Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий
Два десятка грязных, голодных, бесконечно уставших мужиков шли по пропитанной кровью и нильской водой земле. Совсем недалеко, впереди, слышались крики и звон оружия. Там бьются их братья, и еще тысячи воинов, говоривших на разных языках.
— Наших вижу! Вон Гелона шлем! — восторженно завопил один из гребцов, но радоваться было особенно нечему. Родня, плывшая на втором корабле, отступала вместе с сотнями других бедолаг, теснимая меченосцами явно нездешнего вида. У египтян не растут бороды, и они не носят рогатых шлемов.
— Дядька! — заорал Тимофей. — Ты живой, старый хрыч! Держись там! Мы к тебе идем!
Что сделают два десятка там, где уже полегло две сотни? Да ничего не сделают, но афиняне, воодушевленные видом родни, бросились вперед, забыв про усталость и раны. Они нашли своих, и что будет дальше, пока не понимали. Да у них и времени не было особенно подумать об этом, ведь жуткие изогнутые мечи(1) неумолимо опускались на тела их братьев, отсекая руки и головы.
— Племянник! Живой! — хрипло ответил Гелон, с трудом отбив щитом удар хопеша. — Прости, не поверил тебе! Если выберемся, без разговоров под твою руку пойду. Нет надо мной милости богов. Не гожусь я больше в вожаки.
— Не до того сейчас, дядька, — ответил Тимофей, отрубив кисть шардана вместе с оружием.
— Парни! — крикнул Гелон, пронзая насквозь воина из второго ряда. — Возьмите меч! Нечего доброй бронзе пропадать.
Воющего от невыносимой боли гвардейца, зажимавшего кровоточащее предплечье, ткнули копьем, а хопеш оказался в чьей-то мозолистой руке. И он с новой силой заходил по щитам бывших хозяев, кроша их в щепки.
— Сомнут нас! — крикнул Тимофей, который обстановку понял сразу же. — Уходить надо! Дядька! К реке уходить надо! Слышишь?
— Да слышу я! — сипел Гелон, отбиваясь сразу от двоих копьеносцев, которые пытались достать его в лицо. У них вот-вот получится, ведь их враг немолод, и ему все сложнее поднимать щит.
— Сейчас подсоблю! — прохрипел Тимофей, срубив мечом верхушку щита одного из копьеносцев, досаждавших дядьке. Египтянин взревел в бешенстве, но упал с размозженной головой. Это постарался Главк, который с утробным уханьем поднимал и опускал свою дубину.
— Чего тебе копьем не бьется? — в который раз спросил Тимофей, когда ему на лицо опять брызнуло чем-то горячим и красным.
— При-выч-ней так! — ответил Главк, на каждый слог опуская палицу вниз.
Не всякий щит держался под его ударами. Только такой, где дерево оклеено воловьей кожей и покрыто сверху бронзовыми пластинами. Именно его Главк пытался сейчас разбить, и у него ничего не выходило. Тогда он сделал выпад в лицо, а сам увел дубинку вниз, раздробив египтянину щиколотку. Тот упал и завыл, продолжая орать от боли, пока его попросту не затоптали свои же, продолжавшие теснить строй северян. Впрочем, строем это было назвать сложно. Египтяне шли, сомкнув щиты, а вот их противники бились сами по себе, развалившись на племена и рода. Они ведь зачастую даже не понимали речи друг друга. Они просто пришли сюда, потому что корабль застрял в узкой протоке.
— Сзади! — раздался обреченный вопль. И столько было в нем безнадежной тоски, что Тимофей обернулся и выругался, поминая всех богов, каких только помнил. Их окружали. Свежие сотни египтян поднимали щиты, а черные как смоль нубийцы тянули к подбородку тетиву луков. Пришельцам не дадут уйти. Они все останутся на этом поле.
— Главк! — заорал Тимофей. — Прикрой! К реке пробиваемся!
И он пошел прямо сквозь вражеский строй, рассыпая удары во все стороны. Все свои силы парень выплеснул в безумной пляске, не помня ничего, кроме мешанины разноцветных пятен и брызг крови. Он в чудовищном усилии прорвал пять рядов пехоты, а за ним клином пошли остальные, пробиваясь в тыл атакующей армии. Их осталось совсем мало. Тимофей, Гелон, Главк и еще десяток парней, что смогли вырваться из кольца, в котором силы северян таяли, словно снег на весеннем солнце.
