Павел Дмитриев - Время собирать камни
Вместо ответа Вера Борисовна задумчиво продекламировала:«Мы ведем войну уже семьдесят лет…»[220].
И, выждав короткую паузу, добавила:
– Когда я впервые эти строчки услышала у Петра, не могла поверить, что это правда. Но теперь ты сам про это говоришь!
– Я тоже не верил, – Александр Николаевич тяжело плюхнулся обратно в кресло и сразу потянулся к ведерку со льдом, за бутылкой. – Но чем дольше смотрю на ситуацию, тем лучше понимаю… Да что там! Верусик, откровенно говоря, я и не вижу иного выхода. Что у нас, что в будущем, народным массам плевать на все, кроме быта, сытость и комфорт затягивают людей в пучины мещанства хуже Мальстрема. Им и предательство идеалов коммунизма в девяностых годах оказалось до фонаря и дверцы, только интеллигенты в пятом поколении недовольны – почему мало добра отвалили во время приватизации?
– Петр считает, что в его истории перестройку провели с вопиющей некомпетентностью, – задумчиво заметила Вера Борисовна. – Хотя ты, скорее всего, прав, с их степенью разложения общества обиды в дележке выглядят куда серьезнее.
– И не сомневайся, – Шелепин аккуратно обновил шампанское в бокалах и после этого добавил: – Правительства лишь телепропагандой да виртуальными играми спасаются, причем не только в этой их России. По всему миру сидят жирдяи, сыто отрыгивают и пялятся на экран с парой сотен телепрограмм. Чинно, благопристойно, беспорядки плюшевые и далеко, электорат, можно сказать, черпает хлеб и зрелища большой поварешкой. Но стоит посмотреть чуть вперед… Вот там-то и виден самый настоящий тупик!
– А нам что делать? – совсем по-бабски растерялась жена. Впрочем, сумела быстро собраться. – Погоди, но все же, при чем тут Анастас Иванович? Почему вы с Володей этого психа Ильина заранее не отправили в Магадан карты тундры рисовать? Я уверена, присматривали за ним, но…
– Ведь хорошо все получилось? – ухмыльнулся Александр Николаевич. – Как он сорвался с катушек, мы и Семичастные на дачу, Косыгин поехал в ГДР, Гена Воронов в Киев. А в остальном совершенно не имело значения, на кого ходячая бомба с часовым механизмом свалится. Зато какой повод, эх, он нам во как нужен был! – Шелепин рубанул себя ладонью по горлу. – Наконец-то можно устроить обновление кадров на всех этажах нашего гадюшника. Засиделись, прижились сволочи старые, но ничего, теперь перетрясем, повыметем, чтобы летели прочь, опережая свой визг! Заодно Володьке дадим возможность полномочия своего комитета усилить, людей нужных поставить. А что Ильин недострелил, так я очень даже рад за товарища Микояна.
– Саш, ты меня пугаешь, – передернулась Вера Борисовна. – Становишься страшным циником, только представь, Анастаса чуть-чуть не убили! Недели ведь не прошло, как мы к нему домой в гости ходили!
– Да какая, к черту, разница? – Председатель Президиума Верховного Совета СССР устало развел руками. – Понимаешь, никому не выгодно ломать установившийся порядок в Президиуме ЦК. Даже Леня уже видит свой предел по здоровью, понимает, что острой борьбы со мной может и не пережить. После Китая неделю отходил, хотя справился блестяще. А вот на жестких переговорах по объединению ФРГ и ГДР спекся[221]. Представь – сидит за столом, вроде слушает, а рука, которой он голову подпирает, сама собой падает и падает. Попробовал вставить несколько слов – и что-то залепетал такое, как будто язык перестал во рту поворачиваться, короче, полный кошмар. Хорошо хоть Суслов здоровый как лось, чуть не волоком Ильича к врачам утащил.
– Кстати, ты что-то про него начал рассказывать…
– Точно, совсем забыл. – Шелепин легконько ударил по своему лбу кончиками пальцев левой руки, правая же была занята палочками с зажатой «филадельфией». – Так вот, сразу после того как Ильина на Лубянке обкололи всякой химией до нужной кондиции, Михаил Андреевич подхватил калоши и вместе с Мазуровым и Полянским поехал слушать, что этот убивец будет петь о своей нелегкой жизни. Членов Президиума, понятное дело, посадили за ширмой, их было не видно и не слышно, а они внимательно следили, как Володя допрос вел, очень уж им извечная русская проблема интересна…
– Кто виноват и что делать? – вмешалась Вера Борисовна.
