Кен Фоллетт - Игольное ушко
Боже всемогущий! Как же удалось незнакомцу выбраться из нее живым?
Ее передернуло, стоило подумать о том, чем стало бы тело человека, которого один из этих валов швырнул о каменную стену. Словно уловив внезапную перемену в ее настроении, Джо сказал ей на ухо:
– Пойдем домой, мамочка. Скорее!
Она тут же повернулась спиной к морю и быстро зашагала по грязной тропе в сторону коттеджа.
Войдя внутрь, они сняли с себя мокрую одежду, шляпы и сапоги, развесив все в кухне для просушки. Люси еще раз поднялась наверх, чтобы посмотреть на гостя. Тот на этот раз не открыл глаз. Казалось, он мирно спит, но она почему-то не могла избавиться от подозрения, что он все-таки проснулся, узнал звук ее шагов на лестнице и успел закрыть глаза прежде, чем она заглянула в дверь.
Она наполнила горячей водой ванну. Они с сыном продрогли до костей. Люси раздела Джо и посадила в ванну, а потом под влиянием секундного импульса разделась сама и уселась напротив. Это стало настоящим блаженством. Она закрыла глаза и полностью расслабилась. Какое же это славное чувство – быть дома, радоваться теплу, зная, что снаружи стихия в бессильной ярости штурмует крепкие каменные стены!
Совершенно неожиданно жизнь обернулась интересной стороной. В одну ночь случилась невиданная буря, кораблекрушение, появился таинственный незнакомец, и все это после трех лет… Она надеялась, что странный гость скоро придет в себя, и тогда она все о нем узнает.
Между тем наступало время браться за приготовление обеда для мужчин. На сегодня это будет тушеное филе бараньих грудок. Она выбралась из ванны и аккуратно вытерлась полотенцем. Джо продолжал играть с любимой игрушкой для купания – основательно пожеванным резиновым котом. Люси осмотрела себя в зеркало, обращая особое внимание на растяжки, оставленные на животе беременностью. Они постепенно разглаживались, но полностью уже не исчезнут никогда. Вот если бы загореть, было бы совсем другое дело. Но она лишь усмехнулась. Загоришь тут! И потом, кого вообще интересовал ее животик? Никого, кроме ее самой.
– Можно я еще посижу одну минуточку? – спросил Джо. Его любимая фраза. «Одна минуточка» могла у него растянуться на полдня.
– Только пока я буду одеваться, – сказала она, повесила полотенце на вешалку и двинулась к двери.
Незнакомец стоял в дверях и смотрел на нее.
От неожиданности оба удивленно уставились друг на друга. Как странно, думала потом Люси, что она ничуть не испугалась. Все дело было в его взгляде – ни намека на угрозу в выражении лица, ни признака похоти или глумления. Он не смотрел на ее лоно, не обращал внимания на груди, а устремил взгляд на лицо – прямо ей в глаза. Она ответила на этот взгляд, застигнутая врасплох, но не смущенная, и лишь где-то в глубине сознания шевельнулся вопрос: почему она не взвизгнула, не прикрылась хотя бы руками, не захлопнула перед ним дверь?
Видимо, она смогла разглядеть то, что читалось в его взгляде, хотя ей, вероятно, это только показалось: она увидела в нем восхищение, легкий намек на понимание забавной стороны случившегося и даже оттенок грусти. Но контакт был почти сразу прерван. Он отвернулся, ушел в спальню и закрыл дверь. Через секунду заскрипели пружины кровати, принимая на себя вес его тела.
А Люси, не имея на то сколько-нибудь веских оснований, почувствовала себя ужасно виноватой.
20
К этому моменту Персиваль Годлиман пустил в ход весь арсенал средств, имевшихся в его распоряжении.
Каждый полицейский в стране получил копию фотографии Фабера, и примерно половина сил правопорядка была брошена на его целенаправленные поиски. В городах проверялись все гостиницы и пансионы, железнодорожные вокзалы и автобусные станции, кафе и торговые центры, равно как и все мосты, укромные закоулки и руины разбомбленных домов, где по ночам ютились изгои общества. В сельской местности с таким же тщанием осматривали сараи и амбары, заброшенные коттеджи и развалины старых замков, прочесывали лесные чащи, поляны в глухих местах и кукурузные поля. Снимок показывали билетным кассирам, рабочим автозаправок, экипажам паромов и кондукторам. Все пассажирские порты и аэродромы находились под наблюдением, а лицо Фабера, пришпиленное кнопкой к доске, находилось перед глазами каждого чиновника на пунктах паспортного контроля.
