Меч Тамерлана (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
И потому послал в сторону Пронска полтумена степняков⁈
Разве мог знать воевода, что сам Тохтамыш выступил следом с основными силами Орды? И что хан оставил для осады Ельца лишь четыре тысячи уцелевших черкесов — да две тысячи спешенных лучников и мастеров осадного дела, присланных из Турана? Даже пушки-тюфенги Тохтамыш забрал с собой, побаиваясь исхода решающий битвы после потерь на Сосновских бродах…
Но когда впереди на дороге, в шагах пятистах прозвучал прощальный отзвук рога (известив Твердило, что гибнут последние «отроки»), воевода осознал свой просчет. Осознал, что Елецкая дружина выбрала противника себе не по зубам… Однако ведь и это обговаривалось с князем.
А потому теперь Твердило Михайлович вновь достал свой рог — и протрубил в него вначале два раза. А затем, спустя короткий промежуток времени, еще трижды… После чего воевода, воздев над головой окровавленную саблю правой, налившейся уже каменной тяжестью рукой, зычно воскликнул:
— Вперед, братья! Последний рывок! Нужно выиграть казакам время!
На полсотни воев поредела старшая дружина. Свыше версты прошли вперед гриди в упорном ближнем бою — прошли по телам целой тысячи поганых! Конечно, им помогли и казачьи лучники… Но все же смертельно устали витязи — израненные, в посеченных бронях. И все одно упрямо рванули они вслед за вождем!
Зная, на что идут — и какой конец их ждет.
Но ведь в обозе на полуночь, к Коломне, уходят и их семьи…
А казаки уже принялись спешно рубить засеку на дороге за спиной последних Елецких бояр, да собирать татарские срезни. Твердило Михайлович выиграет для них время — обязательно выиграет. А когда оно, наконец, истечет, поганые упрутся в свежее укрепление, вынужденные ломиться в лоб! В лоб сквозь густые кроны павших деревьев — и бьющие в упор казачьи срезни…
А когда и этот рубеж падет, будет уже слишком поздно — беженцы из Ельца успеют уйти от погони.
Этот день русичи точно выиграли для своих родных…
Но ведь и это не конец! Ибо Тимофей Болдырь уведет на полуночь, вслед обозу, сотню своих лучших лучников — это для него трижды прогремел напоследок рог воеводы… По дороге от Ельца к Лебедянскому броду через Дон, тянущейся без малого семьдесят верст, есть еще три-четыре верных места, где возможно будет рассыпать шипы-рогульки или натянуть веревки — да спрятать лучников, действуя наверняка. Если получится, сотня истребит летучие татарские разъезды, чуть замедлив противника… Но главное — брод у места впадения в Дон реки Лебедянки. Его казаки перекроют надолбами — и постараются еще хоть немного продержаться прежде, чем татары прорвутся за речной рубеж.
Конечно, стоило увести дружину сразу к Лебедянскому броду. Но Твердило был практически уверен в том, что погоня ордынцев будет слабее и малочисленнее! Что он сумеет истребить передовой татарский отряд — а уж после, устроив на дороге еще пару искусных засад, отступит к броду с уцелевшими воями… А то и вовсе будет действовать у Ельца, беспокоя хана частыми, болезненными вылазками казаков! Тем самым воевода надеялся помочь обреченному, на его взгляд, городу и гарнизону.
А заодно уж и князю Федору, коему Твердило Михайлович по-настоящему верен и предан…
Да — так, очевидно, было бы лучше. Но, подставив верхний блок сабли под удар очередного татарина, воевода понял, что ни о чем не жалеет. Что все равно он сделал все правильно, пусть и не совсем верно… Но вдруг татары нагнали бы дружину на тракте? И вынудили бы принять бой на открытой местности, что тянется за Чернолесом на многие версты⁈
С громким лязгом встретился русский и туранский клинки — и сабля гуляма, выкованная из худого железа, лопнула, и верхняя часть ее отлетела в сторону… А воевода, приподнявшись на стременах, тотчас рубанул с протягом, наискосок, распластав тело поганого!
— Се-ве-е-ер!!!
Глава 20
Огненный прорыв
Червень (июнь) 1382 года от Рождества Христова. Елец. Рассвет третьего дня осады.
