Юрий Гулин - Кодекс звезды
Жехорский наблюдал, как падает вниз знамя эмира, а над воротами Арка водружают флаг СФРТ, когда рядом остановился запыхавшийся Турани.
— Где Буриханов? — спросил он.
— Не знаю, — пожал плечами Жехорский. — Где-то здесь был. А что случилось?
— Отряды Джунаид-хана прошли через Каракумы и подходят к Асхабаду!
— Подумаешь, новость, — фыркнул Жехорский. — Об этом ещё вчера стало известно. Лётчики обнаружили в песках большой конный отряд. Тебе, кстати, спасибо, вовремя озаботился о проведении авиаразведки. Потому и состав с катерами задержали в Асхабаде, и все бронепоезда туда стянули. Если Джунаид-хан туда сунется — его встретят, как надо! И потом, туда ведь идёт Текинская конная группа.
— Никуда она не идёт! — сквозь зубы сказал Турани.
— Не понял? — нахмурился Жехорский. — Объясни!
— А чего тут объяснять! — воскликнул Турани. — Группа отказалась выполнять приказ и там вот-вот может начаться мятеж!
К Турани подбежал один из его людей и что-то зашептал на ухо. Выслушав сообщение, Турани жестом отпустил посланца, лицо его сделалось задумчивым.
— Новые неприятности? — поинтересовался Жехорский.
— Не знаю, — покачал головой Турани. — Может, да, а может, и нет… — Потом посмотрел на Жехорского. — Буриханов только что вылетел на посыльном самолёте в неизвестном направлении. Полагаю, он направляется в Лютфабад.
— И что это, по-твоему, может означать?
— Скоро узнаем, — усмехнулся Турани. — Или всё образуется, или тебе придётся подыскивать нового командующего ТуркВО.
— Почему ты так уверен, что нет какого-то третьего варианта? — спросил Жехорский.
— Потому что я принял необходимые меры, — ответил Турани.
* * *На вершине минарета была оборудована снайперская позиция. Отсюда хорошо просматривалась площадь, которая теперь больше напоминала плац. В разных её концах стояли отдельные группы всадников, которые вместе должны были составлять Текинскую конную группу. В центральной части площади располагался самый многочисленный отряд. Это были ветераны Текинского конного полка, который составлял основу группы. От их решения зависло: пойдёт большая часть туркменских конников против Джунаид-хана, как того требовал приказ командования ТуНАр, или присоединится к его войску, ступив на путь измены. Когда на площадь влетел всадник в белой рубашке, снайпер навёл оптику на него. Это был Буриханов, возбуждённый и злой. Он встал напротив ветеранов и стал кричать им что-то отсюда неслышное, но, судя по лицам, на которые стрелок наводил прицел, весьма обидное. Потом из строя выехал всадник, который вступил с Бурихановым в спор. Снайпер его узнал. Это был главный подстрекатель, агитировавший в пользу Джунаид-хана. Ругались недолго. Всадники разъехались в противоположные концы площади и обнажили клинки. Конная группа сомкнула строй по периметру импровизированного ристалища, впервые за последние часы проявив единство. Снайпер понял: спор будет разрешён старым проверенным способом, на поединке.
Самого боя стрелок почти не видел, посматривал иногда: как там? Судя по тому, что ему удавалось увидеть, рубились поединщики отчаянно. В основном же снайпер наблюдал за строем ветеранов. Потому только он заметил, как один из бородачей незаметно для разгорячённых кровавым зрелищем товарищей потянул из деревянной кобуры маузер. Бросив взгляд на центр площади, снайпер определил, что побеждает Буриханов, потому сразу взял бородача с маузером на прицел. Взмах сабли — и противник Буриханова мешком валится на землю. Бородач тут же выхватывает маузер и берёт победителя на прицел, но выстрелить не успевает, сам падает в пыль с дыркой во лбу.
Вопреки ожиданиям, Джунаид-хан осмелился на штурм…
Цепь медленно приближалась к позициям защитников Асхабада, а те встречали атакующих только одиночными выстрелами. Джунаид-хан был столь же жесток и коварен, сколь и хитёр. Впереди цепи спешившихся всадников шла ещё одна цепь, состоящая из согнанных из ближайших кишлаков стариков, женщин и детей, связанных между собой верёвками. Потому-то и молчали и пушки и пулемёты защитников города. А в отдалении гарцевали на горячих скакунах бородатые всадники, в ожидании, когда их пешие товарищи завяжут драку на первой линии обороны, чтобы потом стремительным намётом самим бросится в атаку.
