Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
– Слушай, Авигдор, а привести его в порядок, как ты думаешь, удастся?
– И кто из нас знаменитый колдун?
Аркадий вспомнил несчастную бабу, на свою голову излеченную в прошлом году, и решил больше подобными экспериментами не заниматься. Без того хлопот хватало. В который раз за последние месяцы заныло сердце, в двадцать первом веке его практически не беспокоившее. Однако, зажав себя в кулак, приходилось жить дальше. Спасая одних людей и неся беду другим.
Взгляд зацепился за положенную ремесленником на стол лупу. Попаданец вспомнил, что ювелиры здесь не столько гранят камни, сколько полируют.
– Слушай, а ты линзы делать умеешь?
– Я что, стекольщик?
– Так камни же ты шлифовал! А они же тверже стекла.
– Ха! Если ты на черте верхом, как говорят, ездил, значит, на любого жеребца без страха сядешь? – В глазах ювелира промелькнула усмешка. То, что Аркадий был не самым умелым всадником, замечали многие.
– У жеребцов рогов нет, держаться не за что, – не стал отпираться от поездки на нечистом Москаль-чародей. Более того, слова он сопроводил жестом – как бы взявшись за воображаемые рога перед собой.
Удивленный прозвучавшей аргументацией, Авигдор растерянно моргнул. Собеседник говорил с самым серьезным видом. Учитывая, сколько слухов ходило о хозяине дома, совершенную диковинность вещичек, ему показанных… шутить ремесленнику расхотелось.
– Эээ… в шлифовке линз есть свои секреты, мне неведомые.
– Ладно, работай. Найдем выход.
Собственно, и искать особо не пришлось. Немец из Данцига оказался мастером широкого профиля, умел не только делать стекло, но и изделия из него, в том числе линзы. Его и запрягли обучать молодежь за дополнительную плату.
Абрама вместе с несколькими провинившимися рабами приставили к вывозу дерьма из города. Его попытку и там качать права надсмотрщики пресекли быстро и умело, они и не таких обламывали. Судьба непослушного весьма стимулировала остальных мастеров к выполнению возложенных на них заданий. Больше случаев саботажа среди ремесленников не наблюдалось. Вот только интеллигентская сущность по-паданца каждый раз, когда ему приходилось встречать на улице сгорбленную, несчастную, но все равно сверкающую глазами фигуру, чем-то штрыкала в сердце.
Вывоз «вторичного продукта» одновременно предотвращал возможность вспышки инфекций с наступлением весны и способствовал накоплению «стратегического продукта» для производства селитры. Но в связи со стремительным ростом населения Калуженин уже заговаривал с Аркадием о строительстве канализации – как-то попаданец ему подробно рассказал о важности такого сооружения для любого большого города.
Если наличие в городе золотарей азовцы воспринимали скорее положительно, чем отрицательно, то широкое распространение каменного угля для отопления вызывало массу нареканий. В примитивных беструбных печах его вообще использовать было невозможно, а местные власти вместо сочувствия страдальцам приказали срочно переоборудовать печи. Пуск доменной печи позволял начать выпуск помимо военной и гражданской продукции.
Аркадию удалось добиться полного понимания у старшины о необходимости защиты невеликих лесных угодий Нижнего Дона. Их оскудение и до него замечали. На дрова установили большую цену и жестоко пресекали любые попытки самовольных порубок. Нескольких особо наглых уничтожителей лесов повесили сушиться у ворот в воскресенье, при большом стечении народа с торжественным объявлением причины казни.
Народ роптал, но… в этой новации оказались заинтересованы старшина и казацкие богачи. Они летом и осенью успели сплавить по реке много леса, теперь имели возможность продавать его втридорога. Им же принадлежали угольные копи. На дрова деньги были у немногих, а продукт добычи каменноугольных карьеров стоил очень дешево. Какой бы выбор ни сделали обыватели на юге края, плотнела мошна у верхушки. Правда, в безветренную погоду в Азове начало наблюдаться некое легкое подобие смога, но за все приходится платить. За прогресс – в том числе. Естественно, большей частью уголь использовался в специально построенных печах во дворе для приготовления немудрящей бедняцкой пищи или в их же домах – для протопки на ночь. Нашлись еще осенью умельцы, сумевшие приспособить к топке углем обычные русские печки тех лет. Как ни предупреждали людей, регулярно происходили несчастные случаи, в том числе и со смертельными исходами от отравления угарным газом.
