Александр Ледащёв - Самурай Ярослава Мудрого
Я скучал по Ростову, а точнее, по своему дому, по ворчанию Деда, по своему двору и по Дворовому тоже, само собой. Мне все казалось, что без него догляд за лошадьми плохой, хотя претензий к обозным коноводам у меня не было – и кормили, и поили лошадей отменно, но гривы в косички не заплетали, да оно и верно, где время взять на такой табун?
Сегодняшняя драка, в которую я оказался замешан, немного беспокоила меня. С той стороны, что не сыскалось бы липовых видоков, или же недобитый мной шалун вполне согласится сказать, что наставник ростовских уных сам напал на них, мирных горожан, троих убил, а четвертого искалечил. Надо было добивать, а не миндальничать. Но тогда мне показалось верным одного оставить в живых. Ладно, надеюсь, что интуиция меня не подвела. Осталось переночевать и утром оставить гостеприимный Киев.
Еще я скучал по Сове. В конце концов, можно было бы оставить мне, скажем, перо – на случай экстренного вызова, во всех сказках перо кидают в огонь. Но то ли мне не повезло со сказочностью Совы, то ли решили, что жирно мне будет. А жаль. Очень жаль. Мне казалось, что самое интересное ждет меня именно там, откуда и прилетела эта Сова, у тех, кто послал ее за мной и кому она служит. Что же им надо от меня всем все-таки? Сове, как я понимаю, ничего, это просто ее служба. А таинственной «ей», хозяйке Совы? Тут даже голову ломать неинтересно – смысла ни малейшего. В следующий раз я от Совы этой не отстану, пока хоть что-то не выясню или пока она не улетит. В конце концов, я никаких обязательств на себя не брал, и давать отчет Сове, как я живу и что поделываю, я не обязан. Могу и промолчать. «Ты мне, я тебе», – отныне, решил я, будет только так.
С этим твердым решением я и прошествовал к избе. Уже давно стемнело, и пора было укладываться спать, так как подъем намечался ни свет ни заря, и обозники хлопотали весь день и весь вечер, чтобы иметь возможность выехать с подворья сразу. Дружинникам же собирать особенно было нечего – все их добро легко укладывалось в седельную суму, остальное было непосредственно на них самих.
Мне не терпелось уехать из Киева. Как-то не понравился мне Киев, я бы даже сказал, что совсем не понравился. То князь капризничал, не принимал, то убить собирались – в общем, что-то не вызвал у меня Киев должного восторга. Я прошел в избу и завалился спать. Уснул почти сразу и на сей раз спал без каких бы то ни было сновидений. Даже обидно. Только хотел узнать, что было дальше с викингами…
Ратьша поднял нас, когда солнце еще только подумывало взойти. Я вскочил, можно сказать, с радостью, схватил свой мешок и побежал умываться и седлать лошадей. Вернулся я как раз к завтраку, который есть не стал, – ненавижу есть с утра, это тянется еще с детства. Так что, пока дружинники ели, я уже вывел своих лошадей из конюшни.
Дружинники тоже не заставили себя ждать, я успел только выкурить сигарету, когда из избы повалили к конюшне и наши, и варяги. Хотя если разобраться, то эти варяги теперь тоже чем-то наши. Но мне думается, что их было бы хорошо где-нибудь героически потерять в Диком Поле, ближе к его концу.
Вскоре наш караван потянулся с подворья. Варягов Ратьша разместил в самом конце, за обозом. С одной стороны, прикрыл обозников, с другой – они и глаза не мозолили. Начинались долгие дни пути, хотя я был, скорее, даже рад, что мне представилась возможность еще раз проехать по степи, пусть она даже и именуется Диким Полем. Посмотрим, найдутся ли теперь желающие пощупать наш поезд на предмет скорого обогащения.
Дни шли и шли, поезд наш шел и шел, время шло и шло. Ничего не происходило, даже на буграх не маячили всадники на маленьких, сердитых лошадях. Может, кто-то и заскучал бы от монотонных дней, похожих друг на друга и окружающей картиной, и отсутствием событий. Но не мы. Единственное событие, которое могло бы произойти в Диком Поле, – это налет степняков, а такое разнообразие было никому не нужно. Я же наслаждался бескрайней степью, солнечными днями и высоким бело-голубым небом.
Время от времени я нагибался и прямо с седла срывал веточку полыни, тер ее между пальцами и подносил к лицу, чтобы полнее ощутить горькое дыхание степи. Моя бы воля, я бы, наверное, остался в степи, но тут меня никто не спрашивал – Сова перенесла меня к Ярославу, да и что бы я делал среди степняков, не зная языка и обычаев? Ярослав не охранял рубежей в Диком Поле, а оставаться у Владимира меня никто не приглашал, да и не мог бы я уже остаться. Там, поди, теперь у меня новые кровники появились, четыре минимум. Веселая у меня, надо заметить, складывается здесь жизнь!
