Инженер Петра Великого (СИ) - Гросов Виктор

Смотрел я и как работают полевые артиллеристы. Несколько легких 3-фунтовых пушек стояли за траншеями и лупили по шведам. Тут порядка было чуть больше, расчеты работали слаженнее, но проблемы были те же. Точность — никакая. Ядра ложились то дальше, то ближе цели. Иногда и стволы рвались, хоть и реже, чем у тяжелых осадных. Я подошел к одной батарее, разговорился с командиром — молодым подпоручиком. Он тоже жаловался на качество пушек и ядер, на хреновый порох.

— Вот гляди, фельдфебель, — он показал на кучу ядер, — половина кривые! Как из такого точно стрелять? А порох? То сырой привезут, то слабый. Заряд по уставу отмеришь — не долетит. Добавишь — смотришь, как бы ствол не порвало. Вот и воюй тут…

Но самое сильное впечатление на меня произвел один бой во время шведской вылазки. Как-то под утро, в тумане, шведы внезапно атаковали. Из их позиций выскочила стройная линия солдат в мундирах и строем двинулась к нашим траншеям.

Начался кипеш. Наши, застигнутые врасплох, открыли беспорядочный огонь. Треск ружей смешался с криками «Ура!» и «Гот мит унс!». Я видел, как шведы падают. Наши пытались перезарядиться, но в спешке и под огнем получалось хреново. Осечка за осечкой.

— Штыки к бою! — заорал капитан Нефедов. — Держать строй! Не пущать!

Шведы уже были у самых траншей. Завязалась рукопашная. Штыки, приклады, сабли офицеров. Кровь, хрипы, мат. Страшное зрелище. Наши дрались отчаянно, шведов было больше, они перли напролом. Вот один шведский гренадер уже на бруствер вскочил, тесаком машет… Вот другой в траншею лезет…

В этот момент я стоял у батареи Нефедова. В руках у меня была та самая фузея, которую мне выдали «для изучения». Я ее почистил, привел в порядок замок, даже огниво свое поставил. Зарядил еще с вечера, на всякий пожарный, как чуствовал. И вот этот случай настал.

Не думая, я вскинул ружье. Поймал на мушку (если это можно было назвать мушкой) того гренадера на бруствере. Выстрелил. Отдача в плечо. Гренадер как-то нелепо замахал руками и свалился вперед. Есть! Перезарядиться я, конечно, не успел бы. Но рядом стоял солдат, который безуспешно щелкал своим замком.

— Дай сюда! — крикнул я, выхватывая у него фузею. Быстро глянул на полку — порох есть. Взвел курок. Выстрелил в другого шведа, который пытался прорваться.

Опять попал! Еще и оружие не подвело.

Ха! Новичкам везет!

Противник пошатнулся и упал.

Тут подошли наши резервы, ударили шведам во фланг. Атака захлебнулась. Шведы, теряя людей, стали отходить к своим. Бой закончился так же внезапно, как и начался.

Я держал дымящуюся фузею, сердце колотилось как сумасшедшее. Два выстрела — два трупа. Конечно, стрелял почти в упор. Но главное — оба раза замок сработал! А сколько наших в этот момент не смогли выстрелить из-за осечки?

Этот короткий, но жестокий бой наглядно показал мне все косяки местного оружия. Кривое, медленное, ненадежное… Всё это стоило солдатских жизней. И я еще раз убедился — моя работа здесь, на фронте, и там, на заводе, была очень нужна. Надо было дать солдату оружие, на которое он мог положиться, которое било бы точно и стреляло без осечек. Это была задача поважнее любых станков.

Тот бой во время шведской вылазки, был коротким и стрёмным, но имел для меня и неожиданные плюсы. Мои два удачных выстрела в самый нужный момент не остались незамеченными. Солдаты из роты Нефедова, которые видели, как я уложил двух шведов, стали смотреть на меня с уважением. А капитан Нефедов, который сначала отнесся ко мне прохладно, как к очередному «штабному умнику», теперь сам подошел ко мне после боя.

— Ловко ты их, Смирнов! — сказал он, вытирая пот со лба. — Прямо как заправский гренадер! Не ожидал от тебя, честно скажу. И ружье твое, гляжу, не подвело. А у моих — половина осечки дала… Беда с этими замками, просто беда!

