Екатерина Александрова - Короли без короны
— Да-да, конечно, — торопливо подтвердил король. — Я разрешу ему вернуться во Францию и награжу. Можете быть спокойны.
Жорж-Мишель коротко кивнул и вышел. Он чувствовал, что иначе может утратить выдержку и совершить какое-то безумство.
Письмо герцога Анжуйского с просьбой встретиться в десять часов вечера в монастыре святой Женевьевы сначала взбесило принца, а затем заставило задуматься. Жорж-Мишель не мог понять, как после всего случившегося Франсуа посмел писать ему и даже надеяться на встречу. Лишь место свидания, назначенное дофином, не вызвало ни малейшего удивления его высочества. Наверняка Франсуа опасался, что у него будет столь сильное желание убить его, что лишь святая обитель сможет удержать его от искушения. В своем предположении Жорж-Мишель был прав. Когда король, сокрушенно разведя руками, сообщил, что выяснил все обстоятельства убийства Бюсси и виновниками этого преступления оказались Релинген и Бретей, Франсуа ахнул, в очередной раз поражаясь, каким глупцом был Бюсси. Но когда брат сообщил, что в наказание за убийство граф де Саше будет бессрочно изгнан из Франции, а его портрет как убийцы будет повешен на Гревской площади, почувствовал ужас.
Напрасно Франсуа лепетал, что не может допустить подобного наказания, Генрих не слушал, уверял, будто и так сделал для брата все, что можно, а отправлять на эшафот воспитанника и родственника кузена было бы слишком. Сто экю, перешедшие из кошелька принца в кошелек одного из королевских пажей, открыли Франсуа глаза, однако истина оказалась столь пугающей, что лишь надежда как-то объясниться с родственником удерживала дофина от битья кувшинов, расшвыривания табуретов и прочих предметов мебели.
Всю свою жизнь младший из Валуа завидовал принцу Релинген. Во-первых, у кузена не было старших братьев. Во-вторых, у него было пусть маленькое, но собственное княжество, в котором принц был полным хозяином. В-третьих, кузен Релинген был богат, а в-четвертых, имел немалый успех у дам. Будучи совсем юным, Франсуа пару раз пытался дать понять родственнику, что хотел бы стать его другом, но каждый раз натыкался на брезгливое недоумение.
И все-таки даже простое подражание принцу приносило свои плоды, так что любезностью и шутками Франсуа быстро заработал репутацию галантного кавалера, а щедростью привлек на свою сторону многих прославленных головорезов. И вот теперь из-за интриг брата он должен был ввязаться в войну со своим идеалом, рассориться со многими влиятельными людьми и утратить с таким трудом завоеванные позиции. С этим надо было что-то делать, но когда Франсуа увидел взбешенного принца, он испытал крайне неприятное желание забиться куда-нибудь в исповедальню. Всегда веселый и любезный, на этот раз принц Релинген казался грозовой тучей, а Франсуа, как ни странно, боялся гроз. Его высочество даже испугался, что допустил ошибку, решившись на личную встречу с кузеном. Слова Релинген лучше всего подтверждали опасения дофина.
— И вы посмели мне писать, — тон кузена больше всего напоминал рык. — Вы посмели сюда явиться… После того, как по вашей приходит, по вашему капризу моего друга отправляют на верную смерть!..
— Мы в церкви, — отчаянно напомнил дофин, испугавшись изменившегося лица родственника.
— И вы полагаете, меня это удержит? — с презрением и гневом отвечал Жорж-Мишель. — Да больше всего на свете я хочу всадить вам пулю между глаз. Я хочу этого так сильно, что даже не взял с собой пистолетов…
— Ваше высочество… кузен… Жорж… ради Бога, выслушайте меня! — взмолился Франсуа.
— Зачем? — надменно вопросил Релинген. — Что нового вы можете мне сказать по сравнению с тем, что наговорили королю?
— Я ничего не говорил королю! — с отчаяниям возразил дофин.
— Довольно лгать, — с гадливым презрением отвечал Жорж-Мишель. — Я видел, как вы выходили от Генриха.
— Речь шла совсем о другом, поверьте. Я не знал, что Бюсси был убит по вашему приказу, но даже если бы и знал… Я не хочу воевать с вами. Я и Бюсси предупреждал, чтобы он отступился, я предлагал ему покончить дело миром.
— «Миром»… — с издевкой повторил Релинген. — В каких книжках вы вычитали это слово?
— А что еще я мог сделать?
— Не распускать своих людей, а уж если распустили, так не мешать тем, кто умеет ставить наглецов на место. И не подавать жалобы королю…
— Я не подавал, — сдавленно прошептал Франсуа. — Это Рене…
— Кто?
— Сестра Бюсси.
— И вы хотите меня уверить, будто король мог прислушаться к жалобе Рене де Клермон? Придумайте что-нибудь поумнее.
— Король прислушался не к ней, король прислушался к Шико.
Жорж-Мишель вздрогнул. Значит, Лангларе… Что ж, он мог. И ведь он немало знает.
— И что же хотел господин Лангларе? — неожиданно спокойным тоном поинтересовался принц.
