Виктор Бурцев - Вечное пламя
– Ага… Ага… – Жора натянуто улыбнулся и повторил: – Вот те раз…
А потом начался какой-то кошмар. Где-то впереди загрохотали пушки, щедро расходуя боекомплект. Жорин отряд погнали куда-то к черту на кулички, бегом, они вышли в поле. Потом приказали залечь. Артиллерийская канонада осталась позади и справа. А где-то впереди были немцы.
От бойца к бойцу передавались гранаты. Отрядный пулеметчик выставил перед собой трофейный «MG», скинул пилотку и надел каску.
И тут ахнуло так, что земля подпрыгнула под лежащими солдатами. Позади красноармейцев полыхнуло дымным огнем. Свистнули осколки.
И еще раз! И еще!
Немцы, не ожидая атаки в тыл, били наобум, стараясь нащупать артиллерию противника. Заткнуть, остановить.
– Вперед! Вперед! – Первым, задирая вверх руку с пистолетом, вскинулся командир.
И все побежали.
И обалдевший, перепуганный Жора, выпучив глаза и раззявив рот в каком-то немыслимом вопле, кинулся вперед, не разбирая дороги, только бы держаться за спинами в гимнастерках, только бы не упасть!
Застрочил пулемет. Впереди страшно и грозно вздыбилась земля, и неведомая сила рванула командира поперек, разбрызгивая красное. Он захлебнулся криком, споткнулся и рухнул в траву. Жора успел разглядеть и запомнить искаженное лицо.
Красноармейцы бежали вперед, стреляли на ходу, никуда особо не целясь, просто создавая перед собой свинцовый заслон. И теперь уже сержант – Жора даже вспомнил его имя – Сергей – орал надсадно: «Вперед! Вперед!»
Впереди застрочил пулемет, и все упали в землю носом. Над головой свистнуло – так близко, что показалось, будто ветерок от пули тронул волосы.
– Перебежками вперед! – закричал сержант.
Кто-то поднялся, пробежал пару метров, ткнулся лицом в траву. Тут же застрекотал пулемет. Затих. Тотчас вскочил еще один боец. Но не успел…
«Тах-тах-тах…»
Солдат упал, захлебываясь кровью.
– Соломатин! – орал сержант совсем рядом с Жорой. – Соломатин! Сюда давай, сюда!
Впереди снова заговорили пушки. Грохнуло раз, два… Жора сжался, но взрывов не последовало. Он поднял голову и увидел, как на небо из-за горизонта выползает огромная, жирная черная туча. Гроза.
– По-пластунски! Вперед! – крикнул сержант. – Соломатин! Заткни эту точку перед нами! Заткни ее, понял?!
Пулеметчик подполз к мертвому красноармейцу, выставил вперед ствол, чуть приподнялся и дал длинную очередь. С той стороны ответили, но неуверенно. Очередь прошла далеко стороной. А Соломатин начал бить, коротко и зло.
– Пошли! – Сержант как на беговой рванулся вперед.
И Жора снова побежал, путаясь в траве, спотыкаясь и глядя в пятнистые от пота спины.
Бежать, бежать!!! На какой-то момент показалось, что судьба все решила за него. Выбор сделан, пути назад нет. Остается только рваться вперед! Да черт с ними, с немцами!
И тут кто-то слева закричал страшное:
– Танки!
Впереди, словно чудовища, выбрасывая из-под гусениц дерн, взревывая моторами, возникли стальные коробочки. Одна, две, десять, двадцать… Почти сотня бронированных машин! И все, все до единой целятся огромными пушками точно Жоре в лоб!!!
Он заверещал, земля ушла из-под ног. Винтовка улетела в сторону, бывший полицай провалился в воронку, где вжался в землю, которая мелко тряслась от тяжелых, многотонных монстров, двигающихся по ней.
Идти вперед было страшно. Но надо было идти. Не потому, что наступление и прорыв, пес с ним, потому что там немцы. Истинные хозяева этих полей. Сильные… А Жора сможет, ох как сможет им послужить! Вот он, выбор! Вот она, судьба!
Но там… в лагере…
Жора взвыл, обхватил голову руками, чувствуя, как рвется напополам что-то внутри, как дрожит и бьется… душа?
Вокруг грохотало. Кто-то кричал. Один раз взрывом в окоп зашвырнуло оторванную руку.
Но Жоре было не до того.
Впервые в жизни он не знал, что делать.
Нет, у него были женщины. Некоторые приходили к нему сами, некоторых он брал силой. За свою жизнь Жора успел насмотреться на задранные бабьи подолы. Но в этот раз… было что-то очень-очень особое. Дурное! Жора страстно, до зубовной дрожи, до спазмов внизу живота хотел эту чертову медсестричку! От одной мысли о ее теле рот наполнялся вязкой слюной, в паху тяжелело, а ноги делались ватными. Это невероятное, сумасшедшее наваждение перебивало все. Страх смерти, жажду наживы, власти! Только бы дотянуться, сжать, сорвать ненужные тряпки, кинуть в траву…
– Баба ведь! – завыл Жора. – Баба! Чего ты ухватился за нее?! – Он в отчаянии обхватил голову руками. – Помну сучку – и к немцам… И к немцам…
Бывший полицай собрался, нашел винтовку, загребая землю ногами, поднялся повыше, выглянул.
