Главная роль 7 (СИ) - Смолин Павел

Сохраняются, тем не менее, классические проблемы — скудность жизни в деревне, усиливающаяся в неурожайные годы, откровенно скотское отношение начальства к подчиненным, казнокрадство и взяточничество на местах, удручающая малограмотность подавляющей массы старшего поколения, а последние годы мощь набрала страшная зараза, именуемая в прошлой реальности «блатной романтикой». Неизбежный эффект глобального «перетряхивания» Георгием всех слоев общества, так же называемого «репрессиями». Как ни перемешивай каторжан, пытаясь разделять откровенных уголовников, «политических» и способных исправиться после отсидки «первоходов», все равно уголовщина, жаргон и «понятия» неизбежно проникают в обиженные умы. Умы сии после возвращения на волю начинают вкладывать эту же чушь в готовые слушать уши, а всему этому помогают разные куплетисты да артисты, которых государство время от времени отправляет в места содержания и работ каторжан для культурного просвещения. Увы, по-другому не получается — система пока не умеет перевоспитывать криминальный элемент, справляясь лишь с наказанием за несовместимый с жизнью в социуме проступки.

Да, сломавший ногу или заболевший конь все еще приравнивается к катастрофе у большей части крестьян. Заболевший или умерший глава семьи — тем более. Получивший увечье на производстве рабочий, несмотря на прописанную в законах компенсацию и пенсии, помноженные на государственные программы по организации мест работы для них, все еще обречены на очень скудное существование, но идеала не бывает даже в сказках.

Вот в таком, весьма удовлетворительном состоянии, Российская Империя готовилась войти в новый век. Век, манящий умопомрачительными научно-техническими достижениями, внушающий надежды на более сытую жизнь для потомков, грозящий человечеству изменением скоростей с привычной за многие века ленивого шага на бодрую рысь с переходом оной в лихой галоп.

Век, полный глобальных противостояний, полный крови и чудовищных потерь, исполинских социальных изменений и неизбежных изменений самой природы человечества. Век, который сокрушит одни пафосные Империи прошлого и станет «золотым веком» для избежавших этого государств.

Словом — просто еще один век на длинном пути, именуемом человеческой историей.

Глава 26

Город на Неве стоял на ушах. Люди стонали, плакали и заливали страшное горе горькой водкой — кто победнее — и элитными винами — кто побогаче. Стенали и молили Господа простить погрязший во грехе Петербург городские юродивые, плакали от общего накала страстей малыши, горько вздыхали владельцы солидных заведений для солидных господ, раздумывая, не переформатировать ли свои объекты под менее солидных господ, или не все носители капиталов их покинут? Как ни крути, Петербург останется одним из крупнейших торгово-промышленных кластеров Империи, а значит деньги у горожан в карманах будут.

Неизбывную скорбь переживали всяческие рантье, хозяева доходных домов и те граждане, которые накупили квартирок в качестве инвестиций — перепродать, когда те подорожают. Крах рынка Петербургской недвижимости был страшным — да, ни для кого не был секретом грядущий перенос столицы, но это ж еще когда будет! — стоило полгода назад Его Величеству назвать точную дату, как цены на недвижимость стремительно начали катиться вниз, а в Москве — наоборот, стремительно дорожать. Многие на этом деле капиталы нажили, но многие и ушли в жестокие «минуса». Что поделать — не существует стопроцентного «верняка», когда дело касается инвестиций.

Не добавляла петербуржцам настроения и погода — с серенького неба сыпалась противная, холодная водяная пыль, заставляющая зябко ёжиться. И это — в конце мая! Истину юродивые глаголят — осиротеет без Царя-батюшки Петербург, ибо самим Петром для того и строился, чтобы столицею быть да грозить шведам, которые отчего-то вдруг недоброе замышлять стали. Ничего, этих-то нынче быстро к ногтю прижмут, а там и до турки с австрияками очередь дойдет.

Устраивать праздничные мероприятия в такой подавленной атмосфере не решился даже Георгий — ну какие гуляния, если все понурые ходят словно на поминках? Нельзя настолько «от земли» отрываться. Гулять будут потом, в Москве, потому что там народ испытывает прямо противоположные, стремящиеся к ликованию, чувства.

