Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

— Ты цигейку не носишь?

— Ношу. Еще рано, ноябрь на дворе, вот придет январь — обязательно надену. У меня новая шубка — каракулевая, родители подарили на двадцатилетие. Вот на Новый год и надену! — смотрит внимательно мне в глаза.

Запомнила значит мое обещание. Память хорошая. В нашей профессии без нее никак.

— Идем, — Валя открывает дверь.

До автобусной остановки идем молча. Прощаемся у метро, она вдруг говорит: — Если что нужно будет, обращайся, я оплату не возьму, — не дожидаясь ответа, уходит.

Я провожаю её взглядом, смотрю на прямую спину, горделивую осанку.

Тоже ухожу, не останавливаясь.

Не вижу смысла, что–то обещать девушке, да и не нужно это сейчас. Ни ей, ни мне.

Прощай, Валя.

Возможно, завтра будет другая Валя, или Маша, или кто угодно ещё. Я не собираюсь пока привязываться.

Пока молод и горяч, пусть так и остаётся.

В голове — только учеба, работа, перспективы. У меня слишком большие планы на эту жизнь. Хочу успеть сделать то, что не успел в 2024.

Любовь? Влюблённость? У меня на это времени нет.

В метро давка — ну, классика, семь утра, все как тараканы в одну щель лезут. Но мне не привыкать, я и не такое видел. Сегодня день предстоит тяжёлый. Надо по работе всё обработать, материалы собрать. Ночью лекции по античной литературе переписать.

А на вечер назначена встреча с Волковым. Нужно подготовиться к встрече с ним, обдумать всё, что узнал, чтобы выложить как на духу, без сучка и задоринки.

Служивые люди шуток не понимают.

Возвращаюсь в общагу, после трёх пар, голова гудит, как заводская сирена, и единственное, что спасает от безумия — это привычный ритуал — переоделся, умылся, поел.

Сажусь на кровать, раскладываю бумаги, собираю заметки, выстраиваю структуру статьи.

Записать фамилии, ключевые моменты, чтобы Нике было легче.

Ника…

Как же я умудрился влезть в этот кабальный контракт с ней?

Парни слышат, как я стучу зубами от злости.

— Зачем ты согласился на такие условия? — Серёга сидит на подоконнике и смотрит на меня.

— О чём ты? — отмахиваюсь, как от комара. Ну что он вообще понимает?

Деньги просто так никому не достаются. За деньги всегда приходится чем–то жертвовать — свободой, желаниями.

— Тебе же самому не дают писать статьи. Только Нике помогаешь, — уточняет Серёга.

— Время надо. Вот увидишь. Через пару месяцев получу своё редакционное задание, и тогда напишу чёртову статью. Свою. Такую, чтобы громыхнуло.

— Насчет громыхнуло — это ты про ударный труд в сельском хозяйстве?

— А почему нет? Могу и про сельское хозяйство. Это тебе не шуточки — фронт, можно сказать, передовой. Страна на этом держится. Ты вообще понимаешь, что такое социалистическое планирование?

— У–у! Куда тебя понесло. Я всего лишь хотел уточнить…

— Сам устройся в газету, посмотрим, что тебе первокурснику доверят. Умный если такой!

— Ну корпи дальше над своими материалами, — Серёга уже встал и идёт к двери. Похоже, обиделся, ничего, проветрится, забудется.

Я же не мамка ему, чтобы с ним вежливо разговаривать.

Парни по одному разбредаются — кто на кухню, кто к девчонкам, а я остаюсь один на один с этой кучей записей и заготовок.

Тишина в общаге — это явление почти мистическое.

Замираю на мгновение, наслаждаясь.

А потом беру ручку и начинаю строчить черновик. Мысленно матерю Нику.

Вот у Веселовой Лиды никак не получилось втянуть меня в общественную работу, а эта смогла. Молодец, что тут скажешь. Умеет вертеть внештатниками, а мы студенты — народ — подневольный. Работу дали, уже хорошо.

— Эй, Макар! Трудовик газетного производства, ужинать пора! — меня окликают, и я понимаю, что уже вечер наступил.

Ужинаю наспех тем, что дежурный по комнате сварганил. А что? Картошечка с луком — самая народная еда. Сытно и без претензий. Как говорят, «живи просто, но мечтай о большем».

— Опять по бабам? — смеются парни, когда я натягиваю куртку.

— Типа того. К начальнице материал показать.

