Александр Старшинов - Смерть императора
Аттий отнесся к предложению пустить в дом еще нескольких пришлых без особого восторга. Но, поворчав, прикинул, что хороший боец в такое время – большая находка и стоит миски бобовой каши или краюхи хлеба. Тем более что и Вонобий, и Марк Антоний прибыли со своими припасами.
Аттий один с сыном и с несколькими рабами, надежность которых была под большим сомнением, удержать дом не смог бы при всем желании. Трое сильных бойцов, да еще Тит повышали его шансы выжить. Вот только, если соседи разведают, что в доме Аттия – римские солдаты, наверняка донесут восставшим – дабы натравить на римлян грабителей, а самим уцелеть. Аттий не поручился бы сейчас ни за кого. В такие минуты самые верные друзья порой превращаются в продажных доносчиков.
Дом был богатый – мраморные статуи в атрии, полные сундуки, горы подушек на ложах. Совсем недавно это был безопасный островок, но теперь волны восстания грозили его захлестнуть. Все это может сгинуть в одно мгновение, потому что мир за дверью – вовсе не так покоен и надежен, как нам хочется думать.
Ну вот… Опять какие-то размышления ни о чем. Тиресий пытался прогнать ненужные мысли. Но ощущение, что вместо твердой дороги под ногами оказалась трясина, его не покидало. Всё тревожило – крики на улице, неведомый, что долго барабанил в дверь бронзовым кольцом, запах дыма, наполнивший и перистиль, и комнаты.
Там и здесь над городом поднимались столбы дыма – это уже где-то грабили и врывались в дома повстанцы, не дожидаясь прихода подкреплений из Кирены. О том, что римские войска оставили город, знал в Александрии каждый младенец.
* * *Тиресий поплотнее закутался в плащ. Прогулка на рынок – за овощами и молоком для детей – на четвертый день восстания в Александрии стала делом опасным. Нет, не просто опасным, а очень опасным. Если в Тиресии опознают римлянина – ему несдобровать. К счастью, серая туника и серый плащ – такие, что обычно носят рабы, – ничем его не выделяли. И еще – слава Фортуне – беспорядки в Александрии никак нельзя было назвать всеобщими. Они вспыхивали там и здесь и быстро затихали. Судя по всему, грекам пока удавалось отбиваться. Порой они сами врывались в кварталы иудеев и тогда поджигали дома и предавались грабежу. По тому, где поднимались вверх столбы дыма, можно было определить, кто и где атакует.
Мимо пронеслись трое парней лет восемнадцати – на пухлых щеках лишь слегка начинали курчавиться черные завитки будущих бородок. Один тащил за волосы отрубленную голову. Пальцы были скользкими от крови и не удержали добычу, она упала. Покатилась по мостовой. Парень пнул ее, как кожаный мяч для игры. Второй парень накинул на плечи кожу убитого.
Тиресий завернул за угол и уставился на дверь дома Аттия. Какой-то здоровяк колотил в дверь обрубком бревна, доски трещали под его напором. Тиресий представил Ари, что свернулась клубочком где-то в темноте дальней комнаты и ждет… она только-только начала приходить в себя. И тут такое. Сразу жаром полыхнула в груди ярость, распирая.
Трое парней с визгом и хохотом подскочили к своему товарищу. Еще несколько мгновений – и дверь рухнет. Тиресий огляделся. Кроме четверки, никого на улице видно не было. Центурион поставил корзину на землю и сделал шаг к дому. Теперь он разглядел грубо нарисованный углем значок орла – черный на белой стене дома. Так иногда «доброжелатели» помечали дома соседей: эй, глядите, тут живут римские граждане. Впрочем, квартал этот греческий, и любой дом на этой улице – потенциальная добыча. Если ворвутся внутрь – пощады не будет никому: ни женщинам, ни детям, ни свободным, ни рабам. Рабы римлян тоже обречены на смерть.
Аррия… Не для того Тиресий спас ее из логова Амаста, чтобы она погибла здесь, на улицах Александрии… Четверо против одного. Ну и что?! На его стороне внезапность. Но если в переулке появятся новые погромщики – что тогда? Одна надежда – Тит, Вонобий и Марк Антоний сейчас затаились там, внутри, но наверняка ринутся на помощь. Да и Аттий должен подмогнуть. Почему они там сидят и просто ждут – почему не мечут сверху дротики? Тиресий обнажил меч и метнулся вперед. Первым ударом он вонзил клинок в бок парню с человеческой кожей на плечах. Тот успел лишь прохрипеть нечто невнятное – когда железное жало вошло ему в плоть. Тиресий тут же выдернул меч, выхватил из пальцев убитого нож и прыгнул вперед – на второго, что приготовился швырнуть отрубленную голову в пробитую здоровяком дыру. При этом парня разбирал безудержный смех, и выглядел он то ли безумным, то ли пьяным. Не успел. И его Тиресий прикончил прежде, чем парень сообразил, что к чему. За несколько мгновений двое погибли. Но двое остались, и оба обернулись лицом к римлянину. Тиресий постарался их оценить. Тот, что ломал дверь, сильно умаялся. Здоровый, но уставший – значит, будет медлителен. А вот молодой парнишка в кожаной лорике и с мечом в руках – крепкий и жилистый, и наверняка быстрый. Возможно – быстрее Тиресия. Опытнее – нет. Но скорость в такой схватке решает многое. Если не все. Один пропущенный удар – и тебе конец. Ни лорики на Тиресии, ни шлема. На рынок в шлеме не ходят. Быстрым движением центурион намотал на левую руку плащ. Ну вот – он почти защищен. Широкий кожаный пояс закрывает живот. Но удар под ребра все равно пройдет. Это так, к сведению, – все равно в схватке будут работать рефлексы.
