Александр Маркьянов - Период распада (Третья мировая война) Часть 1
Еще у Ната было ружье, но он его не взял — он взял пистолет и две коробки патронов чтобы выехать на природу и пострелять по банкам — национальная американская забава. Плинкинг называется. Нат был неплохим стрелком, набил руку стреляя по банкам и по грызунам, и сегодня он забился с Генри на двадцать баксов что сделает его. Потому то они в поля и поехали.
Вприпрыжку от бара вернулся Генри, как трофей плюхнул на заднее сидение упаковку из шести банок пива Курс, довольно крепкого, по поллитра каждая. Три литра на двоих пацанов — да прибавить еще по банке по 0,33, которые они уже успели выпить — наверное, много. Но они же — взрослые, правда?
— Поехали! — победно заявил Генри, плюхаясь на раскаленное кожаное сидение пикапа
— Тебе задницу не жжет? — участливо осведомился Нат
— Моя задница — переживу. Поехали.
Ехать было недалеко — они свернули к перелеску, который отделял поле, принадлежащее мистеру Гудчайлду, хорошему другу отца от поля, принадлежащего какой-то международной инвестиционной корпорации со штаб-квартирой в Далласе. Засажены эти поля были одинаково — не пшеницей как раньше, а рапсом, под спирт. Тем же самым засевал поля и отец Ната Нолана, потому как в ВСША были большие налоговые льготы на бензин марки Е85, экологичный-85, на котором теперь ездили почти все. Е-85 — это восемьдесят пять процентов высококачественного бензина и пятнадцать процентов не менее высококачественного спирта, в итоге получается более экологически чистое топливо. Бензин понятное дело берется из нефти, которая в Техасе имеется и в немалом количестве, а вот спирт откуда взять? Бразильцы брали спирт из сахарного тростника, русские — из пшеницы — а вот в Европе и Америке самой доходной культурой неожиданно стал рапс. Все больше и больше полей радовали глаз желтыми цветами — и никто даже не задумывался о том, что такая политика приводила все к большему недосеву зерновых, и все больше и больше людей в третьих странах умирали от голода, потому что не могли позволить себе купить подорожавшую муку. Это никого не волновало.
— Десять шагов — заявил Нат
— Ха… Детская дистанция. Тридцать.
— Тридцать? А не промажешь?
— Готовь двадцатку.
Отсчитали тридцать шагов, перемерили дистанцию дважды. Потом выпили по бутылке пива — надо же во что-то стрелять, правда? Установили мишени, Нат на капоте вскрыл желто-зеленую коробку Ремингтона, набил маленькими, но смертельно опасными патронами магазин — и вышел на дистанцию. Пистолет показался неожиданно тяжелым в руке, да и брат что- то под руку балаболил…
— Заткнись!
Прицелившись, Нат нашал на спуск, пистолет негромко хлопнул. Раз, потом еще раз. Потом еще и еще и еще. На шестом выстреле — банка повалилась.
— Пойду, поставлю
— Слабак… — прокомментировал Генри, берясь за еще одну банку.
Нат подошел к банке и поставил ее на место, укрепив двумя камнями чтобы не свалилась. Вернулся, дострелял магазин.
— Теперь ты.
Генри посмотрел на банку в руке
— У меня нет банки.
— А это что? Не банка разве?
— В ней пиво. Мне ее жалко.
— Так допей.
— Нет… давай, я твою переверну, и постреляю. Потом сравним.
Генри пошел переставлять банку. В машине какой-то рэпер хриплым прокуренным голосом повествовал о нравах общей камеры в калифорнийской тюрьме.
— П…р — вернувшись прокомментировал Генри
— Кто?
— Этот… кто поет у тебя. На зоне его опустили.
— Да он сам кого хочешь опустит!
— Его опустили! — настойчиво повторил Генри прицеливаясь — сделали сахарком для белых парней. Белые парни на зоне долбали его в задницу, когда хотели.
— Ты будешь стрелять или интересоваться чужой задницей?
Генри довольно быстро высадил магазин. Несмотря на не слишком либеральные законы Нью-Йорка к стрелкам и к оружию — он интересовался стрельбой, и рука у него была поставлена, причем именно на двадцать второй калибр.
— Вот так…
— Иди посмотри. Мазила…
Генри пошел к банке, поднял ее и начал рассматривать, зачем то на просвет.
— Я выиграл — заявил он — гони двадцатку
— А ну-ка, неси сюда…
Нат вырвал банку из рук своего троюродного брата
— И где же ты выиграл? У меня лучше.
— Ты смотришь на мои дырки.
— Какие твои?
— Такие. Я перевернул банку, чтобы не спутаться.
— Это я стрелял!