— На ночь глядя? — они мне не верят, но это нормально. Никто в здравом уме не пойдёт к начальнице в такое время.

— Угу, — киваю, выходя из комнаты.

Ровно в девять подхожу к её дому. Не успеваю потянуть за ручку двери, как из темноты выходит майор Волков. Он меня за рукав куртки хватает, как давний приятель, хотя мы с ним только один раз всего встречались.

— Поговорим здесь, — говорит сурово, как будто я уже виноват в чём–то.

Киваю. Ну, поговорим. Идём по тёмной улице, а за нами хвост. Я оглядываюсь — серый силуэт прячется в тени.

— Это мой оперативник, — сообщает Волков, будто так и надо. — Так спокойнее. — Чего хотел? — спрашивает у меня без церемоний. Раз уж разговор предстоит, так зачем тянуть?

— Я выяснил, что Игнатов Гриша — однокурсник Ольховской Марины — не тот, за кого себя выдаёт. Он — валютчик.

— Серьёзно? А с виду не похож! — хмыкает майор.

— Вот именно. Притворяется, а сам валютой занимается.

— Квартира у него обычная, — рассуждает Волков. — Вещи простые. Мать — сотрудница почты, как все. Машины нет.

— Может, дача есть, или ещё одна квартира у родственников, там и складывает деньги? — предполагаю я.

— Как ты на него вышел? — майор смотрит на меня подозрительно.

— Я по следам Звонарёва ходил, а вышел на Игнатова.

— А по Звонарёву что–то есть?

— Пока ничего.

— А ребёнка нашли? — допытывается страж порядка.

Молчу. Вот тут Волков меня прижал. Говорить или не говорить?

— Послушай, Сомов, я тебе не чужой человек, можешь доверять.

— С чего это? Когда это я с ментами на доверии стал работать? Я не стукач какой!

— Какие громкие слова. Ты не забывайся, что с майором разговариваешь. Знаешь, как я вышел на тебя? — он делает паузу, как будто собирается сказать, что–то важное. — Твой дядя Витя — друг моего отца. Так вот, твой родственник не смирился с тем, что ты некурсант. Виктор просил оказать услугу — взять тебя в дело, чтобы ты пороху понюхал, понял, как это круто — чувствовать себя следователем, помогать людям по–настоящему. А не вот это всё — журналистское. Ты же понимаешь, много ты написать не сможешь. Будешь снимать показания у передовиков производства, описывать новое оборудование на фабриках. В СССР нет ни преступности, ни секса, ни блата. Понял⁈

Чего же не понять? Прямо на пальцах показал мне мое незавидное скучное будущее.

Теперь хоть стало ясно, почему сам майор бегает за мной, носится как мальчишка. Задание выполняет.

Семейные связи, дружба поколений. А я–то думал, что Волков мой острый ум оценил.

— Только я уже выбрал себе стезю, — отвечаю. — Не следак я, и не хочу им быть. Мне журналистика по нраву. Могу вещать что хочу. Свобода слова и желания.

— Ясно, что ничего ты не понял. Так что там про ребёнка? — Волков прищуривается, как кот перед прыжком. Чувствую, что не уйду, пока не отвечу. Или уйду с хвостом.

— Нашёл я его, с ним всё в порядке, — цежу сквозь зубы. Решаю для себя, что доверять майору стоит, раз дядя Витя с ним в связке.

— Адрес чиркни, мы мальчонку заберём!

— Нет, — обрубаю я.

— Как это «нет»? — злится Волков.

— Вот так. Ника хочет отобрать мальчишку.

— Не верю! Ника хочет найти Марину.

— Королёва много чего не договаривает. Ни тебе, товарищ майор, ни мне. У нее сестра Вика бездетная, и женщины сговорились, что Ника отдаст его ей. Как игрушку. Чтобы из него сделали буржуя. Вот зачем она меня наняла. Не хотела, чтобы милиция нашла мальчика первой, чтобы мальчика не сдали в воспитательное учреждение для детей, лишившихся родителей. Меня она привлекла, чтобы я как гончая псина несся по следу, а вас как друга, чтобы дело контролировать.

— Понятно. Ладно, — майор явно злится, что я смею утверждать, что его использовали также как меня. — Пусть мальчишка будет там, где ты его спрятал. Позже разберемся. Если мать погибла, то придется мальчишку государству отдать. Ты же понимаешь? Он круглый сирота теперь. Нарушать закон Нике я не позволю, несмотря на наше давнее с ней знакомство.