Шарлатан 3 (СИ) - Номен Квинтус
— Но они пока что единственные, кто может сделать кое-что очень мне нужное!
— Я же сказала: молчи и слушай. Когда ты только придумал, что такой институт, причем с довольно мощным опытным заводом, может оказаться стране крайне необходимым, мы постарались сделать так, чтобы вообще никто не понял, что он учреждается по твоему предложению. Потому что институт этот своим появлением фактически отменил строительство химического комбината в Шостке и аналогичного уже научно-исследовательского института в Ирпене. А это задавило амбиции сразу десятка так называемых академиков украинских наук, — Светлана Андреевна при этих словах как-то хищно улыбнулась, — и сэкономило Союзу почти что четверть миллиарда рублей. Которые, как ты сам понимаешь, украинские академики и их покровители в республиканском правительстве получить и промотать уже не смогли. Но мы-то буквально наизнанку выворачивались, чтобы никто не смог связать появление этого института с тобой — а ты туда поперся чуть ли не во главе праздничной колонны и, возможно, проявил свою связь с институтом. Хорошо еще, что в институте твой заказ все же посчитали достаточно важным и пошли его регистрировать в первый отдел, но ведь ты им по секретность работы вообще ничего не сказал!
— И что? Мне теперь что ли вообще ничего не делать чтобы никто не догадался что я что-то собираюсь изобрести?
— Так, слушай и запоминай: тебе уже семнадцать и, я надеюсь, склероз у тебя еще не начался. Меня сюда послали в том числе чтобы и тебя прикрывать от… от кого надо прикрывать. Потому что у тебя мозги устроены так, что ты как-то предугадываешь очередные потребности государства и заранее проводишь подготовку к тому, чтобы эти потребности было реализовать просто и недорого. Да, я знаю, что ты всю эту подготовку ведешь чтобы сделать что-то такое, о чем вообще никто еще не подозревает, и никому ты не говоришь, что, собственно сделать собираешься. Но в любом случае пользы от тебя стране так много, что потерять тебя как источник этой пользы никто не хочет. Собственно, именно поэтому пока что на твои затеи средства выделяются практически сразу и без ограничений… пока они именно пользу в конечном итоге приносят.
— Не так уж много денег я и трачу…
— А никто и не говорит, что много, речь не о том. Речь о том, что когда люди внезапно теряют десятки, сотни миллионов, которые они уже посчитали своими, то их действия могут оказаться крайне… неразумными. А мне тебя защищать очень и очень непросто: я же не могу постоянно ходить за тобой, размахивая пистолетом.
— Конечно не можете, ведь тогда меня просто из винтовки издали…
— У тебя не получится вывести меня из себя, я уже изучила твою методику по доведению людей до бешенства. Значит так: с сегодняшнего дня ты вообще никуда без моего личного разрешения не ездишь и никакие заказы для своих работ не размещаешь. Если тебе что-то будет нужно, зайди ко мне в гости, за солью, скажем, и запросы свои мне лично передай. Все, что попросишь, в разумных, конечно, пределах, мы тебе доставим.
— А мне часто нужно просто людям что-то объяснить…
— А объяснять что-то будешь людям, которых соответствующие организации отправят в командировку в Горький, в университет — и это будет уже не твоей инициативой, а неизбежной, хотя и не особо приятной, общественной работой. С первого сентября тебя изберут членом комитета комсомола университета и назначат заместителем секретаря комитета по научной работе. И не криви рожу, ты же именно такой работой всегда и занимаешься: сам ничего не делаешь, а только другим рассказываешь, как что-то делать нужно. Ну, это я образно выразилась, — уточнила она, глядя на мою возмущенную физиономию, — но внешне это выглядит именно так. Но пока это выглядит именно твоей инициативой, а отныне это будет выглядеть совершенно иначе. Ты все понял?
— Понял я, понял. Что, даже к Маринке съездить нельзя будет?