Потасовка закончилась так и не начавшись — решили стрелять по двум банкам, предварительно нацарапав на них свои инициалы, чтобы не было никаких сомнений. Но банок свободных не было — а вот полные были, поэтому они взяли еще по одной и выпили их. Потом стали стрелять. На каждого парня к этому времени приходилось больше литра выпитого пива, поэтому результаты были так себе…
И за руль садиться — тоже было нельзя. Да кого это остановит…
В конечном итоге, братья, немного протрезвев, решили ехать домой. Две банки с пивом совсем нагрелись — и они их выбросили на поле, прямо полными, не вскрывая. Пистолет с полным магазином Генри сунул в бардачок перед собой.
В Нью-Йорке Генри состоял в одном коммьюнити, об этом не знали даже его родители. Коммьюнити называлось «белое братство» — по аналгии с черным, только белое. В братстве в основном была молодежь, вступали по Интернету, сервер, на котором висел их сайт был где-то на острове Тринидад и Тобаго, и заблокировать его было нельзя. Вступающие в движение молодые люди клялись не употреблять наркотиков, крепкого спиртного без нужды, изучать боевые искусства, учиться стрелять из огнестрельного оружия. Генри все это делал, и стрелять умел хорошо — по совету на сайте, в ожидании пока ему не станет доступно оружие третьего класса, он тренировался с двадцать вторым — потому что на него легко сделать глушитель, а пуля из этого оружия попадая в тело жертвы деформируется, и идентифицировать ее с привязкой к конкретному стволу часто бывает невозможно. Идеальное оружие для ликвидаций.
Видит Бог, основания для того, чтобы вступить в братство у Генри были. Кто сомневается — тому достаточно прийти в латиноамериканский или негритянский кварталы и посмотреть, что там творится. Или — посмотреть статистику преступности. Можно быть политкорректным до мозга соплей — но всю политкорректность как ветром сдувает, когда к тебе на улице подходит чернокожий бро,[61] тычет тебе в брюхо пистолетом и требует кошелек.
Потом — про то что Генри состоит в белом братстве — узнают, и это только подольет масло в огонь.
На выезде с поля Нат замешкался — и его едва не протаранил несущийся по середине дороги, разукрашенный в попугайские цвета старый Форд-Эконолайн. Из него бухала музыка так, что дребезжали борта.
Дав длинный сигнал, Форд пролетел дальше.
— Вот ублюдки… — выругался Нат, пытаясь справиться с машиной.
— Это кто?
— Местные ублюдки. Коты.
— Что за Коты? — подозрительно спросил Генри
— Разреши представить тебе — пусть он в данный момент и отсутствует — Хосе Марию Санчеса по прозвищу Кот и его банду — котов. Они усы отращивают, потому и коты. Шваль, в общем.
— Хосе Мария… А что за имя у него такое — бабское?
— Каким предки наградили…
Какое-то время они ехали молча, потом свернули с шестнадцатой на второстепенную дорогу, ведущую к дому. Несмотря на то, что Нат был навеселе и сильно — ему хватило ума сообразить, что встреча с дорожной полицией на дороге не сулит ему ничего хорошего…
— Хочу отлить… — заявил он, сворачивая к местному ресторанчику у дороги. Почему то он тут был — ресторанчик, и не прогорал — хотя место было далеко не самое проходимое. Потом, многим позже, когда начнут копать по настоящему — выяснится, что это место использовалось мексиканскими наркокартелями для отмывания денег, полученных от торговли наркотиками. Вот почему ресторанчик этот и не прогорал.
У ресторанчика, на засыпанной галькой площадке стояло несколько машин, в том числе — раскрашенный в желто-красный цвет фургончик Кота. Нат это не заметил, с пьяных то глаз — а вот Генри — заметил. И бросил взгляд на крышку бардачка.
Пошатываясь, Нат пошел за ресторанчик — чтобы отлить там, в туалет он идти не хотел. Почему тогда он не отлил просто на обочине — то никто не ведает, и спросить уже не у кого.
А пока Нат, напевая ковбойскую песенку, пытался повысить уровень воды в природе — из пропахшего марихуаной здания ресторанчика вышла подышать свежим воздухом некая Мария Лурдес Мартинес, шестнадцати лет от роду. Она училась в той же школе, что и Нат, в параллельном классе, и многие, в том числе и Нат — ухлестывали за ней. Но она относилась к неуклюжим попыткам ухаживания с презрением, потому что спала с взрослыми мачо, которые способны на нечто большее, чем слюнявые тисканья и торопливый секс на заднем сидении машины, а не с какими-то сосунками. Пацанов такая постановка вопроса, естественно, бесила — но сделать они ничего не могли.
