Андрей Саргаев - Е.И.В. Красная Гвардия (СИ)
— Ваше Императорское Величество, — Сергей Викторович почтительно склонил голову. — Во французском языке есть такое понятие, как «полная задница»? Ах нет… С сегодняшнего дня будет.
Глава 19
— Паш, ты это… не ругайся на него сильно, хорошо? — сегодня с голосе Михаила Илларионовича Кутузова отчётливо слышались нотки Мишки Варзина, который не видел ничего дурного в обращении к императору на «ты». — Медаль ему можно какую-нибудь дать.
Это он про капитана Акимова, привезшего вчера в Москву Наполеона. Лучше бы не привозил, прикопав в снегу где-нибудь по дороге.
— Медаль, говоришь? Хренушки! Поздравь от моего имени майором и отправь подальше. Пусть в Молдавии полком командует.
— Но, Ваше Величество! — ага, это беспардонный Варзин уступает место дипломатичному фельдмаршалу. — Государь, майорский чин слишком мал для смещения с должности смоленского губернатора.
— Уж не в генералы ли его произвести?
— Полковника в самый раз будет.
— А харя не треснет?
— У меня?
— И у тебя тоже.
— Да нормально, чо! — вологодский говор в исполнении Кутузова звучит забавно, и отбивает всякую охоту сердиться.
А на самом деле, ну что такого страшного случилось? Приказ довезти французского императора капитан выполнил. Капитан? Ладно, уговорили, пусть будет полковником. Приказ он выполнил, даже более того… Проявил при сём разумную инициативу при наведении порядка в Смоленской губернии. Слишком жёстко, конечно, со взятием города штурмом и отправкой на работы почти всей губернской полиции… Так кто без греха? А с медалью… так её ещё и придумать нужно. Упустил я как-то этот момент — на настоящее время единственной действующей была всего одна, не привязанная к конкретной баталии, да и так не слушком уж… Знак отличия ордена Святой Анны вручался нижним чинам за двадцать лет беспорочной службы, и полковнику ну никак не подходил. И, согласитесь, императрица, помня о происхождении сего ордена, крепко им недовольна.
— Медали сам изобретать будешь.
— Нарисую, чо!
— Хорошо, будь по-твоему, и никакой Молдавии. Но попроси Акимова Бонапартию на глаза не попадаться.
Сказать, что Наполеон зол на новоиспечённого полковника, это вообще ничего не сказать. Он приходит в бешенство при одном лишь упоминании своего сопровождающего, и вчера при личной встрече потребовал немедленного расстрела обидчика. И где увидел обиду, недомерок корсиканский? Уж не в уничтожении ли собственного конвоя? А кто их просил бунтовать, представляя угрозу для жизни сопровождаемого Акимовым императора? Тем более на территории Российской Империи. Устраивали бы свои революции в странах с более мягкими законами. Нет же, недоволен, сука… А то, что прикрывая собой его задрипанное величество погиб один из лучших моих генералов, уже ничего не значит? Я ведь тоже прощать не умею.
— Миша, к завтрашнему параду всё готово?
Кутузов глумливо ухмыляется и спрашивает преувеличенно заботливым тоном:
— А его точно кондрашка не хватит?
Хороший вопрос, и, главное, своевременный. И что ответить?
— Нам с тобой, Миша, наплевать на его кондрашку.
— Всё же война?
— Ты думал избежать её?
— Надеялся, во всяком случае.
— Так не бывает.
— Так — это как?
— Без войны не бывает. Наполеон кто?
— Корсиканец.
— Да это понятно, я в больших масштабах беру. Он выскочка, случайной прихотью судьбы ухвативший власть. И как всякий выскочка будет доказывать право на неё единственным доступным способом — войной. Всё, что сможем сделать, это оттянуть её на пару лет.
— Мы, как всегда, не готовы?
— Не умничай.
— Я в хорошем смысле.
— Дождёшься от тебя хорошего. Иди лучше, войска проверь ещё раз.
— Да у меня всё готово, чего проверять-то?
— Давай-давай, мотай отсюда, товарищ фельдмаршал.
— Тиран ты, Твоё Императорское Величество, — вздохнул Кутузов, и ушёл, насвистывая марш Будённого.
Утро следующего дня.Доктора, осматривавшие Наполеона, заверяли в совершеннейшем его здоровье, и не находили никаких препятствий к участию в сегодняшних торжествах. Более того, многие заявляли об ошибочности диагноза, поставленного Ипполитом Станиславовичем Муховецким в дороге. Дескать, французский император не предрасположен к падучей болезни, а случайный приступ обусловлен нервическим напряжением, но никак не природной склонностью. Обильные кровопускания, впрочем, одобрили. Что же, придётся поверить учёным людям на слово. Зато будет с кого спросить, если Бонапартий вдруг хлопнется в обморок прямо на Красной полощади.
