Агитбригада 3 (СИ) - Фонд А.

— Кто здесь? — послышался дрожащий женский голос.

— Выпустите меня, пожалуйста, — со всей вежливостью сказал я, — я упал в подпол, а кто-то сверху сундук подвинул.

— Ты к-кто? — боязливо спросила она.

— Мы с вами недавно во дворе встречались, — напомнил я, — вы ставни ещё там снимали. Резные.

— Комсомолец, что ли? — охнула женщина, — погоди, я сейчас!

Послышался скрип, очевидно, она двигала сундук дальше. Затем крышка люка полностью открылась, и женщина сказала:

— Вылезай.

— Ох, спасибочки, — поблагодарил я и принялся выбираться наружу.

— Ма-а-а-атерь божья! — всплеснула руками крестьянка, когда я выбрался наружу полностью, — кто же тебя так?

Я машинально схватился за голову, вся задняя часть была в запёкшейся крови.

— Сам бы хотел знать, — пробормотал я, скривившись. — Кто-то по голове огрел и скинул меня туда.

— А я-то думаю, отчего ты помогать не спешишь, — молвила женщина, — ждала, ждала, да и сюда пошла.

— Я товарища своего искал, — пояснил я, — думал, что вдвоём мы быстрее справимся. А натомись ни товарища не нашел, и сам в яму эту попал.

— Да уж, дела творятся какие тут, — всплеснула руками женщина.

— Кстати, — сказал я, — вы случайно музыку здесь не слышали?

— Какую музыку? — с подозрением уставилась женщина на меня.

— Фокстрот, — ляпнул я, а Енох, который слабо мерцал неподалёку, стараясь не отсвечивать, сердито сплюнул, явно намекая на мою глупость.

Но женщина меня не поняла:

— Что за фокстрот? — удивилась она, — не знаю такое.

— Музыка такая, — пояснил я.

— Нету туточки никакой музыки, — удивлённо протянула крестьянка, ты, милок, видать сильно по голове ушиб получил, вот тебе и мерещится всякое. Но ты не переживай. Так иногда бывает. У нас на пятихатке Трифона, сына мельника, хлопцы отлупили, чтобы за чужими девками не бегал, и по голове попали. Так он потом долго звон в ушах после этого слышал. Пока совсем не оглох. Может, и у тебя также?

— Тьфу, баба дура! — зло выругался Енох, впрочем, не подлетая близко.

— Не знаю, — не стал отпираться я.

— Милок, не подсобишь полочку снять? — ласковым голосом спросила женщина, — а то высоко, да и прибита крепко. А в хозяйстве нынче всё сгодится. Я её на кухне у себя приспособлю под горшки. Хорошая полочка будет.

— Сейчас, — вздохнул я, голова после удара и сидения в замкнутом пространстве кружилась, в ушах звенело, но не помочь моей спасительнице было нельзя.

И я принялся отдирать полочку от стены.

— А в деревне вашей людей много? — спросил я, чтобы поддержать разговор, — я, кстати, вашего деда Христофора знаю.

— Какого деда Христофора? — удивлённо спросила крестьянка, — нету у нас никакого Христофора. И никогда не было.

— Как нету? — от неожиданности я чуть себе по пальцам обухом топора не влепил.

— Осторожнее, — заметила мою оплошность женщина и пояснила, — я на пятихатке почитай всю жизнь живу. Мои родители переселились туда из Хохотуя, когда мне три годка было. С тех пор я там живу и всех знаю. Нету там никакого деда Христофора.

— Врёт баба! — констатировал Енох, — Христофор тебе трупы в Хлябов отвозить помогал.

Да я и сам знал, что он помогал. Я лично видел Христофора, ездил на его телеге и беседовал с ним.

Но женщина сказала, что в пятихатке его никогда не было. У меня галлюцинации или она мне нагло врёт? Вот только зачем?

Я отложил данный вопрос и сказал:

— Пойду найду-таки Виктора. Снимем вам те ставни.

— Ой, спасибочки тебе! — обрадовалась женщина и торопливо добавила, — и еще на соседнем доме, на среднем окне тоже ставни снимите.

— Зачем?

— Пригодятся, — уклончиво ответила крестьянка, — я женщина одинокая, вдовица, мне каждая дощечка в хозяйстве надобна.

Пообещав снять ей все ставни, я вышел из избы во двор.

Пока я куковал в подполе, погода кардинально изменилась: вместо ласкового солнышка и овечьих облачков на небе, сейчас всё заволокло серой хмарью. Вот-вот пойдёт дождь.

