Сергей Шхиян - Кукловод
— Вы вот так считаете? Но, кто же из нас знает свою судьбу? — опять подала голос Урусова. — Вдруг господин Крылов на вас рассердится и убьет?
— Меня? Этот господин? — рассмеялся на этот раз вполне искренне Сергей Петрович. — Вы меня смешите княжна. Это никак не может произойти!
— Почему вы так думаете? — спросил я.
— Чем же вы меня можете убить и, главное, как?
— Могу застрелить, в крайнем случае, зарубить! Или вы кощей бессмертный?
— Нет, я не бессмертный, — уже явно куражась, сказал он, — так же как и вы. Только я могу себе позволить вас убить, а вы меня не можете!
— Это еще почему?
— Потому! Если желаете, попробуйте выстрелить в меня! Я на вас не обижусь!
Еще до того как закончился этот разговор, я понял, что он имеет в виду. Они с князем меня загипнотизировали. Причем, даже более изощренно, чем другие свои жертвы. Я почувствовал, что у меня отнимается все тело.
Мне нечего было ему ответить. Руки у меня стали ватными и слабыми, и я едва смог пошевелить пальцами. Маша что-то почувствовала, освободила свою руку и тронула меня за плечо.
— Что с вами, Алексей Григорьевич? — не в силах скрыть испуга, спросила она.
Увы, я не только не мог шевелить руками, у меня пропал даже голос.
— Не стоит из-за него беспокоиться, — ответил вместо меня Сергей Петрович. — Я сейчас прострелю ему колени и оставлю лежать здесь на дороге, скорбеть о своей судьбе. Вам, княжна, следует думать не о господине Крылове, а о себе. Ваш высокочтимый брат вами очень недоволен. Он день и ночь скорбит, как заставить вас раскаяться в своих грехах и предстать пред Господом, очищенной страданием! Вы должны молиться за князя Ивана Николаевича, он принял из-за вас столько мук, но не ожесточился сердцем и думает только о спасении вашей души!
— Алексей, что говорит этот человек, почему ты молчишь? — забывая о том, что в присутствие третьих лиц мы всегда обращались друг к другу сугубо официально, назвала меня просто по имени Урусова. — Скажи что-нибудь! Я тебя умоляю! Посмотри, что он делает! У него пистолеты!
Смотреть, было единственное, что теперь я мог, так же легко и свободно, как и прежде. Ничего другое у меня не получалось. Однако я не собирался просто так дать себя подстрелить. После тяжелых экстрасенсорных сеансов у меня бывало такое же состояние, руки так уставали, что казалось, я не могу ими пошевелить. Но когда было очень нужно, вполне мог заставить себя преодолеть слабость.
Между тем, Сергей Петрович вытащил из-под шубы пистолеты и начал готовить их к стрельбе. Возясь с одним, второй чтобы, не мешал, он небрежно, засунул под мышку. Делал он все нарочито неспешно и не очень ловко. Впрочем, возможно, у него просто не было навыка к стрельбе или замерзли руки.
Я, стараясь не паниковать, начал медленно поднимать правую руку. Это стоило неимоверных усилий, но зато острая боль от напряжения как-то разблокировала нервную систему и пальцы теперь шевелились вполне ощутимо. Уже вполне можно было даже взяться ими за рукоятку пистолета, но вытащить его из-за пояса, левой рукой взвести курок, а уж тем более выстрелить, я пока способен не был.
— Вам, сударь, дать перед смертью помолиться или не стоит терять драгоценное время? — глумясь, спросил Сергей Петрович.
Ответить ему я не мог. Горло сжимал спазм, к тому же мне было не до разговоров, я все еще пытался спасти наши с Машей жизни. Противник не торопясь, подготовил к выстрелу один пистолет, взвел курок и засунул его под мышку. После чего взялся за второй.
— Ну, сделай же что-нибудь! — тихо, сквозь сжатые губы попросила Маша, и не дождавшись от меня ответа, обернулась назад.
От физического напряжения у меня начала кружиться голова. Такое состояние бывает у спортсменов перед финишем, когда совсем кончаются силы и остается одно только желание победить. С черной пеленой в глазах, я все-таки дотянулся до пистолета, но рука начала сама собой опускаться вниз. Стараясь не дать ей упасть, я схватился за гарду сабли, и содрогнулся от сильного удара тока. Руку просто отшвырнуло прочь, а тело тряхнуло так, будто я схватился за оголенный электрический провод высокого напряжения.
Я непроизвольно вскрикнул. Сергей Петрович удивленно на меня посмотрел и застыл на месте. Ему было на что полюбоваться.