А в атаманском совете уже подняли вопрос о переносе столицы на Черноморское побережье. Там и флот можно приличный содержать, и с дровами таких трудностей не предвиделось. Татаринов уже послал есаула договариваться с одним из местных племен о выкупе Анапской крепости и окружающих ее земель, с предоставлением им вдвое-трое большей территории на Таманском полуострове. Так же как возможное место переселения рассматривалась Кафа, по договору с запорожцами переходившая в распоряжение донцов.
Очередное новшество попаданец попытался внести в процесс переливки османских бронзовых пушек. Металл был там плохого качества, а вот улучшить в данный момент его возможности не было – олово надо закупать и завозить, а марганец из руды в бронзу передать никак не удавалось. Потратив массу времени и нервов, пока махнул на эти попытки рукой. С помощью Васюринского вспомнил, что в ствол переделываемого орудия можно вставить стальной стержень нужного диаметра и проковать пушку, выбивая из нее все внутренние раковины, делая металл более однородным.
Стального стержня такой величины у него не было, и в ближайшее время его появления не предвиделось – строительство мартена запланировали на будущий год. Ему запорожские кузнецы срочно отлили несколько чугунно-марганцевых заготовок и прислали с санным поездом. Причем марганца там было почти столько же, сколько железа. Присланные серебристо-зеркальные цилиндры смахивали на что угодно, но не на чугун.
Их намеревались вставлять в жерла пушек и проковывать. Паровой машины здесь не было, для проковки использовали молот на лошадином приводе. Ох и наморочились, пока несложные вроде бы механизмы стали работать так, как надо. Но таки сделали и проковали, предварительно разогрев. К величайшему удивлению всех, попаданца – в числе первых, при извлечении цилиндра его поверхность показалась поначалу чисто чугунной, как говорили здесь – из свиного железа. Без малейшей видимой примеси марганца. Привычного всем серого цвета. Будто какой-то демон во время проковки подменил стержень.
Заметили это, естественно, не сразу. Как ни странно, первым обратил внимание на изменение цвета простак Мыкола. Пока все возились с перекованной пушкой, он подошел и, потоптавшись немного в нерешительности, спросил:
– Дядьку Москаль, а чому зализо посирило?
Очумевший от тяжелой и непривычной работы попаданец не сразу его понял:
– Какое железо?! Где оно посерело?
Джура сцапал его за рукав и потащил к стержням. Незадачливый колдун послушно пошел, ведомый, как осел на поводке. Цех был, конечно, не масштабов двадцать первого века, идти далеко не пришлось.
– Ось! – ткнул пальцем Мыкола. Но Аркадий и сам уже заметил. Стержень, использованный в проковке, резко отличался по цвету от своих собратьев. От него еще несло жаром, и ни малейших следов зеркального блеска, кроме тонкого ободка на краю, на нем не наблюдалось. По внешнему виду это был стержень из обычного чугуна.
«Блин горелый! А это что за чудеса с превращением? Может, он серый, пока не остыл?»
Внимательно осмотрев объект, он понял, что это не так. Часть стержня, не соприкасавшаяся с бронзой, была по-прежнему зеркальной. Присел и царапнул посеревшую поверхность кинжалом. Царапина заблестела. Это означало, что изменения коснулись тончайшего поверхностного слоя, не миллиметров даже – микрон.
«Ежели что-то откуда-то убывает, то, значит… оно куда-то прибывает. Если марганец исчез отсюда, то он куда-то делся».
Сразу проверить появление нового элемента в бронзе не удалось, уж очень горяча была переделанная пушка. Охрипший, в нескольких местах слегка подпаленный, дико уставший, Аркадий объявил перерыв до завтра для отдыха и осмысления случившегося.
«Если марганец переходит в медь из сплава с чугуном, делая ее марганцовистой или, хрен его знает, как она называется, бронзой, то сам бог нам велел использовать такое его свойство. Можно даже будет за зиму по новой перелить с обивкой молотом уже сделанные из дерьмовой османской бронзы пушки, благо угля для такого процесса у нас хватит, а будет надо – нахватаем еще рабов, они нам сколько нужно, столько накопают. Угля в здешней земле много. Вот только как его перегонять, если он переходит только с поверхности?»
На следующий день он осмотрел ствол новой пушки и, как и ожидал, обнаружил, что его внутренняя поверхность имеет совсем другой цвет, чем внешняя. Порадовало его и то, что затея удалась, раковин в прокованном стволе не было. Это обещало большую прибавку в скорострельности и давало надежду на уменьшение веса орудий. И без того легчайшие в мире, благодаря отсутствию разных художественных излишеств на поверхности ствола и форме в стиле Шуваловских единорогов, можно было спокойно утоньшить. Проковка делала металл заведомо более прочным.
