Сети Госпожи ужаса (СИ) - Чайка Дмитрий

— О-ох! — то и дело стонал Главк. — До чего же земля добрая! Неужто и нам такую дадут? А, Тимофей? Ты чего сидишь смурной? Или ты не рад, парень?

— Нет! — с отвращением смотрел на это все богатство Тимофей. — Не рад. Удавлюсь с тоски! Или биться буду, пока смерть свою не найду. Лучше с копьем в брюхе сдохнуть, чем вот так жить.

— Ну и дурак, — рассудительно сказал Главк, налегая на весло. — Молодой еще, глупый, счастья своего не видишь. Поброди по свету с мое, так любому клочку земли радоваться будешь. Люди сюда с каких-то дальних островов приплыли, а ты нос воротишь. Я вот и знать не знаю, откуда эти сикулы приперлись, а ведь не спросишь. Бухтят что-то непонятное да глазами дурными зыркают.

— Старшой! — крикнул Тимофею кормчий. — Остановиться бы, путь промерить. Уж больно мелко становится. То и дело днищем цепляем.

— Мелко, говоришь? — нахмурился Тимофей и оглянулся по сторонам.

Что-то зацепило его взгляд. Вокруг привычная картина, какую он наблюдает уже несколько часов. Обычная прогалина в камыше, за ней — деревушка на десяток домов, стоящая на пригорке, а вокруг нее сад. Вроде бы все как всегда…

— А почему деревня пустая? Где люди? — и он заорал. — Парни! Тетиву на луки вздеть! Угли раздуть. Щиты под рукой держать!

— Ты чего это, старшой? Тебе солнце голову напекло? — непонимающе хлопал глазами кормчий, а воины поддержали его согласным гулом.

— Не все то золото, что блестит, — невесело усмехнулся Тимофей. — Морской бог так сказал. Я ведь говорил, что не нужно нам сюда идти, да вы не послушали меня. Земли хотели? Будет вам земля. На два локтя в глубину, и то, если повезет. Правь к берегу, Ориген, ловушка это! В самые заросли правь. Прячем корабль. Если боги нам сегодня самую малость удачи подарят, отобьемся.

Идти к берегу им не пришлось. Видно, их маневр разгадали, и из зарослей тростника вылетел бронзовый крюк, впившийся в борт корабля. Натужное уханье невдалеке странным образом совпало с теми рывками, которыми ватагу афинян влекли к берегу. Канал узкий, едва ли сорок шагов в ширину. Им до берега остались какие-то мгновения, да и те не будут спокойными. На берег выскочили полуголые фигуры, а потом послышались щелчки тетивы. Звук, который никогда не предвещал ничего хорошего. Кормчий Ориген, который так и не бросил своего весла, упал, неверяще сжимая стрелу, пробившую его горло, а Тимофей, укрытый щитами своих ребят, в спешке надевал панцирь. Он был спокоен, но его заливала холодная ярость. Он злился сам на себя.

— Я ведь был прав! Я опять был прав. Вот ведь старый дурак. Как же теперь вытащить всех из той задницы, в которую ты нас привел…

Афиняне не стали ждать, когда бросят еще один крюк, и корабль перевернут набок. Они обрубили веревку и попрыгали в воду. Утонуть они не боялись. Раз уж корабль чуть на брюхо не сел, значит, и им беспокоиться нечего. Они шли, укрывшись щитами, в которые густо втыкались стрелы.

— В заросли! — крикнул Тимофей и первым вломился в самую гущу тростника, тут же укрывшись от выстрелов.

Голоса на берегу стали растерянными, а афиняне присели, не обращая внимания на то, что голые ступни вязнут в мерзком иле. Пусть только сунутся египтяне. Корабль, предоставленный воле волн, растерянно ткнулся носом в заросли и остановился. Тут почти нет течения. Вода в каналах стоячая, как в болоте. А если течение и есть, то оно почти незаметно.

Главк подполз к Тимофею. Он сгорал от стыда и теперь смотрел в сторону, напоминая побитую собаку. Он ведь не верил другу, высмеивал его при всех, расписывая сытую жизнь в царских шарданах. А теперь здоровяк нацепил на голову целую охапку тины, которая, впрочем, от его бороды мало чем отличалась. Так сделали многие, спрятавшись в зарослях. И грязью вымазались, и кусты какие-то срезали, выставив их перед собой. Уж очень жить хотелось.

— Чего делать будем, старшой? — шепнул Главк, не смея смотреть в глаза.