Нам сколотили трибуну у кремлёвской стены точно там, где когда-то встанет Мавзолей. Или в моём новом будущем его уже не будет? Кутузов предлагал расположиться на Лобном месте, но Александр Христофорович Бенкендорф настоял на своём варианте, уверяя, что его стрелкам так удобнее работать.
— А без них никак нельзя? Я, признаться, как-то неуютно себя чувствую под прицелом сотни винтовок.
— Четырёх с половиной сотен, Ваше Императорское Величество, — вежливо и тактично поправил министр госбезопасности. — Считаете количество недостаточным?
— На твоё усмотрение, Александр Христофорович. Кстати, что там с австрийскими злоумышленниками? На сколько времени назначено неожиданное покушение?
Мы переговариваемся шёпотом, стараясь не привлекать внимания стоящего рядом Наполеона. Он, конечно, по-русски ни бум-бум, но зачем отвлекать хорошего человека от красочного зрелища проходящих под звуки оркестра полков? Пусть даже плохого — но пусть большой ребёнок потешится большими игрушками. Тем более первыми идут войска в старых, украшенных излишествами мундирах.
— По здравому размышлению, государь, эту часть праздничных мероприятий решено было отменить. Совсем отменить.
На белом рукаве форменного полушубка Бенкендорфа подозрительное пятнышко. Где же твоя хвалёная немецкая аккуратность, генерал? И кёльнская вода не может заглушить запах сгоревшего пороха.
— Павел, улыбайся и маши рукой! — острый локоток императрицы ощутимо достаёт до рёбер. Откуда такая свинская привычка? — Дорогой, на тебя смотрит вся страна!
Громко сказано, но не будем разочаровывать восторженную женщину. Пусть действительно думает, что сегодня на Красной площади собралась вся страна — по европейским меркам тут народу на три не самых маленьких государства. Шучу, конечно… Александр Христофорович не позволит такую вольность, как рассылку приглашений на парад разным там подозрительным немцам.
— Почему они так бедно одеты, Ваше Величество? — Наполеон показывает на проходящих мимо трибуны красногвардейцев полковника Тучкова.
Что ему не понравилось, уроду? Валенки с полушубками или шапки-ушанки? Сам от холода зубом на зуб не попадает, не выговаривая во фразе по половине слов, на кончике носа капля повисла, а нас уязвить пытается? Странно мы, наверное, смотримся со стороны — шубы и меховые шапки, шали и пуховые платки у женщин, а среди этого он единственный в треуголке, ботфортах, белых рейтузах в обтяжку и убогой шинелишке поверх мундира. Ничего себе не отморозит? Немудрено в такую-то погоду… И становятся понятными невероятные амурные успехи князя Кутузова среди прекрасной половины парижского светского общества. При их модах даже в их климате…
— Эти воины дали обет нестяжательства и скромности, Ваше Величество, — объясняет Наполеону Мария Фёдоровна.
— Монашеский орден? — догадывается тот.
— Почти, — улыбается императрица. — Только без целибата.
— Это почему же?
— Сей обычай противоречит самой сути православной веры.
Что за ерунду она городит? Опять пойдёт гулять по миру очередная байка о России, как о стране, где в монастыри уходят целыми семьями, а неженатых монахов отправляют служить в армию.
Следом за красногвардейцами идут гренадеры. И сдаётся мне, что Кутузов для парада подбирал таких, чтоб одним видом своим вызывали у французского императора острое чувство собственной неполноценности. Я даже если на коня заберусь, и то на пару вершков ниже самого маленького из них буду.
Наполеон ощутимо недоволен. Коротышки вообще очень чувствительны к любым насмешкам или даже малейшим намёкам на насмешки над их ростом. Я, пожалуй, являюсь единственным исключением из правила. Но тут-то как раз понятно — получив шанс на новую жизнь, грех роптать на некоторые неудобства.
— И эти в странных мундирах! — французский император скрывает раздражение за наигранной весёлостью.
— У нас очень бедная страна, Ваше Величество, и для содержания трёхмиллионной армии приходится экономить на всём.
— Какой армии?
Что же тебя так перекосило, бедолагу? Ну не три миллиона, а двести пятьдесят тысяч, но тебе же совсем не обязательно об этом знать. Хотя я не так уж и ошибаюсь — в ведомостях военного министерства указывались только прошедшие переформирование дивизии европейской части страны, без учёта ожидающих своей очереди полков за Уралом и в Сибири. Там их не так много, конечно, но… А казаков ещё посчитать?
