Война после войны (СИ) - Шмаев Валерий

Это было безумие. Остаться в городе после всего, что сделал его отряд, чтобы посадить на кол моего мучителя? Как сказал мне много позднее Александр: «самая обыкновенная рекламная акция».

Хорошенькая реклама! В каждой квартире с казнёнными были оставлены по несколько листовок с подробными пояснениями предыдущих акций. В тех случаях, когда листовки были на идиш, сами листовки были пришпилены к телам гестаповских офицеров простыми кухонными ножами.

Фотографии казней были развешены по всему городу с подробными рассказами бесчеловечных деяний сотрудников СС в концентрационных лагерях, и немецкие врачи категорически отказывались лечить латвийских полицейских и гестаповских офицеров.

Я ещё до конца не верил ему и вдруг зимой происходит два просто невероятных события потрясших меня до самого донышка моей исстрадавшейся души. Совершенно неожиданно в обозначенное в радиограмме время моя мама выходит в эфир русской радиостанции со стихотворением, оговоренным со мною в мае, и я с благоговением слушаю родной мне голос…

…и Паулюс, дошедший до Сталинграда и завязший там с огромным количеством войск… дальнейшее, знает весь мир.

И вот я в Лондоне. Рядом со мной моя мама и Александр. Мой брат рассказывает свою фантастическую историю от начала и до конца. Я слушаю вновь обретённого мною брата, чуть прикрыв глаза и баюкая руки мамы в своих изуродованных руках, верю каждому его слову. Такое невозможно придумать. Не с мозгами Александра уподобиться Герберту Уэльсу.

Я смотрю на руки мамы и понимаю, что уже принял решение. Я останусь с ними. На столе остатки бриллиантов, что остались у нас, а перед глазами фраза из письма этого удивительного человека: «…распоряжайтесь ими как Вам будет угодно. Это слишком малая толика того, что я Вам должен». Передав мне, огромные деньги он поверил мне на слово. Этот человек подарил всем нам жизнь, ничего не потребовав взамен для себя, а лишь попросил об услуге для Александра и семьи Лерманов.

О том, что он жив я узнаю в сорок пятом году, и грустно усмехнусь в сорок шестом, получив внешне невинное письмо с пояснениями экстренной связи с ним. Никто, даже мой брат, не знал о том, что он жив.

«Второй», капитан НКВД, Данила Кириллович, Вальтер Рихтер, капитан войск специального назначения России Виктор Егоров, «Командир». С ним и его современниками можно иметь дело. За эти годы я познакомился со многими из них.

Лето и Багги. Два невысоких коренастых неуловимо похожих друг на друга простоватых боевика. Пройдёшь мимо не заметишь. Невыразительные лица, бесстрастно взирающие на собеседника. Пудовые кулаки с набитыми до каменного состояния костяшками.

Багги, его гитара и Владимир Семёнович Высоцкий. И это человек разбивающий кулаком четыре кирпича? Три иностранных языка, потрясающая работоспособность и… мгновенно закрытая его телом моя мама. Тревога оказалась ложной, но его реакция и самопожертвование потрясли меня.

Лето. Человек, разбивший о свою голову бутылку на тренировке моей охраны. Необразованный мужлан как показалось мне, потрясающе делает… массаж? То, что он творит руками назвать массажем кощунство. Два иностранных языка.

Хаски и Ким. Охрана заводов, резиденции и моя личная охрана поставлена ими. Я даже не подозревал о таких вещах, которые они сделали.

Ким. Немногословный, спокойный, неприметный человек просто потерялся в громадном дворцовом парке и условно убил семнадцать человек моей личной охраны, более года подготавливаемой моим братом. Потрясающе играет на фортепиано. Лист в его исполнении бесподобен. Оказалось, что у него музыкальное образование по классу фортепиано, немецкий, английский и испанский языки.

Хаски. Как описать его? Такой же невысокий, как и «Ким». Такой же спокойный, как и Лето. Такой же стремительный, как и Багги и неуловимо похожий на Командира. Незаметный и незаменимый начальник охраны всех территорий и всей моей охраны. Два, теперь уже три иностранных языка и десятки задержанных любопытных «просто прохожих» и ненавязчивых людей пытающихся проникнуть на опекаемые его охраной объекты.

