Юрий Корчевский - Стрелецкая казна
Простите, ребята, нехорошее сначала о вас подумал — что казну украсть могли.
Двое с арбалетными болтами в спине — скорее всего, арбалетчиков двое и было, учитывая стрелу в дереве. Арбалет — не лук, быстро не перезарядишь. Да, бьет сильно, и длительной тренировки, как с луком, не надо, но перезарядка требует сил и времени. А в скоротечном бою времени нет. Отсюда и вывод — арбалетчиков было двое. Остальные стрельцы зарублены в бою — следы от ран на теле, руках. По следам запекшейся крови ползали большие зеленые мухи. Оружия, поясных кошелей ни у кого из стрельцов не было.
Я стянул шапку, прочел короткую молитву, поклонился, попросил прощения, что похоронить по-христиански не могу — нет лопаты и совсем нет времени — и дал слово, что найду разбойников. Те мало того что казну похитили, так еще и честное имя этих восьмерых ребят запятнали: у начальства тоже мысли могли появиться о том, что стрельцы сами казну прикарманили и поделили. По крайней мере — хоть в этом теперь ясность есть.
Я вышел на дорогу, остановился в нерешительности. Что предпринять? Даже если крестьяне не замешаны — они могут что-то знать о банде, только рты будут держать на замке. Кто я такой для них? Расскажу и уйду, а разбойники, может, по соседству живут, могут и отрезать длинный язык. Ну, думай, Юра, думай. Не может быть, чтобы зацепок не было — есть они, только я их пока не вижу.
Я присел на пенек, попробовал представить, что могло здесь произойти после схватки. Стрельцов убитых в овраг стащили — это я уже видел. Казну могли поделить здесь же, а мог забрать главарь и поделить позже.
Вот! Кони стрельцов! Коли разбойники в деревнях живут, маскируясь рыбаками и охотниками, ремесленниками — да кем угодно, — куда коней девать? Бросить на дороге — жалко, живые деньги, себе взять — появление коней в деревне вызовет любопытство у мирных людей, причем одновременно у нескольких.
Главарь хитер — иначе бы не смог провернуть такое дело, коней скорее всего на продажу отгонит. В деревнях верховую лошадь быстро не продашь — дорого для крестьянина и очень приметно. В городок поблизости погонят, это ж табун целый — восемь лошадей из-под стрельцов и одна заводная, что казну везла. Вот и ниточка, за которую надо потянуть. Только где здесь город?
Я вернулся в ту деревню, где ночевал, полюбопытствовал у крестьянина, где ближайший город.
— Да по этой дороге — верст пять, не более, там и город. — Как называется?
— Вязники, как ему называться? — удивился моему вопросу деревенский.
Пять верст — это недалеко. Я вскочил на коня и вскоре оказался в городе. Снял комнату на постоялом дворе, а коня оставил на конюшне — теперь он может мне помешать. Быстро прошел по дороге в город, нашел торг. Вот и закуток, где торгуют живностью — овцами, козами, коровами, лошадьми… Но нет — овцы и коровы на продажу были, а лошадей не было. Неужели перемудрил? Или лошадей в другой город отогнали? Нет, не должны бы, надо порасспрашивать.
Я подошел к кузнецу — его лавка с нехитрым товаром вроде подков, стремян да сбруи стояла рядом с местом для торга лошадьми. Завел неспешный разговор. Ремесленник оказался словоохотливым — и то, покупателей нет, почему бы язык не почесать с незнакомцем. Слово за слово, я перевел разговор на лошадей. Мол, купить хочу, моя лошадь пала, да вот незадача — ни одной, даже завалящей лошадки на торгу нет.
— Не повезло тебе, а вот не более как седмицу али поменее чуть хороших лошадей продавали.
— И что, всех продали?
— Не всех, хотя цену и не ломили.
— Так, может, продавца укажешь? Если лошади не все проданы, я у него одну для себя куплю.
— Может, и купишь, только он не в городе живет: башкир он, недалече, в Лисках проедается.
— Как звать-то его?
— Равиль, да в деревне его все знают, спросишь — покажут.
— Ну спасибо тебе, добрый человек, желаю удачи.
Я отправился по дороге в Лиски — даже поесть забыл, хотя день уже клонился к вечеру. Меня гнал вперед азарт. Взять этих гадов, отомстить за стрельцов и вернуть казну — вот чего я жаждал!
В Лисках мне сразу показали дом Равиля. На стук в ворота вышел… ну вылитый татарин. Я чуть за саблю не схватился, увидев его. Ну это еще впереди. Раскосые глаза смотрели настороженно — нехорошие глаза, оценивающие. Поздоровавшись, я сказал, что меня направили добрые люди, коней купить. Заслышав про коней, Равиль заулыбался. Как же, покупатель сам домой пришел. Башкир взглянул на мои запыленные сапоги, понимающе ухмыльнулся.
