Благословенный 2 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Избавившись, наконец, от докучливой посетительницы, я присел на свою кровать, ещё теплую от её тела. Вот же чёртова пропасть.
Узнаю бабушку! Стальная рука в бархатной мягкой перчатке. Как она ловко, умно и цинично всё придумала! Послала мне молодую, горячую фрейлину, чтобы «подготовить к наслаждениям брака». Ну, то есть, приучить с плотским радостям, в расчёте, что я после этого бегом соглашусь на какую-нибудь немецкую принцессу в роли супруги, чисто заради постоянного, всегда готового и согласного сексуального партнёра. И удивительно грамотно и расчётливо выбрала мне кандидатуру в любовницы: молодую, замужнюю, бесстыжую, довольно-таки некрасивую, чтобы ненароком сильно не увлёкся… Пять баллов, бабушка!
Нда, и вот ещё что… Моя спальня, оказывается, просто проходной двор. Все эти лакеи, пажи, швейцары, могут защитить меня от сумасшедших или бродяг, но категорически непригодны против проникновения высокопоставленных лиц, или людей, известных при дворе. Какой-нибудь гофмаршал или генерал-адъютант вполне может пройти в любые двери, не исключая и моих покоев, пронося в кармане тяжелую, литого золота, табакерку…
Надо срочно что-то с этим делать!
Глава 19
Одной из моих новых обязанностей стала должность «шефа» Измайловского полка русской гвардии. Не столь знаменитый, как Преображенский, полк этот занимал огромную слободу на Московской стороне, сразу за рекой Фонтанкою. Каждая рота размещалась на своей «линии», так и называвшееся: 2-я Рота, 3-я Рота, и так далее. На тринадцатой, «Заротной» улице находились нестроевые части. Рядом с Измайловской слободой находилась, с одной стороны, Морская слобода — место жительства матросов и унтер-офицеров Балтийского флота, с другой стороны с Измайловцами граничила такая же слобода Семёновского полка.
Я уже бывал здесь во время своих конных прогулок, но теперь должен был посетить Измайловскую слободу в совершенно новом для себя качестве «шефа».
Командиром полка был Николай Васильевич Репин, генерал-аншеф, но фактически командовал им подполковник Арбенёв. Репнин, генерал-губернатор лифляндский, эстляндский и литовский, недавно вернувшийся из Молдавии, конечно же, не имел ни времени, ни возможности командовать полком.
Чтобы лишний раз никого не пугать, я заранее предупредил Арбенёва запиской, что явлюсь к ним в полковой праздник — Духов день, отмечаемый, как известно, на 50-й день от Пасхи.
В назначенный день я прискакал верхом на Аргамаке — своём новом жеребце с завода графа Орлова. Издалека заметил я, что на улице для моей встречи выстроена рота гренадёр. Подполковник Арбенёв, несмотря на русскую кровь носивший, кстати, ветхозаветное имя Иосаф Иевлевич, под барабанную дробь по старинному, поклоном приветствовал меня возле строя.
— Подполковник, — отвечал я, на новый манер приложив два пальца к треуголке, — давайте запросто, без помпы. Поздравим солдат, да и осмотрим ваше хозяйство!
— Нижние чины по случаю Троицына дня все находятся на службе! — отвечал Арбенёв.
Оказалось, в честь праздника была устроена служба в полковой церкви. Небольшая, крытая жестью постройка о пяти куполах вмещала лишь офицеров; солдаты крестились на улице, обступив дощатое здание полукругом.
Внутри церкви стояла приятная прохлада, как это бывает летом в зданиях, не отапливаемых зимою. Внутри церковь была обита некрашеным холстом; на паперти сияли железные звезды, золочённые двойным листовым золотом. С хоров нёсся тонкий звук церковного пения, старательно выводившегося детскими голосами.
— Кто же это у вас поёт так ангельски? — удивился я, никак не ожидая присутствия в военный части детей.
— Из солдатских детей составлен хор, Ваше Высочество!
Послушав пение, мы приложились к иконам и получили благословение полкового священника. Затем офицеры хотели построить солдат для приветствия, но я в целях экономии времени решил выступить без «фрунта».
