Агитбригада 3 (СИ) - Фонд А.

На полу, в глубоком обмороке лежала Клара. Рядышком на стуле, весело болтая коротенькими ножками, сидела и довольно скалилась Мими.

Что тут началось! Гудков орал. Бывалов орал. Люся и Нюра истерили. Гришка матерился. Зёзик икал. Жорж схватился за голову.

Гудков потом долго искал виноватых, проверял алиби у всех, а потом у каждого по отдельности. В общем, началась та ещё суета.

А вот Клара перепугалась не на шутку. И после этого опять зачастила в церковь. Она исправно посещала все заутренние молебны, обедни и так далее. Обвешалась крестиками, чётками, стала ходить в длинной юбке и в глухом платке. И постоянно шептала молитвы.

Гудков с ней боролся, ведь где это видано — агитбригада, передовое идеологическое звено, авангард кульпросвещения и борьбы с поповщиной и суевериями, и один из её членов исправно ходит в церковь и бьёт там поклоны. В общем, на каждом общем товарищеском собрании Клару старались пропесочить. В ответ она лишь кротко улыбалась и шептала под нос молитвы.

Гудков уже отчаялся бороться с нею. Хотя иногда, когда она уставала «быть битой», то начинала мстить Гудкову, но мелко, по-бабьи. Поэтому пока она была занята спасением своей души и войной с Гудковым, то от меня отстала. Я понимал, что это всё временно, но сейчас пользовался передышкой.

В-четвёртых, нашли труп Романа. Точнее то, что от него осталось. Без головы конечно же. И теперь к нам зачистили ответственные товарищи с попытками вынюхать правду и нашу причастность. Это значительно сплотило коллектив.

Но главное событие было в том, что Семён Бывалов бросил Люсю Пересветову. Злые языки поговаривали, что она доигралась. Гудков имел с нею длительную беседу при закрытых дверях. Оттуда она вышла с красными заплаканными глазами, а Гудков злой, как собака. Он направился прямо к Бывалову, вытащил его за шкирку в коридор и прямо при всех дал ему в морду.

После этого он лично свозил Люсю в соседний городок. Оттуда она вернулась только через неделю, притихшая и бледная. На все вопросы отмалчивалась. В основном, сидела у себя в комнате и молча смотрела в окно.

А Семён Бывалов из агитбригады сразу после этого исчез. Как прокомментировал его скоропалительный отъезд Жорж: «Всё теперь встало на свои места».

Так что народу у нас уменьшилось, а вот репертуар Гудков решил расширять.

Как-то, в один солнечный день, он собрал нас в актовом зале хлябовского клуба и сказал:

— Разленились, канальи! Вот я за вас возьмусь! Скоро обратно возвращаться, а у нас троих человек нету, одна в поповщину ударилась, вторая в блядство, остальные или бухают, или по бабам шляются, а работать кто будет, товарищи?

Товарищи промолчали, стараясь не встречаться с Гудковым взглядами.

А он зло сказал:

— Я вам репертуар усложню, раз так.

И усложнил. Да так, что мы на тренировках практически падали от усталости.

Но самый трудный вопрос оставался с Зубатовым. В нём прочно сидел Епифан и однозначно выкурить его оттуда было сложно. Он старался не пересекаться со мной, особенно наедине. В любом случае пытался завязывать со мной конфликты при свидетелях, подстраховывался, гад.

Однажды он мне прямо заявил, что написал обличительную записку. Где в красках рассказал, что я колдун и чародей. И что я замешан в гибели Виктора Зубатова, Романа и главы Хлябова. И что если с ним что-то случится, то виноват будет только Капустин.

В этот же вечер записку эту Мими благополучно изъяла, взамен подложив на то же место обглоданную куриную лапу как предупреждение.

Но Зубатов предупреждению не внял и принялся изводить меня, как только можно. К моему сожалению он пользовался большим доверием Гудкова, поэтому периодически настраивал того против меня.

