Евгений Сапронов - Черный сокол
Олег и двенадцать его дружинников покинули подворье еще до рассвета и вернулись уже в полной темноте. Вымотались они за этот длинный день изрядно и нагуляли, что называется, волчий аппетит. Завтрак был ранним, а перед обедом началась битва. Когда бой в лагере монголов полностью закончился, Олег достал часы, на них было 15:43. Конница еще добивала монгольских лучников, пытавшихся спастись бегством, а пехотинцы уже приступили к сбору трофеев и погрузке павших и раненных на сани и повозки. Зимний день короток и надо было торопиться. В Коломну войско выступило в половине шестого. Как раз к этому времени на небе погасли багровые отблески заката и начало стремительно темнеть. Буквально перед самым выступлением Горчаков со своей командой перекусили салом, хлебом с чесноком и вареными вкрутую яйцами. За день продукты полностью промерзли, даже сало резалось с трудом и хрустело под ножом и на зубах.
Коней разводили по конюшням и расседлывали при свете факелов. Потом надо было затащить в дом добычу и определить Кюлькана в отдельную "камеру".
По дороге в свои покои Олег едва не столкнулся с госпожой главным поваром, спешившей доложить, что ужин уже разогрет.
- Велишь на стол подавать? - Милана вопросительно посмотрела на рыцаря-боярина.
- Да, конечно, - кивнул Горчаков.
Поесть нормально он так и не успел. На ужин была жидкая гречневая каша с кусками куриного мяса, пироги начиненные рыбой с луком и еще большое блюдо жирных жареных лещей. На столе стояли миски с капустой квашенной вместе с яблоками, мисочки с тонко нарезанной редькой. Олег успел съесть только несколько ложек горячей каши. Когда он зачерпнул ложкой капусты, в трапезную вошел Виряс, оставленный Горчаковым дежурить во дворе и доложил, что прибыл посыльный от Всеволода Юрьевича. Олег отправил ложку в рот и, хрустя капустой, как заяц, отправился одеваться.
Разговор шел в том же помещении, что и в первый раз. И в том же составе. На длинном столе горели четыре толстые восковые свечи в низких медных подсвечниках с ручками, делавшими их похожими на широкие чайные чашки. Желтые трепещущие огоньки освещали только стол и лица сидевших за ним мужчин. Все остальное терялось в полумраке. Привыкшему к яркому электрическому освещению Горчакову, такая обстановка казалась неестественной. Типа: "Повреждение на линии. Бригада из Гор-сетей уже выехала. А мы вот сидим при свечах, травим байки и ждем, когда все починят и дадут свет". В общем, не деловая какая-то атмосфера получалась. Не привык Олег решать серьезные вопросы при свечах. При свечах он любил... ох, это уже совсем другая история.
- И что тебе так моя Коломна далась! - Возмущался Роман Ингваревич. - Почто ты ее так упорно сжечь хочешь?
Горчаков ненадолго задумался. Мысль о том, что Коломну надо непременно сжечь пришла ему на уровне интуиции. И вот сейчас он пытался ее логически обосновать. В памяти очень кстати всплыли строчки:
Напрасно ждал Наполеон,
Последним счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля:
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
"Коломна должна встретить Батыя, как Москва Наполеона, - оформилась четкая мысль. - И это будет не мелкая пакость победителям от побежденных. Это серьезная заявка на будущее. Это означает следующее: Мы не сдадимся! Мы сами будем жечь собственные города, и уничтожать свой хлеб. Мы будем мерзнуть в лесах, и голодать, но и вы остаетесь без припасов! Вам нас не сломить, мы будем драться за свою землю до конца! Если придется, то мы поляжем все, но и вас положим столько, сколько сумеем. Легких побед вам тут не будет! Хотите попробовать такую войну? Тогда идите дальше!".
- Сам город жечь не обязательно, - признал Олег. - Достаточно только вывезти или уничтожить припасы и фураж. Но ты ответь мне, Роман Ингваревич: вот если бы ты сам пошел на рать, дошел до вражьего города и увидел его горящим, что бы ты подумал? - Горчаков оперся локтями о стол, подался вперед и уставился на князя вопросительным взглядом.
Теперь задуматься пришлось Роману.
- Даже и не знаю, - ответил через некоторое время коломенский князь, пожимая плечами.
- Ладно, Роман Ингваревич, - не отставал Олег, - я по-другому спрошу: ежели некоему народу ничего не стоит и свой собственный город сжечь, как бы ты помыслил, легко ли тебе будет сей народ покорить?
