Сожженные мосты - Вязовский Алексей
А как только это удалось, бросился с кулаками на обидчика, и вот уже двое пацанов сцепились в клубок, катаются по земле и мутузят друг друга.
– Прекратить стрельбу! Оружие на землю! – заорал старший из дядек, когда я кинулся к драке.
Вдвоем мы растащили ребят, продолжавших махать кулаками даже после того, как повисли в воздухе, взятые за шкирки. Впрочем, после одного-двух встряхиваний боевой азарт покинул их, и они уже испуганно уставились на меня с дядькой. Ага, испуганно – порядки в колониях суровые, вылететь обратно на улицу можно запросто, а тут драка, да еще где! Остальные мальчишки тоже притихли.
Да, надо как-то иначе стрельбище делать. Перегородки какие, что ли… И винтовки нужны другие, «мосинки» тяжеловаты для ребят. Опять деньги, где ж их на все взять?
– Ну, задиры, что скажете?
– А че он…
– Да, и что он? – спросил я насупленного паренька, старательно прячущего глаза.
– Так гильза горячая… за шиворот…
– Ну так он же не нарочно. Вот скажи, а если в настоящем бою такое случится, вы как, тоже со своими драться полезете, пока на вас супостат идет?
– Не-ет… – удивленно прогудели оба.
– А что ж сейчас полезли?
– Так ожегся сильно…
Ну да, первая реакция понятна. Ладно, парня к фельдшеру, спину проверить, смазать чем. А вот наказать надо, чтобы остальным неповадно, но и выгонять нельзя, злого умысла тут нет.
– Значит, так. Из сызранских списков исключить, держать в нарядах по кухне до тех пор, пока правила стрельб не выучат наизусть.
Рожицы вытянулись не только у драчунов – в Сызрань попасть хотели многие. Еще бы, настоящие военные мастерские! Капсюля делать! Да еще самим все решать, да еще не в душном и промозглом Питере, а на широкой и вольной Волге! В ней-то, небось, купаться можно куда дольше, чем в Невке!
А я вдруг понял, что нет, нельзя пацанам доверять такое производство. Вон, доказательство стоит – эмоции и драка из-за пустяка. А ну как такое учудят там, где с гремучей ртутью да бертолетовой солью работают? Так и до большой беды недалеко. Нет уж, пусть лучше, как макаренковские воспитанники, оптикой занимаются. А на капсюли надо баб нанимать, как сам советовал.
На выходе со стрельбища меня дожидался Шацких – он привез ребят на стрельбы, но в самом процессе демонстративно не участвовал, ибо полагал эту затею вредной из соображений скорее пацифистских, нежели воспитательных. Вот и драка на стрельбище ему лишний повод выступить против. Всем хороши здешние – и надежны, и порядочны, но вот если им в голову какая идея втемяшится, то сливай воду. И чтобы не впрягаться в бессмысленный спор, да еще и при мальчишках, у которых глаза горят от того, что им дали пострелять из настоящих винтовок (!), то есть прилюдно ронять авторитет руководителя колоний, я сразу сказал, что решение принято, обсуждению не подлежит и будьте добры выполнять. Станислав Теофилович недобро посмотрел на меня исподлобья, но смирился и перешел к другим делам.
Другие дела выглядели неплохо – вовсю работали колонии в Москве, Питере, Туле, Кинешме, набирали воспитанников в Астрахани, Саратове, Киеве, Одессе, Харькове, Витебске, Риге… Но для них позарез нужно дополнительные средства, всего сто шестьдесят пять тысяч рублей. Шацких только собрался расписать, на что, но увидел мой недовольный взгляд и осекся.
– Станислав Теофилович, а сколько заработали колонии за последний месяц?
– Простите, Григорий Ефимович, но я же воспитатель, а не бухгалтер, я не веду такой учет…
Ну вот что ты будешь делать? А другого нет.
– Мы, когда говорили о колониях, какие цели ставили в первую голову? – крепко взял я его за локоть. – Я напомню: самоуправление, самообеспечение и самоокупаемость. И одно связано с другим. Да, ваша цель – воспитание, но воспитание не отвлеченное, а трудовое, в полезной работе. Каждый, понимаете, каждый мальчишка или девчонка должны видеть, что они сами зарабатывают деньги и сами их расходуют. В идеале все эти сто шестьдесят пять тысяч они должны заработать сами.
– Но цели педагогики…
– Забудьте. Наша цель – образованный, обученный, самостоятельный, думающий рабочий.
