Борис Батыршин - Мартовские колокола
И тем не менее, Геннадий категорически запретил устраивать со стороны двадцать первого века что–нибудь, что могло быть связано с ними. Склад, база, просто комната отдыха — ничего. Даже порядок в бытовке наводить запретил. Соратники согласились — это было разумно. Любому, кто зашёл бы сюда, должна открыться картина запустения длящегося не один десяток лет — и никаких следов современной активности!
Так что всё, переправленное из будущего, пришлось складировать уже на той стороне. Благо, квартал в котором оказался вход в подземелье, был полон каких–то лабазов, первые этажи угрюмых домов (ничуть, надо сказать, не изменившихся внешне за последующие сто тридцать лет) были заполнены грязноватыми магазинчиками, торгующими всякой ерундой — от конской упряжи до лужёной посуды. Никаких правительственных кварталов и средоточия имперской власти, каким стал Кремль в позднейшие времена, здесь и не пахло — повсюду пузырилось и распространяло запахи гнили и дешёвой кухни море мелкой торговлишки, где решительно никому ни до кого не было дело.
В такой обстановке найти и снять подходящее помещение оказалось проще простого; оно нашлось прямо в том самом дворе, где располагался заветный подвал. Сам же подвал достался Бригаде как бы в нагрузку, за дополнительные три рубля в месяц — и с этого момента они могли творить там всё, что хотели. Хлипкая щелястая дверь немедленно была заменена на крепкую, дубовую; перед ней установили солидную кованую решётку. В комнатах наверху постоянно дежурили теперь два–три бригадовца, из числа набранных Дроном новобранцев — за два месяца удалось «завербовать» еще около десятка человек; неделю назад «Рекрутов» начали по одному–два перебрасывать через портал в прошлое.
Узнав о том, в какие игры на самом деле предстоит теперь играть, новички с упоением окунулись в жизнь «зазеркалья»; так что Дрону прибавилось теперь забот в виде попыток держать буйных подчинённых в ежовых рукавицах. Несколько раз доходило даже и до мордобоя; а однажды Дрон, в ответ на заявление особо строптивого рекрута «не нравится — не надо, я без вас проживу», — заявил бунтовщику, что из Бригады он выйдет теперь только с пулей с башке — причём, что по ту, что по эту сторону портала. Ему поверили, а может, просто слишком увлекательными казались открывающиеся перспективы; во всяком случае, дисциплину в рядах удавалось поддерживать на должном уровне.
Новобранцев не баловали походами туда–сюда через портал. Каждый из них, перед тем, как отправиться «на ту сторону», получал некие туманные предупреждение и давал согласие на «сдужбу» вдали от дома в течение полугода. Истинный смысл затеи открывался им лишь на той стороне — и с этого момента новички безвылазно жили в Москве 1886–го года. Дорну с Виктором удалось организовать на «базе» довольно толковую систему дежурств; каждый из новобранцев, кроме необходимых одежды и документов (и, разумеется, оружия — все бригадовцы ходили с законнейше приобретёнными револьверами) получал небольшое количество карманных денег — руководители Бригады Прямого Действия поощряли личный состав к тому, чтобы вживаться в обстановку и привыкать к повседневной жизни девятнадцатого века.
И тем не менее, к работе под землёй новых бойцов Бригады не подпускали. Вот и приходилось Виктору, Дрону, а иногда и Олегу — когда он выбирался из своей библиотеки, — самим возиться с кирпичом и раствором, заделывая наглухо опасный тупик.
Тяжёлое снаряжение и оборудование, закупленное в двадцать первом веке на «кокаиновые» бабки, тоже приходилось таскать им. Новички только чистили и собирали–разбирали новенькие «сайги», а так же «винчестеры» и разномастные револьверы, приобретённые уже на этой стороне; да удаляли следы ржавчины с закупленных у чёрных археологов стволов времён Великой Отечественной. Арсенал рос день ото дня; Дрон с Виктором ухитрились перетащить на ту сторону даже парочку лёгких скутеров — но, больше из спортивного интереса — всё равно никто пока не рискнул вытащить эту технику на булыжные мостовые города.
Виктор потерял сон — стоило сомкнуть глаза, как ему начинали сниться скандалы, которые устраивают их новички в Охотных рядах или на толкучке Старой площади; драки с полицией или местными хитровскими портяночниками, которые непременно затеют их буйные подчинённые. Пару раз эти кошмары едва не стали реальностью — и лишь обильные отступные помогли избежать серьёзных неприятностей…
* * *— Недурственно, юноша, очень даже недурственно!
Репортёр расхаживал по конторе, рассматривая новенькую с иголочки, обстановку. Дубовые конторки; шкафы для картотек, приобретённые в мастерской, снабжавшей мебелью казённые департаменты; Здоровенная, во всю стену карта Москвы; гимназическая коричневая доска, пока ещё нетронуто–чистая; здоровенный, крашеный нейтрально–бурой краской сейф непривычного облика.