— Он хотел нас поссорить, — почти с облегчением ответил дофин, чувствуя, что ему наконец-то поверили. — И ему это почти удалось. Кузен, — поднял голову Франсуа, — я готов оказать вам любую поддержку. Вам и графу. Если король отправляет его в изгнание, может быть я смогу помочь… Может…
— Граф де Саше никуда не поедет, — объявил Жорж-Мишель.
— Конечно, — подтвердил Франсуа. — Я на вашей стороне, останется ли граф в Турени или решит отправиться в другое место. Я готов дать ему убежище, только скажите…
В одной из старых исповедален послышалось чихание, и в то же мгновение несколько сопровождавших Релингена и дофина дворян ринулись к клетушкам. Жорж-Мишель и Франсуа обернулись. Послышалась возня, шум борьбы и еще через несколько мгновений к ногам принцев швырнули какого-то человека.
— Подумать только, Лангларе, — с интересом заметил принц Релинген, разглядывая своего бывшего офицера. — Стоит о вас заговорить и вы тут как тут.
— Проклятье! — Франсуа судорожно вцепился в эфес шпаги. Запоздалый страх, ненависть и еще какие-то чувства захлестывали с головой. — Он подслушивал, его надо убить!
— Это счастье — умереть за короля! — крикнул Шико и осекся.
Принц Релинген хохотал. Лангларе случалось видеть улыбавшегося сеньора и даже смеявшегося, но хохот его высочества был явлением столь редким, что бывший офицер растерялся. Принц чуть не сгибался от хохота, с трудом держась на ногах.
— Скажите, Лангларе, — произнес Релинген, отсмеявшись, — каким образом вы хотите умереть за короля? Когда вы были офицером, у вас было достаточно возможностей отдать жизнь за его величество, но почему-то вы не воспользовались ни одной из них. А теперь, став шутом, вы собираетесь умирать… Да это смешнее фарсов Джелози! Нет, кузен, — Жорж-Мишель повернулся к Франсуа, — и вы всерьез собираетесь пачкать руки об этого господина?
— Но он шпионил за нами, — напомнил герцог Анжуйский.
— Что с того? — презрительно усмехнулся Жорж-Мишель. — Что такого этот шут услышал, о чем нельзя было бы кричать на каждом перекрестке? Да, Лангларе, мы помирились, можете рассказать об этом его величеству. Мы помирились, а Бретей никуда не поедет. Вам все понятно? Или, может быть, мне повторить?
Франсуа с сомнением посмотрел на Шико и Жорж-Мишель понял.
— Посмотрите, кузен, некогда этот человек был офицером, а шпага, как известно, облагораживает. К сожалению, не всех, потому что этот… субъект… решил заделаться палачом, и надо сказать, весьма преуспел в своем деле. Но, видимо, со временем он счел ремесло палача слишком хлопотным и малодоходным, поэтому подался в шуты. А теперь, когда он решил замолить грехи, вы хотите поднять на этого господина руку? Бог с вами, — с иронией проговорил принц Релинген, — посещение монастыря пока что не карается смертью. Пусть катится, куда хочет.
Франсуа угрюмо молчал, но, в конце концов, решил, что мир с кузеном Релингеном слишком недавно был заключен, чтобы спорить.
— Пусть будет так, — согласился дофин, — но пока этот мерзавец прятался на углам, он собрал на себе всю пыль монастыря. Было бы невежливо отпускать его к моему брату, не выбив как следует его колет.
— А это уже ваше дело, — заметил Жорж-Мишель. — Не хочу вам мешать. Развлекайтесь, кузен, только не переусердствуйте. Живой шут забавнее дохлого.
С этими словами принц Релинген развернулся и пошел прочь. До его слуха доносились глухие удары и вскрики, но он не обернулся, не замедлил и не ускорил шага. История совести господина Лангларе принца не интересовала.
ГЛАВА 16
Воздушные замки
Шико со стонов привалился к монастырской стене. Надо было спешить, надо было предупредить короля об опасности… Шут попытался оторваться от каменной опоры и чуть не упал. Боль, гнев, унижение и ненависть сплелись в тугой комок, который подступал к горлу, грозясь разразиться рыданиями. Его, человека короля, бывшего офицера подвергли побоям, словно какого-то лакея! Больше всего на свете Лангларе мечтал встретиться с принцем Релинген на каком-нибудь пустыре и чтобы у обоих в руках было по шпаге и кинжалу… Но кто бы доставил ему эту радость?! Положение шута делало Шико почти полностью свободным в словах и поступках, но эта свобода имела одно исключение: он мог высмеивать кавалеров и дам, издеваться над принцами, не оставлять камня на камне от величия короля, но он не мог драться на дуэли. От его шуток дамы рыдали у всех на глазах, шевалье в бессилье сыпали отборными ругательствами, но ни один из них никогда не стал бы требовать у него удовлетворения и не дал бы удовлетворение ему. Он мог вволю фехтовать с королем, но не мог скрестить шпагу с врагом. Проклятый Релинген… Это из-за него он сделался шутом!