…- Братцы, вы все итак знаете и понимаете. Отсиживаться, покуда ордынцы подготовят осадные пороки и начнут штурм, смысла нет. Татары, рано или поздно, войдут в Елец… Но сейчас же, с Божьей помощью, мы прорвемся — и продолжим борьбу с ворогом!
Слушающие меня «природные» ушкуйники и ротники-стрельцы угрюмо молчат. Далеко не всем воям нравится моя затея — а повольники Дмитрия Шуя так и вовсе затаили глубокую, пусть и иррациональную обиду за большие потери в бою на бродах. Потери ведь действительно огромные, почитай, пятьдесят процентов их личного состава…
И хотя обида иррациональная — я за собой вину все же ощущаю. Ведь читал же, читал когда-то, что в армии Тамерлана были метатели «греческого огня»! Не уверен, конечно, что ромеи поделились формулой с Тамерланом, хотя… В 1402 году Тимур поможет грекам против османов Баязида «Молниеносного», наголову разбив того в Ангорской битве — это отсрочит падение Константинополя на полсотни лет. Может, византийцы вели переговоры сильно загодя и подкупили Тамерлана в том числе и рецептом горючей смеси?
Бред воспаленного мозга… Хотя кто знает? Впрочем, в горшках «огнеметчиков» Тимура может быть нефть или какая-то местная восточная смесь, разработанная на основе китайских «зажигалок». А может, Алексей Ангел в свое время действительно поделился рецептом с турками конийского султана…
Важно то, что в сумятице и тревогах последних дней я не вспомнил о наличии зажигательных смесей у гулямов Тамерлана — хотя и не мог наверняка знать, что Тимур «поделится» столь ценными «военными специалистами» с Тохтамышем. Как и не мог даже предположить, что хан и его полководцы догадаются так хитро применить горючку против ушкуев повольников…
Но ведь я знал способ противостоять греческому огню на воде! По крайней мере, в теории знаком с ним — следовательно, немые упреки ротников, потерявших стольких товарищей на воде, имеют под собой реальные основания. И многие из них абсолютно убежденны в том, что лучше бы им было отправиться на полуночь с Косым…
Но ведь не я же убил их товарищей! И именно об этом поспешил напомнить ушкуйникам:
— Братцы — за павших от греческого огня соратников мы отомстим сполна, обещаю! Смерть их стала возможна из-за гулямов Темир-Аксака — но вскоре настанет час их возмездия, час расплаты! Я лично поведу вас в бой — как в Азаке, у Казани или в Порто-Пизано! И разделю с вами все опасности грядущей сечи, разделю с вами одну на всех ратную стезю… С Богом, братцы — за Русь!
— За Русь…
Негромко отвечают повольники — «природные» и набранные из числа освобожденных из полона мужей. Понимают, что единым криком можем переполошить татар в лагере… Но глаза ротников горят свирепым огнем! Князь ведет их в бой, князь, не привыкший прятаться за спинами воев — и многим это действительно придает сил.
Так что и выбора у меня нет никакого — ушкуйники просто отказались бы идти в гибельную сечу под началом Шуя. Скорее уж рискнули бы податься к волоку, вслед за Косым… Ну или довольно скоро проиграли бы грядущую битву с подорванным боевым духом.
А ведь от ее хода теперь зависит вся история вторжения Тохтамыша на Русь…
Последние пару дней мы усиленно готовили готовились к штурму. Ополченцы поднимали на «земляную стену» (обращенную фронтом к лагерю противника) валуны, бревна, чаны под кипяток, запасы арбалетных болтов и вязанки стрел. Да, у меня осталось не более двух тысяч воев — чуть более пяти сотен ушкуйников Дмитрия Шуя, примерно столько же мобилизованных мной ополченцев с составными татарскими, да и просто охотничьими луками… А также солидным запасом сулиц, кои мужики неплохо так наловчились метать за прошедшую зиму. Остальные же ратники — чуть менее тысячи новоиспеченных повольников.
Вряд ли у князя Федора из известной мне истории было больше воинов — полторы, две тысячи дружинников, казаков и ополченцев от силы. Но он держался с ними десять дней, если мне память не изменяет — а город пал только после того, как гулямы турана прорубили просеки в «лучковском» лесу, примыкающем к слабому частоколу… То есть в непроходимой на момент чаще, надежно прикрывающей город с запада — и частично с севера.