Яша сидел в начальственном кресле за столом — своим, собственным столом! — и наблюдал за тем, как Гиляровский расхаживает по комнате. Ремонт был закончен всего два дня назад, и по этому случаю фасад лавочки вместо привычной уже вывески «Ройзман и брат. Торговля часами и полезными механизмами. Вена, Берлин, Амстердам», украшала скромная, шириной в две ладони, медная табличка «Яков Гершкович и компаньоны. Консультации по вопросам коммерции. Доставка корреспонденции выбывшим адресатам. Помощь в розыске пропавшего багажа».
Компаньонами ново–образованной конторы числились Семёнов и Меллер — Олег Иванович уговорил своего компаньона войти в новое дело на правах соучредителя. Кроме того, Меллер выступил Яшиным поручителем; по законам Российской Империи управлять имуществом и заключать договора можно было с 17 лет в попечителем, а самостоятельно — лишь с 21–го года.
Корф же оказал Яше иную помощь, по казённой линии: как ни крути, а заявленная область деятельности свежеобразованной фирмы была достаточно необычна для Москвы (да и для всей Российской империи), так что вопросы от власть предержащих были бы неизбежны. Однако, барон обратился к своему однокашнику по Пажескому корпусу, занимающему ныне немаленький пост в Жандармском полицейском управлении Николаевской железной дороги; согласно выданному этой, несомненно, авторитетной организацией документу, «винницкому мещанину Якову Моисеевичу Гершензону, лютеранского вероисповедания, имеющему место жительства в городе Москва, разрешалось заниматься розыском багажа, утраченного по разнообразным причинам пассажирами Николаевской Императорской железной дороги, а так же заниматься доставкой корреспонденции лицам, выбывшим без указания места жительства.
Да–да, именно лютеранского. Душевные метания, вызванные необходимостью выбора между верой предков и возможностью карьеры в Империи закончились выбором в пользу последней; более всего Яша опасался, что подобное отступничество оттолкнёт от него всех прежних его клиентов, относящихся к многочисленной и богатой московской еврейской общине. К его удивлению это не произошло; видимо, коллеги покойного Ройзмана превосходно поняли, что двигало молодым человеком и впредь рассчитывали на его услуги — а вероисповедание, это, в конце концов, личное дело каждого. Тем более, что по совету уважаемых людей Яша выбрал именно лютеранскую веру — В России евреи нередко поступали именно так, поскольку крещение в лютеранство не требовало перемены имени и фамилии, лютеране могли сочетаться браком с еврейками, а дети при этом оставались евреями.
Увидав солидную бумагу из Жандармского управления, в канцелярии московского градоначальника препон чинить Яше не стали, документы были выправлены с удивительной быстротой — чему, разумеется, поспособствовала некоторая сумма денег в кредитных билетах, переданная заинтересованным лицам в канцелярии.
Все прежние его «клиенты» были, разумеется, оповещены о новом статусе племянника покойного Натана Ройзмана и не преминули нанести визиты в новую контору; разрешение, выданное Жандармским железнодорожным управлением красовалось на видном месте, забранное в дорогую рамку, под стеклом, и своим непобедимо–казённым видом внушало посетителям уважение и почтение. Правда, в рамочке висела копия, выполненная Иваном на лазерном принтере — но об этом посетители и будущие клиенты сыскной конторы, разумеется, не знали.
В остальном обстановка разительно отличалась от общепринятой. В углу стояла узкая, тёмного дуба, оружейная стойка; в ней, запертые на блестящую цепочку, пропущенную сквозь спусковые скобы, красовалось несколько карабинов Генри и Винчестера. Оружие это считалось личной коллекцией владельца конторы; идею же эту Яша позаимствовал из–какого–то из полицейских боевиков, которые он обожал смотреть на своём ноутбуке. Ваня с Ромкой исправно снабжали Яшу такой видеопродукцией; впрочем, ею дело, конечно, не ограничивалось. В распоряжении Яши имелись весьма совершенные средства сбора информации, о которых жандармское управление, оказавшее покровительство необычному начинанию не имело ни малейшего представления. Диктофоны, камеры, жучки, направленные–микрофоны, системы видеонаблюдения. Имелось даже несколько летающих дронов — после казуса на Хитровке Яша, несмотря на частичную свою неудачу, свято поверил в возможности техники из будущего. Крышу дома украшала довольно мощная антенна, декорированная под растяжку какого–то шеста невыясненного назначения; благодаря ей Яша теперь имел устойчивую радиосвязь в пределах изрядной части Москвы.
![Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]](/uploads/posts/books/114000/114000.jpg)