— Ты Чугунову имеешь в виду? К ней ездить можно, я тебе даже отдельный список уже составила, куда ты можешь кататься когда угодно, разрешения не спрашивая. И заказывать там что пожелаешь. Со всеми, с кем ты успел поработать года так до пятидесятого… до сорок девятого, и кто является уже всем известными твоими личными друзьями, общайся без ограничений. Однако все же меня о своих заказах все равно информируй: сами по себе такие твои контакты никого не напрягут, а вот то, что на этих предприятиях будет делаться, может вызывать и нездоровый интерес у некоторых личностей.
— Понятно…
— Я рада, что тебе понятно. Тогда последний вопрос: тебе уже семнадцать все же, как у тебя обстоят дела с девушками?
— А вот это не ваше дело!
— Ошибаешься. Поясню: если как-то обстоят, то ты прав, а если не обстоят, то у тебя скоро появился девушка. Даже симпатичная, но ты по этому поводу вообще не переживай: другого телохранителя мы тебе незаметно приставить не можем, а если у тебя возникнут теплые отношения с переведенной из Томского университета сокурсницей, то это вообще никого не удивит.
— Мне что, с ней…
— Тебе с ней ничего. Можешь ее в кино сводить, цветочки на восьмое марта подарить… и вообще она тебя почти на десять лет старше.
— И буду я выглядеть…
— Не будешь, сам увидишь. Ну что? Соглашайся, потому что в противном случае нам придется тебя вообще из университета… недалеко, сам догадайся куда, и мы даже заочное обучение тебе организуем…
— Ну давайте попробуем. А девочка-то эта хоть немного в математике смыслит? Я на предмет сокурсницы.
— Не совсем… то есть смыслит, но не совсем сокурсница она будет, ее на первый курс зачислят. Уже зачислили, а трудностей в обучении у нее будет, пожалуй, даже побольше, чем у тебя: она-то на самом деле университет уже закончила. Ну все, обо всем поговорили, обо всем договорились. Поехали домой, только, надеюсь, тебе еще напоминать не надо: все, что в этом кабинете говорится, вне его никто никогда узнать не должен.
— Как хоть девочку-то зовут?
— Узнаешь, — и впервые за весь день Светлана Андреевна широко и радостно улыбнулась.
Когда есть ассемблер для машины, можно уже относительно приличные программы писать. Вот только чтобы писать программы, требовались программисты — а их пока еще не было. Вообще не было — но были математики, которые, если им дать основы знаний в области программирования, могли все же небольшие программки составить. Совсем небольшие, но если правильно распределить задачи между людьми, то в результате может получиться что-то уже интересное. А интересное я для ребят уже придумал.
Правда, тут возникла мелкая неувязочка: все студенты, аспиранты и преподаватели, оставшиеся на лето в университете, были заняты в проекте по созданию и доработке вычислительной машины, а все, этим не занявшиеся, разъехались по стройотрядам. Но мне все же удалось сколотить небольшую, человек в пятнадцать, группу, которая все же занялась написанием разных модулей на ассемблере, причем в группу входило и несколько человек из индустриального (то есть все же уже политехнического) института, и даже четыре девчонки из педагогического. И сразу пятеро молодых парней, которых мне прислала соседка, так что я вообще не знал, откуда они — но математику парни знали более чем неплохо. И вся эта команда с огромным энтузиазмом занялась разработкой… в общем, это можно было назвать чем-то вроде интепретатора бейсика. Вот только я, слегка так пораскинув мозгами, решил все же не на английский опираться, а на латынь, потому что незачем «работать на вероятного противника». И поэтому переменные у меня в языке объявлялись как var от слова variabilis (и пусть хоть кто-то скажет, что это не так) для числовых переменных и lit для строчных, а конструкция «если-иначе» записывалась как si-alt (и тут уж точно никто не придерется), а внутренние блоки заканчивались кодом fin. В первом варианте интерпретатора я просто «оставил место для функций», реализацию этой опции оставив на потом, зато все остальное алгоритмически было реализовать исключительно просто. И, что было особенно важно, такой код можно было не только интерпретировать, но и транслировать в машинные команды, в будущем, конечно, транслировать — а это уже открывало совершенно новые горизонты. Тоже на будущее, и я все же хорошо помнил, что такое «горизонт»: воображаемая линия, достичь которой невозможно. Ну, невозможно, но никто же не запретит к этому стремиться?