Тимофей поднял голову, увидев нестерпимый блеск, и на мгновение застыл. Сам царь смотрел на него. Он оказался совсем недалеко, едва ли в полусотне шагов. Да и кто бы еще это мог быть, стоящий на колеснице, облитый золотом с ног до головы и окруженный роскошно одетой свитой. Тимофей заорал истошно и показал живому богу полруки, рубанув ладонью по сгибу локтя. Судя по всему, его отлично поняли, потому что к их отряду потрусили гвардейцы, окружавшие фараона.
— Красиво вышло, племянник! — ухмыльнулся Гелон. — Будет, чем парням в подземном царстве похвалиться. Уходите в заросли, а я останусь. Мой черед пришел умирать. Аид заждался меня. Я слишком долго оттягивал нашу встречу.
— Не оставлю тебя! — замотал башкой Тимофей.
— Проваливай отсюда, дурак! — рыкнул дядька. — И уводи парней. Я их задержу.
И он, с ревом подняв меч, бросился на бегущих к нему гвардейцев, развалив плечо первого из них вместе со щитом. Даже знатнейшие из воинов-пехотинцев не имели такой защиты, какая была у бывшего наемника. И Гелон воспользовался этим, дав бой целой полусотне. Он успел убить двоих и двоих ранить, оставаясь неуязвимым. Но чудес не бывает. Его взяли в кольцо, а потом поразили в лицо и в ноги, свалив на землю. Порыв Гелона был почти напрасным, но какое-то время для своих парней он выиграл. Слишком долго рубили и били копьями его бездыханное тело остервеневшие египтяне. Слишком долго ссорились они за его доспех и за статеры, найденные в кошеле на его груди. Египтяне чуть не передрались из-за добычи, а Тимофей и Главк успели уйти в заросли тростника. Остальные погибли, расстрелянные почти в упор подоспевшими лучниками- нубийцами.
Ночь упала на поле битвы, где сегодня сотни людей нашли свой конец. Египтяне унесли своих, шарданы своих, а тела северян достались хищным птицам. Их обобрали дочиста, отрубили кисти рук и бросили там, где они погибли. Сюда потом пригонят крестьян, и они зароют тела, пока жара не вспучит их, залив окрестности смрадом разложения.
— А где дубина твоя? — спросил Тимофей Главка, аккуратно вырезая стрелу из его плеча.
— Потерял, — коротко ответил товарищ.
Главк выглядел скверно, и даже могучая стать как будто оплыла, сделав налитого силой здоровяка почти что жалким. Борода его и волосы слиплись в грязные сосульки, а хитон промок кровью. Он кривился от боли, но молчал, прикусив губу. До берега три десятка шагов. Начнешь орать, услышат и придут. А они едва-едва нашли укрытие в безбрежном травяном море, сидя в теплой вонючей воде, достававшей им до груди. Это же дельта, гнилое место, где люди мрут от лихорадки чаще, чем от старости. На башке Главка до сих пор надет рогатый шлем, а рядом лежит щит и хопеш. Он прихватил все это, когда скользкая от крови палица вылетела из его рук.
— Что делать будем? — спросил Главк, когда порванная на лоскуты набедренная повязка туго стянула его плечо. Кровь остановилась, и ладно. Если рукой сильно не шевелить, то неделя-другая, и рана закроется. Не впервой.
— Не знаю пока, — честно признался Тимофей. — Но чует мое сердце, нужно уходить быстро, пока неразбериха здесь. Если застрянем, конец нам. Загонят, как оленей и на кол посадят.
— А как ты отсюда быстро уйдешь? — засомневался Главк.
— Сказал же, не знаю, — поморщился Тимофей. — Надену твой шлем, и меч этот чудной возьму. Прогуляюсь по окрестностям. Авось сойду за своего.
— У меня без малого мина золота с собой, — признался Главк. — Моя доля и еще трех парней, которых рядом со мной зарубили. Я с них кошели снял.
— И когда ты все успеваешь! — с уважением посмотрел на него Тимофей. — Я вообще ничего не помню из того боя. Как будто пьяный был.
— Поживи с мое, тоже успевать будешь! — самодовольно усмехнулся Главк. — Это ты, мальчишка, свою долю закопал демоны знают где. Я свое добро на себе ношу. Так оно вернее будет.
— Плеснуло что-то! — напрягся Тимофей.
— Рыба! — отмахнулся Главк. — Ох и жрать я хочу, брат! Крокодила бы сожрал.
— Жри! — мрачно ткнул вдаль Тимофей, который углядел две длинные тени, скользящие по реке. — Вон парочка как раз. На запах крови приплыли. Они на кровь как мухи на падаль летят.