Тем не менее, кое-что перед отъездом Царю было жизненно (не такое уж преувеличение) необходимо. Например, посетить Кронштадт, дабы восстановить поникшим морякам самооценку речью о великой значимости «Больших северных ворот Империи», наказав бдеть точно так же, как и раньше. Да, не столица ныне Петербург, но это же не значит, что его можно отдавать коварным и многочисленным врагам! Балтийский флот — архиважен и архинужен, поэтому не унывать, товарищи моряки!

Далее — турне по расквартированным в Петербурге армейским частям, с несколько иным посылом: большой здесь город, и как прохиндеев не дави и штат полиции не наращивай, войска постоянной готовности в нем остаться обязаны, чтобы никому и в голову не пришло больших беспорядков чинить. Ну и вообще — Северные рубежи Родины должны быть защищены. Особенно Финляндия — от самих же финнов, которым утраченная автономия до сих пор покоя не дает, несмотря на очевидный экономический рост. Воздух в Прибалтике такой, похоже — так и норовит инстинкты самосохранения вымыть, вложив вместо них идеи о потешном суверенитете и мнимом величии. Ничего, Имперский котел и не таких в единый и неделимый субстрат переварит, главное — плотин внутри него строить не позволять да внимательно следить за стремящимися лечь под шведов при первой возможности элитариями.

Закончив восстанавливать самооценку сухопутным войскам, Георгий отправился в Академию Наук. Многие отсюда переберутся в здание в Москве, но целиком это наследие Петра не исчезнет: в Петербурге полно университетов, НИИ, лабораторий и всего остального, относящемуся к науке, что перемещать нет никакого смысла — оставшиеся товарищи так и продолжат трудиться на благо научно-технического прогресса.

Наносить визиты Конвою и некоторым гвардейским частям смысла не было — они поедут на новое место жительства вместе с Августейшей семьей, Двором, Государственным советом, Парламентом — будь он неладен! — и прочими управляющими такой огромной страной органами в лице Министерств и Палат.

Опустевшие здания Георгий недрогнувшей рукой приговорил к становлению высшими учебными заведениями. В основном — военного и научно-технического толка, но не забыл и о медицине с образованием: это «узкое место» Родины еще чинить и чинить! На сладкое — аграрный и архитектурный институты. Первый — само собой побольше, благо хватает желающих туда поступить и преподавателей, за прошедшие годы успевших наработать реальный опыт в разных климатических зонах Империи. С трудоустройством тоже проблем не будет — паевых обществ аграрного толка в стране много, и львиная доля из них почитает наличие штатного агронома необходимым. Ну и перед соседями похвастать — у нас ученый человек за хозяйством присматривает, а вы там трехпольем балуетесь по-старинке. Первое время выпускники-«аграрии» от такого отношения ходили гоголем и начинали на кураже принимать вредные решения, ссылаясь на авторитет, но после нескольких сотен хорошенько избитых коллег новая профессия худо-бедно прижилась в Империи в нормальном качестве.

День к этому моменту уже догорал, а вместе с ним догорали эмоции готовящихся «осиротеть» жителей Петербурга, сменяясь апатией и смирением. Уже не толпились на царевых маршрутах коленопреклоненные и просящие одуматься люди, сменялись горестные стенания заунывными песнями, выбрасывали из душных кабаков перебравших и начавших куролесить клиентов вышибалы. Ну а Георгий сходил «на поклон» к остающемуся в Петербурге «Совету по делам религии» — с легкой душой сходил, ибо многоконфессиональные холеные рожи видеть теперь придется сильно реже — поговорив там о важности дальнейшего укрепления «дружбы народов» в Империи. Далее — молебен в часовенке Зимнего дворца, и после этого, погрузившись на высокотехнологичные грузовики, автомобили и гужевой транспорт, Высочайший караван на малой скорости направился к новенькому, качественно заасфальтированному четырехполосному шоссе, соединяющему Петербург с Москвой.