Афганский рубеж (СИ) - Дорин Михаил

В палатке все оживились. Столько раз нам представляли Ахмад Шаха, как врага афганского народа. Был ли он на самом деле таким, трудно сказать. Но то что Масуд способный командир, до нашего командования ещё не дошло.

— Ну и теперь о плохом. Наши войска полностью прошли ущелье. Дальше 30 километров за Марданом уже нет дорог. Техника не пойдёт. Командование приняло решение вывести все войска из Панджшера, оставив его «зелёным».

В палатке все загудели. Я пытался изобразить недоумение, но это получилось у меня слабо.

Стоит признать, что в данном случае история Панджшерских операций не изменилась. Опять командование наступает на «грабли» в виде высокого доверия афганским правительственным войскам. Если мне не изменяет память, в конце этого года нам снова предстоит биться за ущелье. И силы Ахмад Шаха будут гораздо больше.

— Командир, надо на это повлиять, — сказал я.

— Ты думаешь, мы не пытались с комдивом? И командир бригады спецназа Борис Матвеевич то же самое сказал, а всё без толку. Решающий голос был за Берёзкиным. Он сказал, что население ущелья спало и видело, когда их освободят, — произнёс Ефим Петрович и достал пачку сигарет.

— А с каких это пор начальники политуправления определяют стратегию ведения войны? — уточнил я.

— С тех самых пор, когда они первыми докладывают в Москву. Оттуда и пришло указание. Руководитель нашей операции — генерал Целевой, был в ярости и высказал своё недовольство Павлу Валерьевичу по всей форме.

— Обозвал? — воскликнул Чкалов.

— Двоечку прописал? — поинтересовался замполит Кислицын.

— На болевой потянул? — выдвинул версию Бага.

— Ай, зачем⁈ Прогибом воткнул в пол в кабинете комдива и потанцевал вот так вот! — заверил всех Мага.

Версии были разные, но ответ знал только Енотаев.

— Чтоб так опускали лаконично и без мата, я ещё не слышал. Даже записал по памяти, — улыбнулся комэска и достал листок.

С первого раза у Енотаева не получилось прочесть, но потом он собрался.

— «Если у вас не прекратится идейный кретинизм, у меня и остальных будет продолжаться служебный охренизм. А у солдат острая непереносимость вашего присутствия в Афганистане. Тогда мы все скоро будем радоваться вашему отсутствию», — прочитал комэска и убрал бумажку. — Вообще, Целевой был очень зол, но Берёзкина он «драл» уже не при нас. В штабе дивизии сказали, что картины в соседних помещениях тряслись от вибрации стен.

Тут что угодно можно говорить, но товарищ Берёзкин вряд ли сильно переживает по этому поводу.

— Самое приятное я оставил напоследок, — сказал Енотаев и поднялся со стула. — Старший лейтенант Батыров!

Димон осторожно встал и с недоумением взглянул на командира. Ефим Петрович подошёл к нему, внимательно посмотрел глазами доброго енота на него и пожал руку.

— На совещании по итогам операции было вынесено решение по вам, товарищ старший лейтенант. Вы будете представлены к званию Героя Советского Союза.

От автора:

Уважаемые читатели, завтра продолжение не выйдет. Срочная командировка. Буду в дороге.

Глава 24

Весь личный состав в палатке начал аплодировать. Бага и Мага даже присвистнули. И главное, что никто не пытался подколоть или посмеяться над Батыровым. В глазах коллег я не увидел зависти, а только искреннюю радость за товарища.

Но Димон при этом выглядел, как растерявшийся юнец перед экзаменационной комиссией. Когда Енотаев пожимал ему руку, Батыров застыл с открытым ртом.

— Дмитрий Сергеевич, ты ещё с нами? — спросил Ефим Петрович, продолжая трясти руку моего командира звена.

— Мне надо по-быстрому выйти, командир.

— Подышать воздухом? Настолько тебя эта новость удивила? — улыбнулся Енотаев.

— Нет, в туалет, — тихо сказал Димон.

Как у Батырова получается так портить торжественную минуту? Ни «спасибо за такую высокую честь», ни «я сильно удивлён». В такой важный и душевный момент он ссать захотел!

— Сходи, — сказал комэска и отпустил руку Димона.