— Ждем, пока уйдут, — шепнул в ответ Тимофей. — Если они уйдут… Постараемся корабль спрятать, только боюсь, не выйдет ничего. Не дадут по воде сбежать.

— А как тогда? — закусил губу Главк. — Это же Египет. Отсюда вообще не уйти никак. Море и пустыня вокруг.

— Не знаю пока, — выдохнул Тимофей. — Придумаю что-нибудь. К своим идти нужно. Большой толпой точно отобьемся. Пусть только египтяне уйдут. Скорей бы ночь.

Он ждал напрасно. Египтяне и не думали уходить. Немалый отряд северян, спрятавшихся в тростнике, они должны истребить до последнего человека. Голоса раздавались все ближе, и вот уже кое-где мелькали полуголые тела в набедренных повязках. Драться в камыше неудобно. Строя тут не выставить, а из лука можно выстрелить едва ли на десяток шагов. Египтяне гомонили недовольно, но приказа ослушаться не смели. Лезть в заросли они не хотели, зато забросали корабль горшками с углем и снопами соломы, и теперь за спиной афинян огромным костром полыхала их единственная надежда уйти отсюда подобру-поздорову.

— Провались вы! Сожри вас демоны! — застонал Тимофей. Все припасы, добыча и одежда горели с веселым треском, хороня последнюю надежду пробиться к морю.

— А-а! — заорал какой-то воин из ватаги, на которого едва не наступил враг. Он незатейливо ткнул его кинжалом, а потом перехватил легкий щит и копье. Больше с бедолаги взять было нечего.

— Себхен! Себхен! — заорали египтяне, и это слово Тимофей знал. Себхен — это враг. Не выпустят их отсюда.

— Бе-е-ей! — заорал он, вскочил на ноги и в длинном прыжке достал египтянина, который на свою голову раздвинул стебли тростника шагах в пяти от него.

Щуплый мужичок упал с разрубленной ключицей, а афиняне с ревом понеслись на врага, который ждал их на выходе из зарослей. Туда, в море тростника, послали разведчиков, и их вырезали в считаные мгновения.

— Сомкнуть щиты! — заорал Тимофей, и ватага, как смогла, исполнила приказ. По всему морю шли вести о том, как воюет царь Эней. Никто еще не умел так, но пробовать пытались все без исключения.

Две дюжины афинян ударили в полусотню египтян, разорвав ее пополам. В центре бился Тимофей, до бровей закованный в бронзу. И он рубил пехоту фараона направо и налево, укладывая полуголых воинов как снопы. Все египтяне тонкие в кости, и в ближнем бою не соперники могучим гребцам. Они отменные лучники, но им нечего противопоставить коренастому Главку, который крушил своей палицей легкие щиты и черепа. Да и ненастоящие воины сидят в засадах. Это ополченцы, обычные крестьяне, призванные на службу волей фараона.

Тимофей понял, что весь берег усеян такими засадами. Их вели так, как охотник ведет добычу. И скорее всего, их ждали дальше, там, где они уж точно сели бы на мель. Тут всего лишь малый отряд, который они растопчут как детей. Точнее, растопчет Тимофей, после каждого удара которого кто-то из египтян падал на землю. Нет у них бронзового доспеха. Самый знатный воин носит нагрудник из проклеенного льна. А такой панцирь, как у Тимофея, есть лишь у самого царя и его вельмож. Здесь же, среди тех, кто сидел в засаде, даже в льняном доспехе нет никого. Тут половина — лучники, которые пытаются отбежать подальше, чтобы поразить врага издали. Получалось у них не очень. Афиняне разорвали строй, потом перебили копьеносцев, после чего лучники просто пустились наутек.

— Уф! Отбились вроде.

Усталый Тимофей присел на какую-то корягу, бессильно опустив меч на землю. Бой закончен, и примерно треть убитых за ним.

— Боги берегут тебя, брат, — сказал Главк, который сел рядом, вытирая с дубины чужую кровь и мозги. — Прости, что не верил тебе.

— Да что уж теперь! — махнул рукой Тимофей. — Похороним убитых и пошли. Надо наших найти. Если собьемся в кучу, может, и уцелеем. Мелкими шайками нас быстро перебьют. Нас сюда как баранов на убой привели.

— А зачем? — нахмурился Главк.

— Да чтобы не путались под ногами, — невесело усмехнулся Тимофей. — Надоело великому царю набеги отбивать. Вот и решил сразу всех в гости позвать. А позвав, вместо хлеба, стрелами и копьями попотчевать. Ну, — тяжело поднялся он. — Пошли, что ли. Надо укрыться до темноты.