришлось сколотить лесенку, а для того, чтоб в его драгоценное, потихоньку прибавляющееся содержимое, ни в коем случае не проникло бы слишком много воды, он склеил специальную крышку. "Два-чан" был каторгой, точнее, - комбинацией каторги, мытаря и ненасытного Молоха, неотступно требующего жертв, да какого там Молоха, - ацтекского Уицтлипочтли по меньшей мере. А вы попробуйте, попробуйте хотя бы такую простую вещь, как просто-напросто наполнить двенадцатикубовый бак ведрами. Один кубометр - сто ведер, одиннадцать - тысяча сто. Это, помимо всяких прочих мелочей, - надо пятьсот пятьдесят раз подняться с двумя ведрами на три ступенечки. А мелочи, - это накормить деревом, соломой, бурьяном и сухими листьями "раз-чан", полученное - отфильтровать, то бишь - перелить туда-сюда пару раз. Одному. При том, что никто-о тебе не приготовит поесть, сам готовь, подальше отсюда, потому как иначе - взлетишь в мимолетной, прозрачно голубой вспышке куда-нибудь повыше дерева стоячего да пониже облака ходячего, и только потом тебя догонит волна уже настоящего, золотого пламени. Недаром подпольный торгаш, человек по определению и по факту холодный и безжалостный, как акула, с такой непонятной жалостью глядел на него, когда он по бедности покупал самый-самый минимум, и ничего лишнего, во всяком случае - ничего готового, потому как, к примеру, довольно слабенький, полуметровый ЭХГ стоил (но, надо сказать, действительно - стоил!) тыщу семьсот пятьдесят, слабенький насос на пятьдесят литров - пол-"косой", униблок - тыщу сто. А "солома" на все это, и еще на кое-какие мелочи, - стоила полтораста за все - про все, да еще по-честному, в дублированном виде! А все для чего? А все для того ж, что торгаш жалостливый говорил еще и следующее:
- А еще есть знак вроде бы. Совсем-совсем нынешний день, и у нас, а не где-нибудь в странах, где мудрецы. Начинают эхэгэшку делать, вроде как ты затеял, самопально, ну, оно, понятно, муторно, так они и закладывают полметра - край три четверти… Потом, мол, второй сделаем, пятый-десятый, такой же, или еще побольше… Хрена! Ни один еще не сделал побольше. Мучаются с тем, что есть. А полметровка - это что? А это, к примеру, на дом хватает, а на хлев - уже того…Все долго, муторно, не одновременно, а потом. Это те, кто метровки закладывает, - потом добавляют второй-пятый-десятый. Понял? Это все одно, как устоять один раз, перед самым первым ударом…
Отсюда - непомерный, как иная комната в коммуналке, ненасытный "два-чан", отсюда - десять тонн метанола, плюс почти по десять кило "пылевидки", меди и глинозема, не считая мелочей, граммовых присадок. Налив его, по инструкции, так, чтоб двадцать сантиметров до края, - не стал ничего делать. Пошел, поужинал и лег спать, потому что был вечер, пальцы на руках - не сгибались, а ноги, наоборот, подгибались, отказываясь держать и тащить тело. Ужиная, он тупо глядел на тушонку и "брикетную" кашу, коей он теперь мог съесть просто-таки неестественно много по меркам совсем еще недавнего прошлого, и вдруг подумал, что доселе вся эта жуткая работа происходит только за счет этого горючего. Встать… он, наверное, сумел бы, но - поленился, дошел прямо так, на четвереньках. Судорожным движением натянул на себя "капоту" - древнее, но некогда дорогое пальто из очень плотного, добротного драпа. Отключился.
Поутру выяснилось, что молитвы всем-всем-всем (включая тригоспода-бога-душу-матерь)… пока еще действовали. Он установил батарею, кинул в чан "композицию" и занялся "тихими играми". Еще вчера, поминутно заглядывая в руководство, "набил" прямо на "ткаче" длиннюу-ущий отрезок нити без радикалов, - повторами, и только по концам набил радикалы очень уж немудрящие, обозначавшие дублирование поперечное. Получил две исчезающе тонких струны с приличными ручками - на шестьдесят и на восемьдесят сантиметров. Вот это был кайф! Доселе просто-таки неиспытанная радость. Старые вишни, наполовину - посохшие, наполовину - около того, выгнавшие редкий лист на считанных ветках, он порезал на аккуратные, желаемой ему формы чурбачки, кружки и сердечки в двадцать минут. Все. Потому что - не торопился. "Струмент" проходил сквозь древесину, как сквозь воду, почти не встречая сопротивления. Приглядевшись - проделал то же самое с древними, изросшими яблонями, парой-тройкой могучих кустов бузины, искромсал их до корней, поймал себя на мысли, что нехорошо посматривает и на корни, и тогда в памяти всплыл следующий фрагмент Устного Предания:
- А теперь скажу о прямо противоположном: делай "маслы", не жмодись…
- Какие "мослы"?
- Не "мо", а "ма"… Мышцы по-заграничному, мускулы, значит…Как только чуть-чуть - сразу делай всякие домкраты-краны-подъемники. У тебя на "комби" - полно всяких. Посложнее и попроще. Так ты - делай. Не надрывай пуп, потому как подохнуть можно запросто, ущемится какая-нибудь грыжа, - и конец! Даже с обыкновенным радикулитом - крест на всей твоей работе. Потеряешь дней десять, - год пропал…Пропал год - очень свободно можешь пропасть ты, потому что долги у нас взыскивают очень серьезно. Таким, понимаешь, способом, чтоб другим было неповадно… На чем все особенно попадаются спервоначалу, - так это непременно начинают пни корчевать, причем вручную и поодиночке. Лучший, должен тебе сказать, способ…
В толще прозрачной жидкости, в "два-чане" никто не смог бы рассмотреть без микроскопа, как вытянулась, ровно вращаясь вокруг оси, исходная "соломинка", но уже через час стало видно что-то, похожее на сотканный из паутины цилиндр около двадцати сантиметров в диаметре. Он - плотнел, одновременно одеваясь все новыми паутинными слоями, все большими по диаметру. Зрелище было завораживающее: вещь возникала, как будто бы с нечеловеческой быстротой и точностью ее рисовали прямо в толще жидкости, одновременно несколько десятков невидимых карандашей. Точнее - чертили, поскольку новые детали "строились" на более ранних, и у любого, кто мог бы наблюдать это возникало безошибочное ощущение какой-то невероятной логичности происходящего, буквально - каждого этапа и части действа.