В один прекрасный момент мне это так надоело, что я решил поменять его с кем-то местами. Но, к сожалению, ни Моня, ни тем более Енох, занимать тело Виктора не рвались. А просто вытянуть дух Епифана оттуда я не мог, потому что сразу же Зубатов умрёт, и кто-нибудь обязательно заподозрит меня — та же Клара.

Кроме того, скоро мы вернемся обратно в город N, где я сперва сдам экзамены (я надеюсь). Затем поеду искать миллионы генкиного отца. А там уж видно будет.

В любом случае из Агитбригады мне придётся, скорей всего, уходить. А оставлять Епифана наедине с агитбригадовцами как-то стрёмно. Если Епифан смог подмять под себя несколько деревень и устроить такую секту, то этих он сметёт очень быстро и тогда не понятно, чем вся эта история закончится.

Но пока я размышлял, как бы правильно всё это сделать, Епифан-Зубатов где-то смог заручиться поддержкой и умотал на полугодовые курсы в столицу. Меня как раз не было дома — я ездил с Жоржем в соседний район за лекарством для лошадей, и он в это время и умотал.

Поэтому передо мной встала ещё одна задача, с которой нужно было обязательно разобраться — найти Зубатова-Епифана в столице и вытянуть дух бывшего старейшины секты из тела неудачника-активиста.

А однажды произошло событие, которое сильно повлияло на мои дальнейшие планы. В общем, сидели как-то мы у меня в квартире: я читал учебник по географии, Моня и Епифан как обычно спорили, а Мими игралась с куклой.

Начало спора я пропустил (они всё время спорили), но сейчас голоса повысили, и я краем уха услышал концовку:

— Если ты до сих пор не разбираешься в сортах вина, значит ты прожил жизнь зря! — важно заявил Енох.

— Кто зря? Я зря? — тут же взвился Моня, — да чтобы ты знал, свою жизнь я прожил намного лучше, чем ты! И не сидел триста лет в заброшенной избе.

— Зато ты сидел на кухне! — хохотнул Енох, — и занимался тем, что подслушивал разговоры озабоченных поиском мужа дамочек, которые приходили к гадалке. Очень достойное мужика занятие!

— Я не собираюсь продолжать разговор в таком тоне! — закричал Моня и, психанув, понесся влево, чтобы демонстративно уйти сквозь стену.

Раздался треск, шум и оглушённый Моня упал на пол.

— Что? Что произошло? — я аж подскочил на месте, учебник выпал из моих рук.

— Моня упал! — озадаченно выпалил Енох и подлетел к Моне.

— Моня, — сказал я, — ты там живой? Как это случилось?

— Ж-живой, — открыл единственный глаз призрак и удивлённо посмотрел на нас с Енохом. — Кажется я об стену башкой треснулся.

— Исключено! — авторитетно заявил Енох.

— Но я ударился! — возмутился Моня. — Лбом изо всей силы впечатался в стену. Разве так бывает?

— Мы всегда проходим сквозь стену, — сказал Енох. — Мы же призраки.

— Может, она заколдованная? — предположил Моня и спросил меня, — Генка, ты точно никакие новые заклинания вслух не разучивал?

— Нет, — покачал головой я, — листы Мефодия лежат у меня в заначке, а я всё никак к ним не приступлю. Старое заклинание я знаю наизусть. А больше ничего и нету.

— Вот это да! Ты материализовался! — изумился Енох и немного завистливо сказал, — а ну попробуй еще раз пройти сквозь стену.

Моня задумчиво протянул руку. Его пальцы вошли в стену.

— Не действует больше, — растерянно сказал он.

— Что-то с тобой не то, — констатировал Енох. — Или же ты врун.

А через два дня наши гастроли по этой губернии закончились, и мы собрались обратно.

— Ну что, домой? — усмехнулся Гудков, мы заняли свои места, а Жорж тронул поводья. Лошади потянули повозки, меня плавно покачивало в фургоне, и под мерный скрип колёс я задремал.

И приснилась мне старая цыганка. Она тревожно всматривалась в моё лицо и сказала:

— Где ты, гаджо? Возвращайся скорее! Тут такое случилось!