И тогда в небе появились три самолёта. То самое звено, что было отправлено в Асхабад для авиаразведки. Это были лёгкие самолёты — не «Невские». Без бомб, поскольку прилетели налегке. По одному пулемёту на каждом. Они не сильно испугали всадников, которые открыли по самолётам ответный огонь. Расстреляв боекомплект, два самолёта повернули в сторону аэродрома, а третий задымил, и, теряя высоту, полетел почему-то на восток, параллельно линии своих укреплений. Видимо, за дымом лётчик потерял ориентацию. Часть всадников с радостными воплями поскакали за ним. Самолёт снизился уже настолько, что чуть не задел колесом верхушку высокого бархана, но сумел перевалить за него. Всадники мчались следом. Доскакав до вершины бархана, они увидели самолёт ледащим на песке. Но это их совсем не обрадовало. Обтекая самолёт с двух сторон, на них двигалась большая конная группа, над которой развевалось знамя Туркестанской республики.
Когда защитники города увидели, как сошлись в тылу атакующих цепей две конные лавины, они в едином порыве поднялись и бросились в штыковую атаку.
В поход на Асхабад Джунаид-хан увёл половину своего войска. В Хиву он привёл лишь малую часть, и то только потому, что в пустыне их преследовать не стали.
1922 год
МИХАИЛЯ показал Куропаткину депешу. Старик прочёл, поднял глаза.
— Отзывают, Михаил Макарович?
— Как видите, Алексей Николаевич. Да и то, загостились мы в дальних краях!
Тут я спохватился.
— Впрочем, вас эта депеша ни в коей мере не касается. Вы вольны остаться. Вас здесь уважают и найдут для вас подходящую службу.
Куропаткин печально улыбнулся.
— Спасибо на добром слове, Михаил Макарович, но, видно, службе моей конец. Пора на отдых, теперь уже навсегда. И поеду я с вами, потому как умереть хочу на Родине.
Перед отбытием на вокзал попрощался с охраной. Все ребята, кроме Ивана, оставались здесь, чтобы охранять теперь нового полпреда, который должен был прибыть завтра самолётом. Романтика бронепоездов уходила в прошлое. Думаю, я сам отправлялся на бронированном красавце в последнюю поездку.
На перроне выстроился почётный караул. Я обошёл строй, попрощался со знаменем республики. Пришла пора прощаться с друзьями. Не навсегда. Я верил: нам предстоит ещё не одна встреча, может даже и на этой земле.
Стоя у открытого окна, я смотрел на удаляющиеся фигуры Буриханова и Турани. Оба были облачены в парадную военную форму и держали ладони у козырька (военные ведь отдают воинское приветствие не только при встрече, но и при расставании).
Когда за окном замелькали пригороды, раздалось деликатное покашливание. Я повернул голову. Рядом стоял Куропаткин.
— Не изволите, Михаил Макарович, партию в шахматы?
Я улыбнулся.
Часть третья. Всем сёстрам по серьгам
СОЮЗ СУВЕРЕННЫХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК
1922 год. Декабрь
Москва. Кремль
НИКОЛАЙЗабраться на Колокольню Ивана Великого была Ольгина идея. Ладно, температура на улице, несмотря на декабрь, была близка к нулю.
— И вот ведь что характерно, — ворчал Глеб, поднимаясь по крутым ступеням сразу за женой, дабы максимально усложнить нам задачу ненароком заглянуть ей под юбку, — пока водяру хлещет — в уме баба, вне зависимости от употреблённого евоного количества. Но стоит лишь пригубить шампусика, тут же её на подвиги тянет, притом самого дурного пошиба!
— Это не у меня, это у тебя с головой паршиво, — нёсся сверху весёлый голос Ольги. — Вон уже русский язык забывать стал. Кавоного «евоного»? — передразнила она Глеба. — Тоже мне грамотей, даром что генерал…
— От такого слышу! — незлобиво отбивался Глеб.
В этом он был абсолютно прав. Трое из четверых, что теперь с идиотским упрямством преодолевали марш за маршем, были облачены в утеплённые кожаные куртки с генеральскими погонами на плечах. Трое — это я, Васич и Ольга. На Шефе была похожая куртка, но без погон.
Вот если скажу, что подниматься на колокольню мне совсем в тягость, — совру. На полосе препятствий, где я гоняю своё тело дважды в неделю, потяжелее будет. За вышеподнимающихся я тоже спокоен. Что Глеб, что Ольга — оба в хорошей физической форме. А вот за Шефа…
— Как ты там, — спрашиваю, — не притомился? А то, может, привал организуем?
Слышу в ответ:
— Ты не языком, ты «ластами» шевели. А то надоело твои портки нюхать!