Разумеется, полицейские продолжали считать, будто идет охота на особо опасного, но обычного убийцу. Обычный уличный «бобби» знал только, что мужчина, изображенный на фото, зарезал в Лондоне двух человек. Офицерам сообщили чуть больше. Их информировали о том, что по крайней мере одно из убийств имело сексуальные мотивы, второе выглядело немотивированным, но о чем они не должны были говорить рядовым констеблям, так это о третьем преступлении – необъяснимо жестоком убийстве солдата в поезде, шедшем от вокзала Юстон в Лондоне до Ливерпуля. И только старшим инспекторам и нескольким высокопоставленным чинам в Скотленд-Ярде стало известно, что тот солдат был временно прикомандирован к МИ-5, а расследование всех этих преступлений возглавляли спецслужбы, занимавшиеся вопросами государственной безопасности.
Газетчикам тоже полагалось считать, будто разыскивается заурядный убийца. В тот день, когда Годлиман запустил информацию в прессу, большинство газет сумели поместить ее лишь в своих вечерних выпусках, а в Шотландии, Ольстере и Северном Уэльсе она в урезанном виде вообще появилась лишь днем позже. Жертве убийства в Стоквелле присвоили профессию рабочего, дали фальшивое имя и краткое жизнеописание обитателя столицы. В сообщении для печати, подготовленном Годлиманом, его убийство связывалось со смертью миссис Юны Гарден в 1940 году, но суть этой связи объяснялась весьма смутно. Однако об орудии убийств говорилось без утайки – стилет.
Впрочем, две ливерпульские газетенки быстро пронюхали об убийстве в поезде и стали допытываться, не лондонский ли преступник совершил его. Обе обратились с запросами в полицию Ливерпуля. И редакторам обеих газет лично позвонил старший инспектор, после чего они не опубликовали об этом ни строчки.
Сто пятьдесят семь высокорослых и черноволосых мужчин оказались задержаны по описанию внешности Фабера. Все, за исключением двадцати девяти человек, сразу же сумели доказать свою непричастность к убийствам, а оставшихся двадцать девять допрашивали уже сотрудники МИ-5. Двадцать семь из них призвали в свидетели родителей, родственников и соседей, и те подтвердили либо факт их рождения на территории Великобритании, либо проживание здесь с 1920-х годов, когда Фабер еще находился в Германии.
Последних двоих доставили в Лондон для нового допроса, который проводил лично Годлиман. Оба оказались холостяками, жили одиноко, не имея оставшихся в живых родственников, и при этом нигде не задерживались надолго. Первый из них – хорошо одетый, уверенный в себе мужчина – выступил с малоправдоподобным заявлением, будто ему просто нравилось путешествовать по всей стране, то там, то здесь временно нанимаясь на работу, не требующую высокой квалификации. Годлиман был вынужден объяснить ему, что, в отличие от полиции, наделен полномочиями засадить любого за решетку до конца войны без суда и следствия. Более того, его не интересовали мелкие грешки, а любая информация, полученная им здесь, в стенах военного министерства, будет засекречена и не получит дальнейшего распространения.
После чего задержанный тут же признался: он мошенник – и дал адреса девятнадцати пожилых дам, у которых обманом выманил драгоценности только за последние три недели. Годлиман передал его в руки полиции. Он не чувствовал никаких обязательств по отношению к профессиональному лжецу.
Последний из подозреваемых на допросе у Годлимана тоже раскололся. Его секрет заключался в том, что он вовсе не являлся холостяком, то есть совсем им не был. Одна из его жен жила в Брайтоне. Остальные – в Солихалле, Бирмингеме, а также в Колчестере, Ньюбери и Экзетере. Все шесть прибыли в тот же день со свидетельствами о браке на руках. Многоженца тоже отправили в камеру дожидаться суда.
Пока шла охота, Годлиман спал в своем кабинете.
Бристоль. Вокзал Темпл-Мидз:
– Доброе утро, мисс! Не соизволите ли взглянуть на это?
– Эй, девчонки! Все сюда! Этот «бобби» хочет показать фотки из своего семейного альбома.
– Хорош здесь дурочку валять! Просто скажи, видела его или нет?
– Ух ты, какой красавчик! Жаль, но мне он не попадался.
– Ты бы ни о чем не жалела, если бы знала, что он натворил. Не могли бы вы все посмотреть на фото, пожалуйста?
– Никогда его не видела.
– Я тоже.
– Не-а.
– Когда поймаете, спросите, не желает ли он познакомиться с бойкой девицей из Бристоля, лады?
– Ну, знаете, девушки! Просто слов нет… Если вам выдали пару штанов и поручили работу носильщиков, это еще не значит, что надо вести себя как последние мужланы…