— Это я мигом, подожди.
Равиль ушел на задний двор и через пару минут вышел с отличным конем. Не крестьянской лошадкой, привыкшей к тяжелой ежедневной работе — пахать, телегу возить, с шеей, потертой хомутом. Нет, это был верховой конь, высокий, статный.
— Смотри, хороший конь.
— Вижу. Мне бы еще таких три-четыре. — А цену знаешь?
— Назови, поторгуемся.
— Три рубля серебром.
Цена даже меньше, чем на торгу. Понятно, улики побыстрее ликвидировать хочет.
— Дома у меня сейчас нет, приходи завтра с утра — товар будет, — добавил Равиль.
Я сделал вид, что обрадовался, пообещал зайти завтра и в знак серьезности намерений оставил задаток. Нашел ночлег через два дома и устроился на сеновале. Отсюда отлично был виден дом Равиля. Начало темнеть, и я забеспокоился — как наблюдать за ним ночью?
Тут в тишине хлопнула калитка, и на дороге я увидел Равиля. Он осмотрелся, пошел по улице. Я спустился с сеновала и последовал за ним. Шел осторожно, стараясь не наступить в темноте на какую-нибудь ветку, но татарин не оглядывался — пер вперед, как танк. Похоже, что о конспирации он и понятия не имел.
Напевая что-то тягучее, башкирское, он вышел из деревни. Интересно, куда же он направился? Равиль шел по дороге уверенно, не оглядываясь. Видимо, дорогу знал до последней колдобины, так как и в темноте шел быстро. Вот и следующая деревенька — небольшая, в три дома. Башкир подошел к крайнему дому, стукнул три раза и через паузу — еще два. А стук-то условный — никак, к сообщнику пришел. Я остановился, а потом подполз поближе к избе.
Вышел хозяин.
— Это я, Равиль.
— Чего принесло ночью?
— Покупатель на коней объявился, из города пришел.
— Чего хочет?
— Просил трех-четырех коней. У меня же только один, ты знаешь.
— Утром пригоню, ежели сейчас — вся деревня услышит. А что, при деньгах покупатель?
— При деньгах, задаток мне оставил.
— Может, его того?! — Хозяин дома чиркнул по шее. — Да денежки и забрать? А лошадей на торг отгоним.
— Я не против. Он один, через два дома от меня ночевать устроился — я посмотрел.
— Вот завтра его и прикончи в конюшне, только во дворе не наследи, не как в прошлый раз.
Попрощавшись, Равиль отправился к себе в деревню, в лесу стал распевать во все горло веселую песню на башкирском. Языка я не знал, но то, что веселая — было и так понятно.
Вот гад! Ему человека прикончить — в радость. Надо воспользоваться моментом: вокруг темно, свидетелей нет.
Я коршуном налетел на него, с лета ударил по голове. Песня прервалась, башкир упал на дорогу. Весело ему, ишь — новый Басков объявился.
Я связал ему руки его же поясом, похлопал по щекам. Башкир очухался. Попытался сесть — получилось со второго раза, мешали связанные руки. Увидев мое лицо рядом, растерялся, глаза забегали.
— Что, Равиль, не ожидал увидеть?
— Ты что, мы же завтра дого…
— Заткнись, я не покупатель — я пес, который идет по следу и карает таких, как ты.
— Я ни в чем не виноват! — заблажил Равиль.
— Ты думаешь, я не знаю, откуда кони? Кто из арбалета стрелял?
Башкир сжал губы и замолчал. Ничего, я не таких упрямых говорить заставлял. Сейчас так болтать будешь — не остановить. Одно плохо — времени мало, хоть и ночь уже: не ровен час, на дороге кто появится. Маловероятно, но не исключено. Я вытащил нож и молча, одним взмахом, отсек ему ухо. Равиль вскрикнул, дернулся.
— Кто, где живут?
Молчит. Щадить я его не собирался, как и других. Еще один взмах — и на землю упало второе ухо.
— Кто хозяин дома, где ты сейчас был? Опять молчание.
— Молчи, молчи — я тебя сейчас всего остругаю, один позвоночник останется.
Равиль вдруг завыл. Это было настолько неожиданно, что я слегка опешил.
— Заткнись и говори.
— Пес проклятый, чтоб ты сдох!
Ножом я вспорол ему руку от плеча и до локтя. Башкир взвизгнул. Я деловито сказал:
— Сейчас ножом глаза выну.
Именно такой тихий спокойный голос, буднично вещающий о близких неприятностях, и ломал упрямых. Так случилось и на этот раз.
— Нет! Я все скажу.
— Так чего замолчал, говори! И помни — если мне покажется, что ты говоришь неправду, вырежу один глаз. Если почудится, что недоговариваешь — второй глаз вон.
— Спрашивай, — скривился Равиль.