Мой командир звена быстро вышел из палатки под одобрительные хлопки по плечу и радостные возгласы «молодец».

— Товарищи лётчики, берите пример со старшего лейтенанта Батырова. Перспективный, молодой…

— Ага, да только ссытся он порой! — начал смеяться Лёня, но командир эту фразу не услышал в потоке вопросов, адресованных ему от подчинённых.

— Чкалов, а ты снова завидуешь? — спросил у него Бага.

Лёня с удивлением глянул на него и сел на место Батырова. Димон как раз сидел до этого между мной и Багратом.

— А чего это только ему? Он что сделал? Ничего! Клюковкин не даст соврать.

Я тут при чём? Возможно, информация о неуверенности Батырова протекла в массы? Это не очень хорошо.

— О чём я не должен соврать? — уточнил я.

— Ты расчёт делал на пуск НАРов, маршрут прокладывал. А он только за ручку управления держался, да шаг-газ поднимал. Не так разве?

В данном случае меня радует, что Лёня опять несёт ерунду.

— Оу, Лео! Батыров — командир. Он в ответе за всех на борту, решение принимает. А как Дмитрий Сергеевич руководил группой на десантировании? А как они группу забирали, ныряя в пропасть? А вот…

— Ладно, но я бы не дал Батырову звезду. Не заслужил! Есть вон более достойные.

Уж не про себя ли, укротитель верблюдов, говорит?

— Вот и хорошо, что не ты такие вопросы решаешь, Леонид. Ты бы место освободил. Тут занято, — ответил я, подталкивая Чкалова, чтобы он встал с кровати.

— Мы теперь ещё Батырову место будем уступать! — возмутился Лёня.

— Надо будет и уступишь. Не сотрясай воздух. Лучше пойди, умных книжек почитай, — сказал я и потянул Леонида за поясной ремень вверх.

Чкалов встрепенулся, оттолкнул мою руку и ушёл на своё место. Когда вернулся Батыров, комэска уже закончил с доведением информации и слушал предложения от замполита эскадрильи.

— Батырову надо представление на награду писать. И непростое. Согласовывать каждое слово с товарищами из политотдела, — вздыхал расстроено Кислицын.

— Сергей Владимирович, думаешь у меня есть время подвиги описывать? Вон, дай Батырову. Пусть экипаж сам и пишет.

Димон чуть с кровати не упал, когда такое услышал. Я же в этом проблему не увидел.

— Да и не тяни с представлениями. Генерал-лейтенант Целевой сказал, чтобы через неделю было готово. Он в Москву их и отвезёт, — сказал Енотаев.

Когда комэска ушёл, Кислицын призвал всех к завтрашнему дню предоставить ему «черновой» вариант представления. После того, когда и он покинул палатку, началась очень тяжёлая работа мозгами.

Тут вроде должен работать замполит в этом вопросе, но физически сделать это за короткий срок самому не выйдет. Тем более что Сергей Николаевич прекрасно знал о таком явлении в армии, как «ефрейторский зазор».

— Ещё ж неделя. Почему сегодня уже нужно написать? — спросил Чкалов.

— Потому что неделя — срок предоставления для Целевого, которому ещё нужно показать все эти бумаги командующему. Перед этим всё должны проверить парни из политуправления. А ещё перед ними в командовании ВВС армии почитают. Командир дивизии Кувалдин тоже захочет посмотреть, а у него есть свой замполит. Нехитрыми вычислениями недельный срок превращается в несколько часов. Быстрее, Лёня, пока время вышло, — картинно посмотрел на часы Кислицын.

Обычно в такие моменты находится кто-то один и выступает главным идейным вдохновителем описания подвигов. В этом ничего плохого нет, поскольку у командиров забот «полон рот».

Ещё если сидеть придумывать представление на награду каждому в эскадрилье, то в сутках должно быть 48 часов, а не 24, чтоб всё успеть.

На следующий день лётную работу мы закончили быстро. У всего личного состава появилось время, чтобы передать все бумаги Кислицыну. Сидя в классе подготовки на КДП, повышенная, мозговая деятельность продолжилась.

— Лёня, ты уже который раз ко мне приносишь бумагу? Другие лётчики ещё и по одному разу не написали, а ты уже с пятым идёшь. Оптом награды не выдают, — отчитывал его замполит.