— Поздравляю, ребята, с большим праздником, Духовым днём, — нетвёрдым голосом произнёс я, щурясь от низкого утреннего солнца. — Я Великий князь Александр, новый шеф вашего полка. Приехал поздравить вас, а заодно проведать про ваши нужды и потребности. Мы сейчас с командиром вашим осмотрим вашу слободу, а вы пока подумайте, чем я вам могу быть полезен, да пришлите от каждой роте по ходатаю — поговорим с ними отдельно. Идёмте, Иосаф Иевлевич!
Мы осмотрели «светлицы», к которых проживали нижние чины. Полк имел 2 батальона по одной гренадёрской и 5 мушкетёрских рот; была также «егерская команда» в 72 человека, музыканты, обозные, и 4 полковых артиллерийских орудия.
Здания содержались неплохо, были вполне чисты (хотя, наверняка это было результатом пожарного наведения порядка перед приездом шефа), но выглядели уже старыми и ветхими. Во многих местах на потолке я заметил следы протекания воды; нижние венцы срубов сильно подгнили, некоторые «светлицы» от этого покосились.
— У вас, я смотрю, «казармы»-то на ладан дышат — заметил я Арбенёву.
— Точно так, Ваше Высочество; построены они ещё при государыне Елисавете!
— Ух, как давно! Это они ещё хорошо сохранились. Но, надобно подремонтировать, как вы считаете?
— Правду сказать, Ваше Высочество, надо бы каменные казармы строить. Светлицы устарели, а главный мой страх — пожар. Ежели вспыхнет, да будет ещё и ветрено — беда!
— А инвентарь-то есть у вас для тушения? Вёдра, багры, это вот всё?
— Несколько есть, но недостаточно для изрядного пожара! Вот были бы каменные казармы…
С солдатскими казармами в Империи вообще беда. Ими снабжены только гвардейские полки; армия вся находится на постое у обывателей. Практически, это означает, что людей выгоняют на всю зиму из их домов; когда же весной армия снимается с зимних квартир в «лагеря», хозяева получают свои жилища полностью разграбленными. Бывает и хуже — полковые начальники, получая средства на закупку продовольствия, нередко кладут их в карман, возлагая почётную обязанность содержать нашу армию на население мест, где выбрано местонахождение зимних квартир. Тут начинаются вымогательства: и хорошо, если такой полк стоит в русском селении: после обращений типа «побойтеся Бога» или «мы жаловаться будем» солдаты, иной раз, смирнеют; а вот в местах нерусских обычно население не жалуют…. Надо, очень надо строить везде казармы, но это такие деньги — просто жуть…
Артиллерийский парк состоял из трёхфунтовых орудий. Пехотинцы не любили эти тяжеловатые и маломощные пушки, из-за скверного литья к тому же нередко дававшие разрыв ствола. Часто орудия эти совсем не применяют в бою, используя только для салютов. Тут у меня была одна идея, которую я решил апробировать в подшефном полку.
— Мне думается, Иосаф Иевлевич, надо нам завести вместо этого убожества четвертьпудовые единороги, да посадить прислугу верхом!
— Конная батарея? — поразился тот. — Но у нас пехотный полк! Зачем нам конная батарея?
— Для быстроты действия, конечно же. Но вы не беспокойтесь, я всё устрою.
И, заметив себе необходимость написать Орлову по поводу присылки хороших тяговых лошадей, мы отправилися дальше.
* * *
Дальше мы осмотрели солдатские «артельные кухни» — котлы и вертела, купленные самими солдатами в складчину; собравшись в артели по 30–40 человек, они выбирали из своей среды «костровых», или «кашеваров», и готовили так себе немудрёную пищу, в основном — те же каши. Никакой науки тут не было — понятия о нормальном питании, рационе, ещё не существовало. Как бы упростили дело снабжения консервы! Да и полевая кухня не помешала бы…
Пришлось исполнить ещё одну неприятную обязанность. Приказав двум ротам до пояса раздеться, я осмотрел солдатские спины, ища шрамы от шпицрутенов, и, конечно, быстро нашёл их.
— Тебя за что пороли? — спросил я у курносого парня с самой исполосованной спиной.
— Дерзок! Сбегал много раз, дерзил господам офицерам!
— А ты что скажешь?