Это был идеальный момент для разговора. Я рассказал ему про свои попытки улучшить замок — про новые пружины, про цементированные огнива, про идею с герметичной полкой. Нефедов слушал с огромным интересом.

— И что, поможет? — спросил он с надеждой. — Если б хоть осечек меньше стало — уже огромное подспорье! А то стоишь под огнем, щелкаешь замком, а он — пшик! А швед-то не ждет…

— Поможет, ваше благородие, — уверенно сказал я. — Уже пробовали на заводе — пружины держат, искра лучше. Если б партию таких замков сюда, на пробу… Да чтоб солдаты сами оценили…

— Вот это мысль! — оживился Нефедов. — Я бы первый свою роту вооружил! Пиши бумагу в Канцелярию, я подмогну, чем смогу!

С этого разговора и началось мое реальное общение с военными. Солдаты и унтеры, видя, что я не просто «барин из столицы», а человек, который и под пули лезть не ссыт, и в их солдатских проблемах шарит, стали относиться ко мне с доверием. Они охотно рассказывали про свои фузеи, показывали поломки, делились лайфхаками — как лучше кремень зажать, как дырку затравочную прочистить, как порох от сырости уберечь. Я мотал на ус, делал пометки. Это была бесценная инфа «с полей», которую ни в каких чертежах или инструкциях не найдешь.

Я стал заходить и к артиллеристам на позиции. Болтал с подпоручиком той батареи, что стояла рядом, с фейерверкерами, с простыми канонирами. Они тоже жаловались на качество пушек и ядер, на хреновые запальные трубки для бомб. Но при этом давали и дельные советы. Например, как лучше лафет приспособить для стрельбы с кривой земли, какой прицел был бы удобнее, как ускорить заряжание. Один старый фейерверкер даже показал мне самодельную приспособу для более точного замера угла подъема ствола — простую деревяшку с отвесом, но куда удобнее штатного квадранта.

Я понял, что эти люди — солдаты, унтера, младшие офицеры, те, кто каждый день имеет дело с оружием в бою, — носители огромного практического опыта. Они буквально чуяли, что надо улучшить, где слабое место у той или иной железяки. Им не хватало только знаний и возможностей, чтобы свои идеи воплотить. А у меня эти знания были. Получался идеальный симбиоз: их опыт и мои мозги.

Я стал активным участником. Помогал полковым оружейникам чинить замки, используя свои «улучшенные» детали (я привез с собой небольшой запас пробных пружин и огнив). Показывал солдатам, как правильнее ухаживать за ружьем, как уменьшить шанс осечки. Объяснял артиллеристам, почему важно тщательно чистить ствол от нагара, как качество пороха влияет на дальность.

Сначала на меня смотрели с недоверием — фельдфебель, почти офицер, а ковыряется с замками, как простой слесарь! Но когда видели, что ружье после моей починки начинает стрелять надежнее, или когда я мог толково объяснить, почему порвало ствол у пушки, отношение менялось. Меня зауважали. Не за чин или столичный блат, а за дело, за то, что я не чурался грязной работы, вникал в их нужды и реально помогал.

Даже полковник, командир полка, как-то раз подозвал меня.

— Слышал я, Смирнов, солдаты тебя хвалят, — сказал он, разглядывая меня своими выцветшими глазами. — Говорят, замки им чинишь справно, да и советы дельные даешь. Это хорошо. Только ты это… меру знай. Твое дело — примечать да думать, как оружие лучше сделать, а не каждой фузее затвор перебирать. На то мастера есть.

— Так точно, господин полковник, — ответил я. — Только ж как не помочь, если видишь — люди мучаются, а дело государево страдает? Да и мне польза — лучше понимаю, что солдату надо.

Полковник хмыкнул.

— Ишь ты, речи какие… Ладно. Понимай. Только в драку без нужды не лезь. Голова твоя нам еще пригодится. Можешь идти.

Это было почти признание. Меня перестали воспринимать как чужака, присланного из Питера контролера. Я становился своим, человеком, который понимает нужды простого солдата и артиллериста. И это уважение, заработанное здесь, на передовой, под свист пуль и грохот пушек, было для меня, пожалуй, важнее любых чинов и наград.

Война всегда меняет людей. И меня это не обошло.

Друзья, вас так много, но лайков — чуть. Прошу вашей поддержки, поставьте отметку — «нравится». Это сильно поможет книге продвинуться в рейтинге! Спасибо вам за проявленный интерес к данному произведению и приятного чтения)