С заводов невозможно вынести даже щепку, а после переломанных нежданным визитёрам ног на территорию заводов боятся залетать даже птицы.

Двое журналистов якобы случайно оказавшихся в парке нашего замка пришли в себя на ступенях ратуши, на центральной улице городка в тридцати километрах от резиденции. Они были связаны, обнявшись, лицом друг к другу, напомажены, а из одежды на них было только кружевное женское бельё. Вместо кляпов во рту у них были деревянные дилдо огромных размеров.

Скандал был грандиозный. Фотографии самых беспардонных журналистов Лондона были разосланы во все газеты Великобритании. В пояснительном письме неизвестные информировали редакции газет о намерении засунуть следующему журналисту такие же дилдо в отверстие сзади ниже пояса. Прозрачный намёк был понят правильно. Ни один журналист более не докучает нашей семье.

Док. Образованнейший человек. Редчайшая жемчужина среди тысяч людей, встреченных мной на моём жизненном пути. Немногочисленные беседы с ним — мгновения подаренных мне бесценных знаний. Уникальные мастера нетрадиционной китайской медицины, которых он привез, возродили меня к жизни. Один из них со своей многочисленной семьёй живёт в нашем замке и лечит меня, мою маму и семью Лерманов. То, что он делает, находится за гранью человеческого восприятия. Это знания другой цивилизации, дошедшие до нас из глубины веков.

Лис. Вот уж действительно «Лис», иначе этого человека и не назовёшь. Английский и арабский, немецкий и испанский, финский, итальянский и какой-то ещё язык. Я так и не понял этого человека, правда и общался совсем немного. Появляется и исчезает совершенно неожиданно и непредсказуемо, оставляя за собой слабую тень тайны, невиданные никем приборы позволяющие контролировать каждый уголок резиденции и таких же незаметных операторов этого многочисленного сложнейшего оборудования.

Лето и Багги, Хаски и Ким, Док и Лис. У них тоже очень много имён. Такие разные и неуловимо похожие. Другие. Не такие как мы.

Прошло уже более полугода после того, как получивший звонкую виртуальную пощёчину при всех своих подчинённых группенфюрер СС расстался с Вальтером Рихтером, но ярость вулканом, кипевшая в груди опытного гестаповца, не утихала. Сразу после обмена информацией с группенфюрером Рихтер исчез и до сих пор так и не появился.

За эти полгода контрразведка Организации собрала о бывшем подполковнике НКВД огромное количество разрозненной информации, но так и не смогла установить ни его настоящего имени, ни подлинной страны, на которую работал этот, без всякого сомнения, опытнейший разведчик.

Единственное, что удалось доподлинно выяснить, было то, что «Советы» действительно искали Дымкова-Рихтера, причем имя Вальтер Рихтер им известно не было. По уточнённым данным Дымков действительно всю войну работал в Советском Союзе.

В тридцать девятом году старший лейтенант НКВД Дымков был тяжело ранен и длительное время находился на излечении в Ленинграде. Затем в самом начале сорок первого года спасая документы, вывозимые из Пскова, был ранен ещё раз и опять попал в госпиталь, но теперь уже в Ярославле, где и остался работать в местном управлении НКВД.

Капитан Дымков действительно работал в секретном отделе НКВД в Ярославле, и о его работе долгое время ничего известно не было, однако стало известно, что Дымков считался лучшим оперативным сотрудником управления.

Дымков попал в разработку московского следственного управления НКВД в середине сорок четвёртого года после задержания одного из рабочих номерного завода, на котором постоянно происходили крупные диверсии. Ранее судимый рабочий, спасая свою жизнь, быстро раскололся и выдал целую сеть, связанную с новоиспечённым подполковником НКВД. Пока выявляли всю цепочку и устанавливали связи и контакты подполковника, Дымков, в разработке которого были пленные из специального лагеря, в котором содержались офицеры разведывательных подразделений Вермахта, якобы завербовал большую группу пленных.