Здоровяк ринулся вперед первым – Тиресий просто уклонился от его падающей сверху дубины и ударил вслед – не достал – вернее достал чуток – лезвие клинка вспороло кожу. И тут же на римлянина коршуном пал молокосос. Тиресий принял его удар на обмотанную руку, как на щит. К счастью, клинок был не слишком хорошо заточен или затупился за день, рубя человеческую плоть, посему ткани не пробил – была только боль, что отозвалась в кости. Почти как удар дакийского фалькса по щиту. Это был шанс – и Тиресий воспользовался им. Колющий удар – отработанный до четкости машины прием – и меч вошел в шею парню, кровь волной плеснулась на камни мостовой. Тиресий повернулся, парировать удар здоровяка он не успевал, вновь попытался увернуться – но удар дубины смел его и швырнул на стену.
В следующий миг разломанная дверь распахнулась, и наружу вырвался Тит с римским мечом – только держал дакийский юноша гладиус двумя руками – будто собирался орудовать фальксом – кровь дала о себе знать – память о детских годах всплыла и замутила все, что случилось потом, все уроки, преподанные римлянином. Сейчас он снова был даком и сражался как дак, то есть, вместо того чтобы колоть гладиусом, – рубил наискось. Здоровяк рыкнул и развернулся к Титу. Был миг – только один миг – когда Тиресий подумал, что бывший раб набросится на своего господина. То есть на него, Тиресия. Но ошибся центурион. Тит рванул к здоровяку и обрушил на того град ударов. Раз – отбит дубиной. Два – пропущен – три – попытка отбить – и опять пропущен. Четвертый (уже колющий) доконал здоровяка… Смертельно раненный мародер покачнулся, рухнул на колени. Удар в шею – сверху вниз – удар гладиатора, добивающего добычу. Здоровяк, даже получив смертельный удар, еще несколько мгновений стоял на коленях, а потом с глухим стуком пал на мостовую и растянулся в пыли и крови.
– Сейчас еще появятся… – выдохнул Тит.
– Что?
– Я уже говорил Аттию, как только увидел этот знак… Надо его как-то соскоблить или затереть. Приготовил… краску. Ну то есть не я приготовил, но краска есть. Да вот – не успел… Я даже предлагал спрятаться в доме напротив.
– Хозяева не откроют, – усомнился Тиресий.
– Еще как откроют! – хмыкнул Тит.
– Лучше убрать отсюда трупы и затереть знак, – решил Тиресий.
Из дома тем временем выскочили вольноотпущенники и рабы Аттия, стали утаскивать тела на соседнюю улицу, к сожженному в прошлую ночь дому.
Вонобий и Марк Антоний, вооружившись дротиками и мечами, охраняли. Тит постучал в дверь соседа-сирийца, и – о, чудо – ему тут же открыли. В проеме Тиресий разглядел тонкую девичью фигуру в длинной шелковой тунике. А, конечно… кто же может устоять перед этим взглядом чуть исподлобья серых глаз, перед белозубой улыбкой, белой кожей и золотыми кудрями юного красавца.
Девушка протянула Титу горшок с краской и кисть.
Тиресий усмехнулся, но было некогда смотреть, что же там дальше. Центурион заскочил в дом Аттия и быстро извлек из чехла прислоненный к стене щит.
Шансов, что в переулок не сунется никто из погромщиков, пока уносят тела убитых и закрашивают стену, было мало.
Увы, сбылись тяжкие предчувствия Тиресия. Едва выскочил он назад, на улицу, едва хозяйка загнала внутрь ораву ревущих детишек, высыпавших наружу поглядеть, что случилось, как в переулок ворвалось сразу человек десять.
Десять на одного – многовато. Даже для римского центуриона – слишком.
Но Тит очутился рядом. Молодец, парень, тоже прихватил свой щит из дома. Теперь он держал меч, как и положено римлянину в строю. Рядом встали Вонобий и Марк Антоний.
