Виктор Бурцев - Вечное пламя
Ворона в панике улепетывала. В воздухе кружились перья.
Роман прищурился.
И увидел, как медленно разгибаются пальцы висельника, выпуская в полет еще парочку вороньих перышек.
– Ловушка! – только и успел крикнуть Роман. – Все назад!
Еще он успел увидеть, как всплеснул руками и задергался повешенный, будто кто-то сильный и большой тряс старую тряпичную куклу.
Потом что-то очень твердое садануло его в правую скулу. Метнулась навстречу черная земля.
Из глаз брызнули искры, и все погасло.
60
В себя Викерс пришел к вечеру.
Он просто открыл глаза, будто включился. Сильно болела голова.
Некоторое время он приходил в себя, пытался перевернуться на спину. Но тело слушалось плохо. К тому же что-то тяжелое навалилось, прижимало к земле, да так, что невозможно было даже приподняться. Только впереди виднелся какой-то свет, и Викерс, цепляясь за камни и остатки травы здоровой рукой, пополз туда.
Еще рывок. Еще. На каждое движение острой болью отзывалась раненая рука. Перед глазами начинали прыгать черные мушки. Контуженому Роману казалось, что какие-то руки, чьи-то скрюченные пальцы хватают его, не дают ползти туда, где свет, где закат и свежий вечерний воздух. Что-то держит его! Не пускает! Старший лейтенант вырывался, отбрыкивался от этих рук и жадных пальцев. Потому что надо было ползти! Вперед!
И наконец, задыхаясь от тяжелого запаха земли, от густой потной вони, Викерс вырвался на волю.
И только тут понял, насколько тяжело, невозможно было дышать.
Он захрипел, закашлялся и изо всех сил заработал ногами, чтобы окончательно выбраться из ловушки, в которую попал.
Когда наконец непонятная тяжесть перестала давить на него, он откатился в сторону. Отдышался, сумел перевернуться и посмотреть назад. Туда, откуда вылез.
Викерса замутило. Он отвернулся, тяжело задышал, стараясь унять рвотные позывы.
В этот момент Роман понял, что остался один. Нету больше группы Викерса. Полегла. Вся подчистую. Остался от нее только старший лейтенант. Да и тот контуженый, с простреленной рукой.
Некоторое время Викерс лежал, лицом вниз, как мертвый. Собственно, он себя таковым и считал. Даже чувствовал себя мертвым. Внутри было пусто. Ни единой мысли. Двигаться не хотелось. Жить тоже.
Хотелось издохнуть. Прямо тут. На сухой, выгоревшей траве. Роман даже закрыл глаза.
Но тело упрямо отказывалось умирать.
Викерс снова открыл глаза. Тяжело заворочался. Толкаясь единственной рукой, встал, осмотрел себя. В грязной, покрытой кровавой коростой форме, без оружия и даже без ремня, с разбитым, изуродованным лицом, он походил на чудовище.
Роман похлопал себя по поясу. Карманам. Ничего. Пусто. Не было даже спичек. Об оружии и говорить не приходилось.
Викерс сделал несколько шагов прочь от деревни. Вдруг что-то вспомнил. Наклонился, пошарил за голенищем сапога и вытянул нож. Старую, еще отцовскую финку, с широким лезвием и тяжелой, набранной из кусочков кожи рукоятью.
Нож, надежный, тяжелый, лег в руку, как ложится на чашку весов увесистая гиря. Раз! И все переменилось!
Старший лейтенант, единственный оставшийся в живых, наполовину оглушенный, раненный, изуродованный, стоял с ножом в руке, посреди сожженной врагом деревни. И ему больше не хотелось умирать.
Он обернулся, стараясь поточнее, явственней запомнить. Навсегда отложить в памяти этот кошмар, кровь и мучение.
Чтобы жить. И убивать.
Потом Роман Викерс отвернулся и потопал в лес.
Он остановился только один раз. Чтобы посмотреть на дерево, где совсем недавно висел человек, а теперь ветер колыхал только три оборванные веревки.
Больше Викерс не останавливался.
Карту он помнил отлично. Стороны света определять умел. Остальное не имело значения.
61
Солнце садилось. Огромный, будто бы раздувшийся от внутреннего жара, шар медленно опускался за горизонт. Неторопливо, нехотя, словно наслаждаясь миром, утонувшим в пурпуре, как в крови.
Казалось, все умерло вокруг. Небо, истекающее кровью, мертвые черные деревья, земля под ногами. Красный и черный.
Страшный миг заката.
Он длился и длился, тянулся, превращался в вечность.
Роман двигался через это кровавое безумие. Единственный живой! Может быть, последний живой человек во всем этом жутком мире окровавленных деревьев.
Или этот вечный закат был только в голове Викерса?.. Контуженный, переживший жуткую гибель товарищей, что еще мог видеть этот человек, кроме смерти, крови, разложения?