— Дождь будет, — сказал я, глядя на небо, и поднял воротник.

— А Моня в кургузом пиджачке, — посетовал Енох, — совсем простудится.

— Если он ещё живой, — добавил уточнение я.

— Должен быть живой, — заволновался Енох, — это же Моня. Он неубиваемый.

Тем временем мы дошли до того места. Где я в последний раз видел спящего Моню. Сейчас здесь, конечно же, никого не было.

— Что делать будем? — деловито спросил Енох и сразу предупреждающе добавил, — я вокруг летал, смотрел. раза три подряд. И в нужник смотрел. И даже в собачью будку. Моня словно сквозь землю провалился…

— Точно! — вскинулся я, — сквозь землю провалился! Точно как я только что! Енох, я думаю, нужно искать такой же подпол. Он может быть сверху придавлен сундуком или лавкой.

— И то правда, — замерцал призрак скелета и сказал, — я в соседней избе как раз такой же примерно сундук видел. Надо там поискать.

— Енох, а ты можешь сквозь сундук пролететь, чтобы не двигать его туда-сюда?

— Могу только до пола, люк глянуть. А дальше не могу — землица не пускает, — вздохнул Енох.

— И этого достаточно, — обрадовался я, — выполняй.

Енох исчез, а я потихоньку направился к той избе.

— Нету, — отрывисто буркнул появившийся Енох, — но я ещё в одной избе сундук видел.

— Давай туда, — кивнул я, — обойдём все дома, может и получится его найти.

Енох полетел вперёд, я же ускорил шаг, но всё равно от призрака отставал довольно сильно. Пока я дошел до того дома, как Енох появился опять. На сей раз вид у него был взъерошенный. И я бы даже сказал: «придурковатый».

— Генка! — заверещал Енох, — он там! В подполе! Я его чую. Он мне постучал даже!

— Сейчас выпустим, — обрадовался я, но тут же уточнил, — а там ещё кто-то есть, в доме?

— Да никого нету… — неуверенно сказал Енох и добавил, — вроде.

— Ну так проверь! — рявкнул я и Енох испарился.

Эта изба не сильно отличалась от предыдущей. Разве что здесь пахло вареной свеклой и зверобоем. Такое впечатление, что все крестьяне Хохотуя жили как под копирку.

Я подошел к сунудуку и перво-наперво сказал:

— Моня, ты меня слышишь? Постучи.

Из-под пола послышался глухой звук.

— Там он! Там! — рядом крутился возбуждённый Енох.

— Стоишь на стрёме, — велел я, — чтобы меня опять кто-то по голове не огрел. А я буду вытаскивать Моню.

Енох кивнул и закружил вокруг сундука, а я же попытался его сдвинуть. Этот сундук, в отличие от предыдущего, поддавался с трудом. Но всё равно потихоньку поддавался. Я пыхтел, кряхтел, хекал, тяжело напрягался, но таки сдвинул проклятый сундук в сторону.

— Моня, выходи! — велел я и откинул крышку.

— Генка! В сторону! — вскричал Енох и я на автомате отпрянул в сторону.

Это меня и спасло. Моня. Который ринулся на меня, пролетел мимо и рухнул на пол.

— Моня, что с тобой? — спросил я, не решаясь, однако, подойти ближе.

— Ты на фон его погляди! — шикнул Енох, тоже находясь на отдалении.

Я присмотрелся, и правда — Моня-Зубатов был весь покрыт словно мутной плесенью.

— Какая-то хрень! — воскликнул Енох, а Моня поднял голову и посмотрел на меня мутным ничего не выражающим взглядом. Зрачки его сузились и стали размерами с маковое зёрнышко, отчего глаза казались белыми.

— Моню что-то поработило! — заверещал Енох, — Генка, не подходи к нему близко, вдруг оно на тебя перекинется! И Моня может броситься, будь осторожен!

— Не верещи, — отрывисто кинул я, — он же тебя прекрасно слышит.

— Что нам теперь делать⁈ — как-то совсем по бабьи взвыл Енох. — Что они сделали с Моней? И как его теперь обратно вернуть⁈

— В сказке царевич должен был поцеловать Белоснежку, — многозначительно сказал я и посмотрел на Еноха.

— Не буду я его целовать! — сплюнул Енох, — я противник всех видов мужеложества и прочих извращений!

— Но тогда он останется заколдованным! — хохотнул я.

— Это у тебя из-за нервов истерика начинается, — глубокомысленно констатировал Енох и посоветовал, — пырни его ножом Сафрония, посмотрим. Что получится.