Однако даже многодневная радость от поездки по степи не в силах была полностью побороть желание мое оказаться у себя дома, увидеть Деда, увидеть свою избу и, наконец, заняться тем, чем я, собственно, должен был заниматься уже давно, – начать натаскивать уных на варягов, тем более что варягов теперь изрядно прибыло. А то я какой-то странный выхожу наставник. Сапожник, конечно, всегда без сапог, и, видимо, поговорка была справедливой и в отношении учителей. Я усмехнулся. Надо было набросать план занятий, что ли. И это не шутка. Хотя, конечно, сначала надо было посмотреть, чего юнцы уже умеют, а умеют наверняка, не зря же они провели годы на княжьем дворе, при дружине. Не пришлось бы переучивать, это всегда намного труднее, чем учить с чистого листа.
В таких вот серьезных, беспокойных думах я и ехал по Дикому Полю. Степь оглашалась то песней Красной Шапочки, то «Ой ты, зима морозная», то современными моим соратникам песнями, которым уже учился подтягивать я. На привалах по-прежнему боролись, состязались на мечах; варяги, которые хоть и ехали наособицу, с удовольствием принимали участие и в борьбе, и в шутейных схватках до первой крови. Ребята были один к одному: и в борьбе не давали спуску нашим ростовчанам, и на мечах не давали забываться. Хотя, справедливости ради, замечу, что и достойных противников среди дружинников Ярослава им вполне хватало. И если они и думали вначале, что будут одерживать легкие победы, то теперь эта уверенность у них пропала, но странное дело – это сломало какой-то бывший между русскими и варягами лед. Теперь нередко можно было наблюдать, как один воин после поединка показывал другому, как наносится удар или как проводится захват, люди старались сделать хорошее лучшим, и обе стороны внимательно слушали друг друга.
Я на обратном пути участия в играх не принимал, не было печали показывать варягам то, что против них и обернется рано или поздно, а бросать мне вызов никто не спешил. В конце концов, я был не рядовым дружинником и если не желал сражаться или бороться, то значит, не желал, и никто не приставал ко мне. Нет, все же быть начальником порой не так уж плохо. Но только порой.
Также никогда не состязались Ратьша, Святослав и Светозар, да и главный варяг, Иннар. Тень же Ратьши, как мне казалось, даже и капюшон-то свой не поднимала, чтобы посмотреть на рубку или борьбу. Кто же это, черт его подери, такой?!
Степь уже начинала сдавать, лес все глубже и глубже кидал свои зеленые клинья в ее тело, с одной стороны, это огорчало, с другой – говорило, что конец пути стал ближе, а это радовало. Еще немного, еще чуть-чуть. Еще бы в лесах не напороться на толпу встречающих, и совсем будет хорошо. Хотя будет странно, если сыщется такая орава лесных татей, что не убоится такого отряда. Да и что с нас взять-то, кроме проблем? То-то и оно-то.
…Теперь каждую ночь я ждал Сову. Все надеялся, что теперь, когда мы вошли в леса, Сова снова появится – загадочная, сварливая и всем недовольная. Проверять, значит, дозрел ли я не пойми до чего. И уже точно знал, как поведу с ней разговор и что у нее спрошу, но Совы не было. Ночь проходила в тишине и покое, а Совы все не было и не было. Видимо, пока что снова не дозрел. Хоть бы подсказала, к чему мне, по мнению хозяйки, следовало бы стремиться.
По ночам я тихо уходил в лес, подальше от своих, и занимался до изнеможения, наплевав на дневную усталость. Я помнил, что ждет меня в Ростове, и не имел права ударить лицом в грязь. Признаюсь, мыслишка, что все и так у меня хорошо, частенько появлялась, особенно перед началом еженощных занятий, но, к чести моей будет сказано, я ни разу ей не поддался.
Ни разу по ночам ко мне не подходили ни лешие, ни оборотни, я даже начинал сердиться. Какой толк иметь возможность видеть то, что и появиться-то не желает? С лешими разговор, правда, может и не сложиться, но оборотня, я думаю, удастся разговорить как-нибудь. Хотя и странно это – леший пытался мне навредить, хотя плакался о том, что никто его в упор не видит, а оборотень, который просто по сути своей обязан был на меня напасть, и не подумал нападать, а ограничился беседой.
Подходить к лесным черным, омутным озерам я не стремился, памятуя, что русалки тоже шутить не любят, а Сова может и не успеть. Стать водяным в лесном озере я пока не планировал, так что лучше немного поберечься.
Да хоть бы кто-нибудь пришел! Я так обрадовался, когда понял, что в этом мире нежить еще живет возле людей, а теперь как вымерли все. Никого. Вообще никого. Мелькнула даже мысль, что это не просто так, может, зная, что мной интересуется хозяйка Совы, остальные решили не рисковать? Очень даже может быть, так как ни один нежить так и не отважился мне рассказать даже о Сове, не то что о ее повелительнице.