Может быть, уже давно наступила ночь, но изуродованный мозг старшего лейтенанта все еще видел кровавые, застывшие сумерки. А может быть, и нет.
Как бы то ни было, Роман шел через закат с упорством механизма. Раненую руку он примотал, как мог крепко, к телу. Рану неприятно дергало, но Викерс только сильнее стискивал зубы и пер вперед, обходя завалы и буреломы. При этом он старался не отходить далеко от лесной дороги в одну колею, которая, если память его не обманывала, вела к небольшому населенному пункту. Дорога была важным ориентиром, терять который не следовало.
Дорога всегда оставалась слева. И Роман иногда делал крюк, чтобы увидеть, в уродливых лучах садящегося солнца, этот просвет среди деревьев.
Викерсу страшно хотелось выбраться на тропу и топать по укатанной колее. Но это был лучший способ попасть в лапы к немецкому разъезду или нарваться на блокпост. Поэтому старший лейтенант упорно проламывался через кустарник, вытаскивал ноги из податливого мха, хватаясь здоровой рукой за сучья, перелезал через поваленные стволы.
В очередной раз выйдя к дороге, Роман остановился. За редкой стеной из деревьев кто-то был.
«Кого это носит?» Викерс медленно опустился на одно колено, прижался к сосне.
Человек вел себя странно. Низко опустив голову и нелепо болтая руками на манер Петрушки, он ходил кругами от одного края дороги до другого.
«Сумасшедший?»
Роман лег и осторожно, отодвигая со своего пути сухие сучья, которые могли бы его выдать, подполз ближе.
Человек был грязен, в оборванной одежде, было даже непонятно, мужчина это или женщина. На шее у него болталась повязанная как галстук веревка. Существо бродило по дороге на подламывающихся ногах.
«Позвать?.. – Викерс прислушался, ему показалось, что где-то далеко слышен шум двигателя. – Может, из местных?..»
Но инстинкт говорил, что в кроваво-черном лесу не стоит окликать странного незнакомца.
Тем более что солнце наконец село и в лесу становилось все темнее и темнее. Через некоторое время Роман едва-едва различал фигуру, что бесцельно моталась по дороге.
Шум мотора все приближался, и вскоре стали видны фары. Через лес двигалась тяжелая машина, видимо грузовик. Старший лейтенант вытащил нож и затаил дыхание.
Вот фары приблизились. Вот чиркнули по странному человеку. Тот замер. Остановился, слегка покачиваясь.
Грузовик остановился. Фары вспыхнули ярче.
– Wieder! Wieder! Wieviel wir werden hier fahren?[15]
Двигатель коротко фыркнул. Откуда-то сверху ударила автоматная очередь. Странную фигуру на дороге отшвырнуло назад. Машина зарычала, набирая скорость. В последний момент Роман увидел, что человек, упав, снова поднимается, опираясь на ломкие руки.
Потом машина исчезла. Только мелькнули красные габаритные огни.
Старший лейтенант прислушался. Вроде бы какое-то шуршание… Хрустнула ветка.
«Он живой, – сообразил Викерс. – Все еще живой. Куда-то идет…»
Затрещали кусты, и вдруг Роман сообразил, что человек идет к нему!
Старший лейтенант дернулся, но глупостей делать не стал. Аккуратно перекатиться в сторону ему не позволила бы раненая рука. А вскакивать и бежать – это лучший способ напороться на острый сучок глазом или сломать ногу, споткнувшись о пень. Роман вжался в мох.
Звуки приближались.
Викерс слышал все. Потрескивание веточек, шорох травы, даже шелест одежды… все, кроме дыхания.
В какой-то момент ему показалось, что человек стоит совсем рядом. В паре метров. Но поднять голову Роман побоялся. Он лежал, уткнувшись лицом в мох, и в голове билось одно только воспоминание.
Вороньи перья медленно вываливаются из ладони висельника.
Тот, странный, стоял рядом. Было слышно, как он переминается с ноги на ногу, будто не знает, куда ему идти дальше.
Потом вдалеке снова заурчала машина.
Человек дернулся. Послышался удаляющийся звук шагов.
Старший лейтенант поднял голову.
По дороге прыгали фары. Тяжело ныл двигатель.
Почему-то Викерс был уверен, что это тот самый несчастный грузовик, мотающийся в ночи по белорусскому лесу. Один на один с ужасом.
Он вспомнил карту.
«Тут две дороги, и никаких поворотов-разворотов… – Роман приподнялся. В неровном свете фар было видно, как дерганая фигура движется по дороге. – Собьют».
И действительно, грузовик прибавил скорость, подпрыгнул на колдобине, ударил человека. Тот тряпичной куклой отлетел куда-то в кусты. Машина не остановилась.