Да, надо ему в помощь искать человека, который может поставить производство. А то пока это все на уровне уроков труда в моей школе – сегодня, дети, мы сделаем коробочку. С тем и уехал со стрельбища, коим с нами «поделились» лейб-гренадеры, на Мойку. Где и озадачил Лену по самое не могу – ехать в Сызрань, вербовать работниц.
– Так у них же семьи, дети! – возразила соратница, не очень воодушевленная тем, что ее отрывают от светской жизни. Во вкус которой она только-только вошла. Балы, приемы…
– Правильно, потому сразу подбирай место для ясель, этого, как его бишь, киндергартена, чтобы пока работают, дети под присмотром были. И столовую, причем с раздачей на вынос, – предупредил я следующее возражение.
Такая постановка дела не была чем-то революционным, в Европе и тем более Америке к ней понемногу приходили, но для патриархальной России это могло стать прорывом. На что я и упирал, уговаривая Лену стать первопроходцем. Или первопроходицей? В конце концов, женской фракции самое подходящее дело.
– Представь, что ты стала первой в России женщиной – директором оборонного завода! Это ж какая известность будет!
– Ну да, и потом с этими чурбанами-военными общаться!
– Чурбаны-военные, между прочим, крайне падки на женскую красоту, а тут ты у нас вне сравнения.
Заулыбалась, даже зарумянилась. Видно, представила ошеломительные перспективы и штабеля генералов да полковников у ног. «Они будут на четвереньках ползать, а мы на них плевать!», ага. Распутин-то жениться не может – имеет супругу. А устраиваться в жизни все-таки надо.
Сразу в Сызрань Лена не поехала, решила дождаться Стольникова, а тем временем ознакомиться с прогрессивным зарубежным опытом, для чего все дни пропадала в библиотеках и читальнях. А там и капитан вернулся, с первичным докладом. Сели в малом кабинете, в парадном, с его колоннами и портретом государя императора, можно было только важных визитеров принимать да фотографам позировать.
– Место хорошее, важное – мост через Волгу железнодорожный, пристани, нефтяные склады Нобелей. Под застройку пустырей сколь угодно…
– Откуда такое счастье?
– Несчастье, Григорий Ефимович, истинное несчастье. О прошлом годе Сызрань горела страшно, почитай, две трети на дым ушло, только опознанных погибших полиция сотню насчитала, а неопознанных так и до тысячи…
Стольников перекрестился, я на автомате сделал то же самое. И даже свободомыслящая Лена повторила такой естественный перед лицом трагедии жест.
– Так что городская дума за наше предложение ухватилась с радостью – стройка, работа, деньги… Площадок дали на выбор полдесятка, но я так думаю, строиться надо чуть на север от станции, чтобы к чугунке поближе.
– А к пристаням?
– Полверсты будет.
Дальше Никодим Николаевич обстоятельно рассказал про город – про большие мукомольные производства купцов Перегожина, Ильина, Стерлядкина, Чернухина. Последнего, Мартениана Васильевича, весьма нахваливал – многолетний гласный городской думы, до недавнего времени так и головой был, управой руководил, много для Сызрани сделал. С продуктами хорошо, своя бойня, винный склад, кондитерская фабричка. Восстанавливают после пожара активно, на стройках полно пришлых рабочих. Благоустраиваются – водопровод провели, улицы асфальтовыми плитами мостят.
– Еще на том месте хорошо, что оно примыкает к владениям графа Орлова-Давыдова…
– Что же тут хорошего? – я отошел от окна, откуда слушал доклад Стольникова. Эх, сейчас бы на Неву, кататься на кораблике… а не думать, как уламывать графа.
– Крупный землевладелец, ему сотню-другую десятин продать как нечего делать, а человек образованный, на идею взять можно.
Я подивился такой деловой циничности капитана, но про себя отметил, что он прав. Чуть позже к нам присоединился Варженевский, и к вечеру мы набросали «техническое задание» на создание в Сызрани наукограда или технополиса, короче, базы концерна «Распутин, сыновья и примкнувшие товарищи». Вроде все учли, вплоть до создания потребкооперации, чтобы рабочим сделать жизнь подешевле. Строить жилье постановили прямо сейчас, а заводы – с весны, как и принято в России, а пока набирать и учить людей. На мое пожелание построить образцовые предприятия, чтоб «Европа обзавидовалась, поначалу с сомнением предложили подрядить кого из немцев или англичан, а потом Сергей Алексеевич вспомнил про знаменитую московскую контору Бари и работавшего в ней инженера Шухова. Ну, эту фамилию я точно знал, а коли инженера и через сто лет помнят, это круче любой рекомендации. Вот Варженевского к нему и отрядили – инициатива имеет инициатора, все как обычно.