Прямо в лицо ему смотрели мертвые глаза пулеметчика.
Жора вздрогнул, подтянулся непослушными руками. Впереди взрывом вывернуло целый пласт земли, за этой горкой можно было спрятаться. Что Жора и сделал. Где-то слева дымились танки. Штук пять точно. Однако основная масса двигалась вперед, тесня партизан к лесу, загоняя назад. А следом за танками шла гроза. Воздух уже наполнился тяжелой, густой влагой. Небеса рычали, то и дело проскакивала молния. Стало темно.
Жора прищурился. Ему показалось, что вслед за танками идут по полю люди в черной диковинной форме. Шпарят в рост, не прячась от огрызающихся партизан.
Морок, что ли?
Сверкнула молния…
Нет. Показалось.
Жора пригнулся и, закинув винтовку за спину, кинулся, петляя заячьими зигзагами, к спасительному лесу.
Попытка прорыва линии фронта, предпринятая сводной партизанской дивизией генерала Болдина 5 июля 1941 года, почти удалась. Однако немецкое командование успело перебросить в район боевых действий 80 танков и некоторые элитные части.
Опрокинутые отряды партизан были вынуждены отходить в лес малыми группами.
58
В лазарет несли и несли раненых. Наскоро перебинтованных, стонущих, умирающих. И каждое мгновение было наполнено чужой болью, страхом.
Приносили тяжелых, легкие шли сами. Лиза металась между ними, от одного к другому. Крики, стоны, кровь, грязь.
В какой-то момент она вдруг сообразила, что бинтует голову мертвеца. Не выдержал…
– Колька! – крикнула Лиза. – Эти бинты в стирку! Скажи ребятам, чтобы унесли…
На миг она задержалась, глядя в лицо умершему. Потом закрыла ему глаза. К ней уже спешили двое красноармейцев, спешно мобилизованных в санитары.
– Сестричка! – уже хрипел кто-то рядом. Раненые были похожи на детей, такие же беззащитные, требовательные…
Колька только успевал носиться туда-сюда. Вода, бинты, костер, нагреть, постирать, принести. И так без конца, по кругу.
В эти жуткие часы Лиза поняла смысл фразы: «Ротация очереди на оказание медицинской помощи». Ей приходилось оценивать степень тяжести раненого и ставить в его воображаемой карточке пометку. Срочно. Вторая очередь. Третья.
К срочникам относились бойцы, которых можно было спасти, если произвести операцию сразу. Во вторую очередь шли те, кто мог подождать, кого могли перевязать санитары. Таких было большинство. Легкие ранения. Простреленные конечности. Все те, кому нужна перевязка, стрептоцид и стакан спирта для обезболивания.
Лица солдатиков, которые оставались в третьей очереди, Лиза запомнила навсегда. Потому что помочь им было невозможно. Только растянуть муки перевязками и операциями, при этом отнимая драгоценное время у других, тех, кого можно было еще спасти. Циничная и страшная логика полевой медицины.
Вспоротые животы, тяжелые черепно-мозговые травмы, оторванные конечности… Таким Лиза колола трофейное обезболивающее и кивала санитарам. Те понимали сразу и уносили умирающего подальше. К другим «третьим».
К вечеру, когда поток раненых начал иссякать, когда наметился какой-то просвет, пришло известие: «Завтра снимаемся с места». Болдин, справедливо опасаясь карательного рейда со стороны фашистов, приказал переносить лагерь.
Лиза бросилась к генералу. Тот, с забинтованной рукой, хмуро сидел в штабе, разглядывая карту. Вокруг столпились офицеры.
Лиза влетела в палатку. Остановилась.
– Что тебе, Лизонька? – спросил Болдин, не отрываясь от карты.
– Мне сказали… – От быстрого бега она запыхалась. – У меня раненые. Тяжелые. Лежачие. Их… их нести нельзя. Помрут. Как есть помрут! Товарищ генерал, разрешите, я останусь с ними, разрешите, я… потом, когда станет полегче…
– Отставить, – тихо, но внушительно ответил генерал. – Сколько вам нужно дней?
– Н-неделю… – Лиза беспокойными пальцами теребила косу. Все взгляды были устремлены на нее.
Болдин тяжело вздохнул.
– Нет у нас недели. Но несколько дней я вам обещаю. Бойцы разошлись мелкими группами, еще не все сошлись в точке сбора. За это время вы должны сделать все возможное и даже больше, чтобы раненых можно было нести. Пусть мы пойдем медленно, но двигаться надо. Иначе невозможно. Если потребуются какие-то дополнительные средства, руки или медикаменты, скажите мне. Вам понятно?