– Именно! – Александр Николаевич воспользовался паузой для уничтожения ролла. – Конечно, поначалу все напряглись, но видят, что у человека явно шарики за ролики заехали, расслабились, закурили, потом вообще какого-то местного офицера отловили и послали за коньяком. Семичастный поначалу тоже нервничал, мало ли что Петр забыл в своих рассказах, но скоро успокоился, и так вальяжно, откинувшись на спинку кресла, спрашивает: «А с чего вы взяли, что главный судья и можете вопрос с пистолетом в руках решать»?[222] Ильин в ответ почти по Достоевскому: «Человек должен жить, а не приспосабливаться, как может, а если Генерального секретаря убить, то его место другой человек займет». Тут у Володи вариантов не осталось: «Кто же, по вашему мнению, должен им стать?» А этот псих и бахни в ответ: «Суслов, разумеется, он же наиболее выдающаяся личность в партии в данный момент». Володя сидит, едва смех сдерживает, а Михаил Андреевич забежал, в левой руке рюмка трясется, в правой долька лимона зажата, он ее на Ильина наставил и твердит: «Вы! Вы! Вы!» – затем коньяк выпил залпом, плюнул на пол да пошел себе… Говорят, домой уехал и телефонную трубку не берет.
– Действительно смешно, но что теперь про него Анастас Иванович подумает?
– С одной стороны, конечно, мелочь, мало ли болтунов. Но с другой, – Шелепин хищно улыбнулся, – из протокола слова не выкинешь, а параноиков в ЦК хоть отбавляй. Короче, на пользу оно точно не пойдет, надо… Верусик, я придумал! На ближайшем заседании Президиума поглумлюсь, заставлю-таки «особо выдающуюся личность в партии» заезжать во внутренний дворик ЦК к секретарскому подъезду, хватит ему через тротуар калошами на глазах прохожих сверкать. Глядишь, прилипнет смешная слава, особенно если Володя поможет нужный слушок пустить…
Над праздничным столом повисло молчание, только где-то в глубине экрана Grundig артисты тихо, но старательно пытались развеселить зрителей. Всех, даже тех, кому в праздничную ночь было совсем не до веселья.
Только минут через пять Александр Николаевич прервал затянувшуюся паузу:
– Верусик, может быть, я зря такие темы поднимаю в Новый год? Ты уж извини меня, столько всего навалилось, а мне на самом деле очень не хватает твоих советов.
– Ох, Саш! – Жена привычно потрепала изрядно поредевшие за прошедшие годы волосы мужа. – Ты сегодня просто в ударе, прямо как в шестьдесят пятом, когда узнал о своем будущем. Только уж больно все выходит, как бы это сказать, шиворот навыворот, что ли. Я вот только одного не поняла: ты говоришь, у коммунизма нет цели, и при этом радуешься будущим кадровым заменам. Но ведь они в любом случае за тебя новый смысл жизни не изобретут.
– Умеешь ты попасть не в бровь, а в глаз, – неожиданно смутился Шелепин. – Как бы объяснить попроще… Ты сама видишь, как простые деревенские девчонки, которые каких-то тридцать лет назад мечтали о лаковых туфлях, выскочили замуж отнюдь не в семью Ротшильда, а за таких же простых парней с соседнего завода, но это не мешает им ездить на собственных автомобилях. Все произошло невообразимо быстро, тогда как ранее подобные перемены шли со сменой поколений. То есть мы банально не успеваем за потребностями. Зато буржуазия всего мира увидела в потреблении свое спасение, источник бесконечного роста экономики, им кажется, что так будет всегда, ведь человек скотина такая: что ни дашь, все равно мало.
– Петр, кстати, думает точно так же, – заметила Вера Борисовна.
– Дурак твой Петр! – зло фыркнул Александр Николаевич. – Если бы не проклятые капиталисты! Эти сволочи в погоне за сверхприбылью позволили своим трудящимся так хорошо жить, что оставили нас натуральным образом без выбора. Хотим мы того или нет, но наш революционный паровоз вынужден, да-да, именно вынужден поворачивать по их рельсам, иначе крушение неминуемо. Да ты и сама прекрасно все знаешь, Петр в рассказах красок не жалел… Выходит, народ СССР должен сначала создать не предусмотренное теорией изобилие и только потом…
Шелепин на секунду замялся, пытаясь половчее ухватить ускользающую мысль, и этой паузой не преминула воспользоваться жена.
– Так в чем сложность? – спросила она с напускным энтузиазмом. – Побольше колбасы и шмоток на прилавках, и можно дальше строить настоящий коммунизм!
– Верусик, вот ты сейчас говоришь совсем как Хрущев. А он или в людей верил больше, чем нужно, или в свои же речи на митингах. Вспомни, все его выступления пронизаны ожиданием, еще немного, еще чуть-чуть… Чуть поднажать с выплавкой чугуна, решить вопрос с мясом и молоком, наладить ситуацию с хлебом, добавить ткани и станков, да так, чтобы ракет хватало от поганого империализма защититься, и вот он, настоящий коммунизм при жизни нашего поколения. Да он в него до сих пор искренне верит!