- А ведь Олег Иванович дело глаголет, - промолвил густым басом Еремей Глебович, и занятые своими мыслями Роман с Олегом разом вздрогнули от неожиданности.
- Это же, как перед дракой шапку оземь бросить! - пояснил воевода, вопросительно поднявшему брови Всеволоду и негромко пропел:
Утаман снял серу шапку
Да на землю положил,
Вынул ножик вороненый
И сказал - не побежим!
- Поняли теперь, к чему Олег Иванович клонит, - обратился Еремей Глебович к князьям.
- А ведь верно, - согласился Всеволод. - Надобно нам ворогу показать, что мы на все готовы пойти, лишь бы Землю Русскую защитить. И за ценой мы не постоим! Соглашайся, Роман Ингваревич, - развернулся он к сидевшему рядом коломенскому князю. А мы с батюшкой, коли живы будем, поможем тебе отстроиться.
- А ин ладно! - Роман хлопнул тяжелой ладонью по столу. - Уговорили! Ударю и я шапкой оземь!
Князь озорно посмотрел на Всеволода с Олегом и продолжил напевку, начатую воеводой:
Утаман у нас молоденький,
Мы не выдадим его,
Семерых в могилу сгоним,
За него за одного!
Роман насмешливо поглядывал то на Всеволода, то на Олега, явно намекая на их молодость и недостаточную зрелость, для принятия судьбоносных решений.
Горчаков тоже решил слегка поддеть коломенского князя и продемонстрировать свою стратегическую состоятельность.
- Нельзя Коломну сейчас удержать, - сказал он. - Монголы все земли рязанские разорили и припасы у них сейчас есть. Я не сомневаюсь, что их хватит, чтобы с неделю простоять под городом, а дольше Коломна все одно не продержалась бы. Пусть лучше эту неделю враги до Москвы топают. Да по разоренным нами местам.
- А дальше, - встрепенулся Всеволод, поскольку речь зашла о городе, которым сейчас правил его младший брат. - Дойдем мы до Москвы, а там ты скажешь, что и ее надо пожечь? Или как?
Олег снова задумался. По-хорошему и этот город следовало бы сжечь, а решающий бой дать под Владимиром. Но ведь это Москва! Для сидящих за одним столом с Горчаковым это ничем не примечательный городок, каких на Руси десятки. Что же до Олега, то он в этом городе родился и с детства помнил знаменитые слова: "Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва!"
Горчаков выпрямился, набрал полную грудь воздуха.
- Москву надо защищать! - выдохнул он. - Я сам буду драться за Москву до последней капли крови! - внезапно даже для самого себя пообещал Олег и стукнул массивным кулаком по столу. Будто печать поставил.
Наутро после затянувшегося военного совета, Горчаков отправил в Москву почти весь свой Двор. А сам вместе с Вадимом, Учаем и Вирясом, прихватив двух пленных монголов, помчался вверх по Оке.
Гуюк-хан сын Великого кагана Угэдэя смотрел на пылающий город с труднопроизносимым для монголов именем. "Ко-ло-мы-на" - едва выговорил хан по слогам. По донесению передовых дозоров дым над валами и деревянными стенами показался вскоре после того, как они их увидели. Потом из городских ворот вылетел небольшой отряд всадников и поскакал вверх по реке, на берегу которой расположен этот город.
"Урусуты ждали. Они хотели, чтобы я увидел, как горит Ко-ло-мы-на, - сделал вывод Гуюк-хан. - Это послание! Но что урусуты хотят нам сказать?"
Сын великого кагана покосился на застывшего рядом в седле Бурундая, с чьим корпусом он соединился вчера.
Когда за день до этого, ехавшему в середине своего тумена Гуюку, доложили о задержанных передовой сотней гонцах, он в окружении своих телохранителей - тургаудов выехал из, растянувшейся по льду широкой реки колоны, и велел привести задержанных. Вскоре перед ожидавшим в седле ханом, за которым знаменосец держал золотой туг, предстали три коренастых монгола. Их охранял десяток воинов из ертаула. Гонцы приблизились к ханскому коню, стащили с голов малахаи, пали на колени и уткнулись бритыми лбами в лед.
- Встаньте и говорите! - повелел хан.
Вскоре он с удивлением узнал, что гонцов прислал вовсе не Кюлькан, а начальник обоза Мункэ. Со слов прибывших выходило, что их тумен попал в засаду и почти полностью окружен, за исключение восьми сотен лучников и трех тысяч пехотинцев, укрепившихся в обозе. О судьбе ханов: Бури, Кюлькана и Аргасуна гонцы не смогли сообщить ничего.