Мой паралич прошел внезапно, как будто его никогда и не было. Я уже вытаскивал из ножен саблю, а оппонент все еще сыпал из пороховницы порох на полку. От неожиданности Сергей Петрович дернулся. Заряженный пистолет выпал у него из подмышки и упал на дорогу.
— Так что вы, любезнейший, спрашивали о последнем желании? — зловеще поинтересовался я.
— Я, я, вы, вы, одумайтесь, что вы делаете, — бормотал он, отступая перед направленным в грудь клинком. — Этого просто не может быть!
— Может, — обретая уверенность в себе, ответил я. — У меня заговоренная сабля. Так что теперь ваша очередь просить у Бога перед смертью прощения.
— Помилуйте, вы не должны этого делать. Меня нельзя так просто убить. Вам этого никогда не простят. Вы даже не представляете, с кем вы связываетесь! — приходя в себя, торопливо заговорил он. — За мной стоят такие силы, такие люди…
— Расскажите какие, мы с княжной с удовольствием послушаем. Надеюсь, вы нас не утомите подробностями…
— Я, конечно, я все скажу! Вы, думаете, что мы с князем сами по себе? Нет, нам приказали, вас здесь давно ждали, а эта девчонка только повод.
— Как это ждали? Кто ждал? Если хочешь жить говори все без утайки! — с угрозой сказал я, подкрепляя весомость слов движениями клинка.
Если он не врал, то дело принимало совсем другой оборот. Однако я не спешил ему верить. Слишком часто прижатые в угол люди начинают неудержимо хвататься высокими покровителями и смертельными карами за каждый упавший волосок со своей головы.
— Мне скрывать нечего, если бы вы только знали какую симпатию всегда у меня вызвали! Вы совершенно необыкновенный человек, я таких красивых, умных, гениальных людей еще ни разу не встречал, — зачастил Серей Петрович, кланяясь и умильно улыбаясь, что в призрачном «лунном сиянии» оценить, было все равно невозможно.
— Скажешь еще один комплимент и лишишься головы, — предупредил я. — Или ты говоришь, то, что я тебя спрашиваю, или мы прощаемся на веки. У меня и без твоих славословий хватает забот.
— Я говорю то, что думаю, — видимо, по многолетней привычки льстить тем, кто сильнее, не удержался Сергей Петрович от последней попытки перевести разговор на самую приятную для меня тему.
Мне пришлось для наглядности в серьезности намерений, взмахнуть саблей пару раз над его головой. После перенесенного удара «током», физическое состояние у меня стало великолепным. Уже давно я не чувствовал себя таким молодым и сильным. Тело даже сладко ныло от ощущения мышечной радости.
Угроза возымела действие, Сергей Петрович спешно заткнул фонтан красноречия и завис на последнем слове с открытым ртом. Я терпеливо ждал, что он скажет по делу, и внимательно следил, что делают его руки. Нарочитая неловкость в обращении с оружием еще не гарантировал нас от неожиданного удара ножом в бок. Рот его все еще был открыт, но слова из него не вылетали, и мне пришлось задать наводящий вопрос:
— Кто меня здесь ждал?
— Вы же сами знаете, он вас встретил на дороге и привез к себе в имение, это князь Николай Николаевич.
— Мой папа был в заговоре вместе с вами? Вы лжете, этого не может быть! — воскликнула Маша.
— Нет, он ничего не знал, его не посвящали, — уже не мне, а княжне ответил Сергей Петрович. — Просто так устроили, чтобы вы с ним случайно встретились.
— Мои родители живы или их сожгли крестьяне? — опять опередила меня своим вопросом княжна. Голос у нее при этом был необычно ломким, и я испугался, что если наш пленник это подтвердит, с ней опять может случиться припадок. А это было бы совсем не ко времени.
— Нет, они живы, все это придумал князь Иван. Может быть потом, после вашей гибели он и их…
Маша закрыла ладонями лицо и заплакала. Сергей Петровичи замолчал, и стоял, потупив глаза.
— Вы так и не сказали, кто все это подстроил и что за люди против нас воюют? — спросил я.
— Вы можете мне не верить, но я и сам толком не знаю, — прочувственно, словно льстя голосом, сказал он. — Меня наняли в помощь князю, обещали большие деньги, — он даже задохнулся, сожалея о неполученной выгоде. — Только пока я от них еще ничего не получил! У меня семья, четверо малолетних деток, их кормить нужно, а жалованья даже на дрова не хватает. Знать бы, чем все это обернется, я бы никогда не польстился…
От жалости к себе, чиновник едва не прослезился. Мне показалось, что он боится не столько нас, сколько своих товарищей и сделает все, чтобы ничего о них не сказать.
Будто в подтверждение этого, он заплакал, повалился на колени и зачастил:
