Археолог: заветный ключ (СИ) - Рудин Алекс

«Только бы не побежали!» — снова подумал Андрей.

На исход предстоящего боя это не могло повлиять. И оттого становилось ещё горше. Выходило так, что его полки послужили только приманкой, а на большее сгодиться не могли.

Суздальцы и владимирцы не дрогнули. Раздались пронзительные крики воевод. К небу взлетели тучи стрел и ударили в скачущую конницу. Большей частью они не причинили вреда. Но кое-где споткнулись и заржали кони, повалились на лёд всадники, которым не посчастливилось поймать стрелу в щель доспеха.

Снова закричали воеводы. Передний край русского войска опустил копья, целясь наконечниками в груди скачущих коней.

Снова взлетели стрелы, и опять несколько немцев упали на лёд, а остальные продолжали скакать.

Сквозь деревья Андрей видел, как по команде воевод стрелки развернулись и побежали по хлипким мосткам на берег через щель чистой воды.

Вот кто-то взмахнул руками, не удержав равновесие, и плюхнулся в воду.

«Раззява!» — гневно подумал князь.

В этот момент рыцарская конница доскакала до русского войска, и князь Андрей услышал привычные звуки боя. Скрежет железа о железо, треск ломающихся копий и хриплые выкрики умирающих людей.

Бронированный клин врезался в пешую цепь, разрубил её пополам, почти смял. Князь знал, что сейчас там, возле берега, его ратники стараются стащить рыцарей с коней железными крючьями. А рыцари, выхватив мечи, рубят и рубят сверху по шлемам и войлочным или меховым шапкам.

— Чего ждём? — закричал Андрей брату — Командуй!

И сжал кулаками поводья коня.

— Рано, — спокойно ответил Александр.

Он, как и Андрей, не отводил взгляда от поля боя.

Строй рыцарей рассыпался. Всадники уже гонялись по льду за убегающими пехотинцами. Кое-кто пробовал перебраться на берег вслед бегущим, но кони отказывались идти на хлипкие мостки. Перебирали копытами, фыркали и мотали головами.

— Всех перебьют! — в отчаянии крикнул Андрей.

Александр, не глядя на него, поднял вверх руку в кожаной рукавице и резко опустил.

— Пора!

По этому сигналу с двух сторон — одновременно из-за острова и мыса — выскочила русская конница и плотным строем пошла на врага!

Тевтонские рыцари не успели собрать строй — слишком лёгкой показалась им пешая добыча, а засады они не ждали.

Два конных кулака врезались в рыцарей, прижали их к обрывистому берегу, легко разметали по льду и пошли крошить! Сбрасывали копьями с коней, кромсали мечами и шестопёрами!

А с высокого обрыва сыпались на лёд чёрные точки — это отступившие ратники возвращались в бой. Их работа — добивать ножами и топорами упавших рыцарей.

— Пошла резня! — весело оскалился Александр и тронул застоявшегося коня. — Поехали, брат!

Яков тенью скакал вслед за господином. Он был недоволен — сегодня ему так и не удалось поучаствовать в бою.

Глава 22

Сентябрь 1970-го года. Ленинград

Комнату я нашёл тут же, на Васильевском острове. Четырёхэтажный дом, построенный в конце прошлого века, находился на углу Большого проспекта и Вёсельной улицы. Добираться отсюда до университета было дольше, чем от общежития — приходилось ездить на троллейбусе. Но другие варианты были ещё неудобнее.

Я вышел из троллейбуса, прошёл полсотни метров в сторону гавани и с трудом отыскал дверь в подъезд. Как ни странно, она располагалась ниже уровня земли, и с тротуара к ней вели три бетонные ступени. Причуды дореволюционной архитектуры! А, может быть, за прошедшие десятилетия дом попросту осел, врос в болотистую почву Васильевского острова.

Вдыхая сырой ветер с моря, я некстати вспомнил, что совсем недалеко отсюда, за корпусами Балтийского завода, находится устье Большой Невы. Возможно именно здесь, семьсот лет назад в Неву входили широкие и низкие шведские корабли со щитами по бортам. А из густых лесов тогда ещё безымянного острова за ними пристально следили ижорские рыбаки.

Лифта в подъезде, разумеется, не было. По широкой лестнице я поднялся на третий этаж и трижды позвонил.

Ждать пришлось долго. Наконец, за дверью раздались шаркающие шаги.

— Ты к кому?

На меня смотрела бабушка, лет семидесяти, не меньше. Из-под шерстяного платка выбивались совершенно седые волосы. Внимательные глаза тонули в бесчисленных морщинах.

— Я по объявлению, насчёт комнаты. Хочу снять.

— Проходи, — негромким, чуть дребезжащим голосом сказала старушка.

Медленно повернулась и, шаркая тапками без задников, пошла вглубь квартиры. Я пошёл за ней.

— Сюда иди!

Я думал, что старуха приглашает меня посмотреть комнату, но оказался на кухне. Вдоль выкрашенных тёмно-зелёной краской стен стояла древняя кухонная мебель. Она была сделана не из опилок, и не из фанеры, а из настоящего добротного дерева, и с тех пор неоднократно перекрашивалась. Возле стены я с удивлением увидел новенькую газовую плиту, к которой тянулась труба.

— ЖЭК недавно поставил, — с гордостью сказала старуха, поймав мой взгляд. — К двадцатипятилетию Победы. Я ведь всю блокаду тут прожила. На заводе работала. Чаю хочешь?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что я даже не сразу понял.

— Нет, спасибо. Мне бы комнату посмотреть.

Не слушая меня, старуха поставила на стол два больших чайных бокала. Сахарница с наколотым сахаром стояла тут же, как и вазочка с засохшим печеньем.

— Меня Ириной Васильевной зовут. Запомнишь?

— Конечно, Ирина Васильевна.

— Работаешь где? На заводе?

— Нет. Я учусь в университете.

— Студент, значит? Девок водить будешь?

— Буду, — откровенно сказал я.

Затея с комнатой начала терять свою привлекательность. Я и не думал, что настолько привык жить среди множества людей, перед которыми не надо отчитываться.

— А и води! — неожиданно сказала Ирина Васильевна. — Всё веселее. Моя-то комната дальше — не помешаете.

Она налила в чашки крепкий тёмно-коричневый чай, слегка разбавила кипятком из пузатого алюминиевого чайника.

— Сахар бери, не стесняйся. У меня пенсия хорошая. Ветеран я. Ты-то войну помнишь?

— Нет, — ответил я, прихлёбывая терпкий чай. — Я уже после войны родился.

— Молодой, значит. Время-то идёт. А я и революцию застала. После революции нас с мужем в эту квартиру и вселили. А раньше здесь доходный дом был — чиновники жили, офицеры да проститутки.

Слово «проститутки» Ирина Васильевна произнесла без всякого осуждения, как что-то совершенно обычное.

Мы допили чай, и Ирина Васильевна с трудом поднялась с деревянного табурета.

— Пойдём, комнату покажу.

Она провела меня по длинному коридору и толкнула дверь, выкрашенную белой краской.

— Здесь. Кровать есть, шкаф тоже. Мы с мужем сначала в этой комнате жили. А после войны нам и вторую комнату дали. В ней дочка с зятем жили. А в прошлом году новую квартиру получили, на Ржевке.

Я вошёл в комнату. Она оказалась неожиданно большой, в два окна. Под потолком висела обычная трёхрожковая люстра. Возле стены стояла кровать с пружинной сеткой. На кровати лежал толстый матрас, укрытый покрывалом с узором из крупных цветов, и громоздилась гора подушек.

Напротив кровати стоял монументальный шкаф — тёмного дерева, с резными дверцами. Возле шкафа приютился небольшой столик, чуть крупнее журнального.

— Розетка здесь.

Ирина Васильевна показала мне розетку, которая удачно располагалась рядом со столиком.

— Ирина Васильевна, в объявлении было написано, что у вас есть телефон.

— Есть. В коридоре, на тумбочке стоит. Зять выбил. Я ему говорю — зачем? Только лишние деньги платить. А он выбил. Ну, что, будешь жить?

— Буду, — решительно сказал я.

Как ни крути, а это был хороший вариант. Комната недалеко от университета, с одной пожилой хозяйкой. Да и против девушки Ирина Васильевна ничего не имела.

— Пятнадцать рублей. Деньги-то есть?

— Есть.

Я достал из кармана заранее приготовленные пятнадцать рублей и протянул Ирине Васильевне. Она спрятала их в карман платья.