Владимир Корн - Берег Скардара
Вот ему точно нужна перевязка. Вряд ли мы продержимся долго, но шансов с одним глазом продлить свою жизнь на несколько минут, у него значительно меньше. А жизнь — она такая замечательная штука, и сейчас это понимаешь как никогда хорошо.
— Мы сделали это, Артуа — Иджин провел вокруг себя рукой, указывая на валявшиеся на палубе мостика трупы офицеров, ещё недавно командовавших кораблем. — Нам бы продержаться еще немного, и тогда мы точно погибнем не напрасно.
Да ни черта мы ещё не сделали, если разобраться, мы только дали отсрочку «Морскому Воителю». Он остается практически в одиночку против двух кораблей Табриско, потому что оставшийся без главной мачты корабль не помощник, а тримура, потерявшая ветер, все ещё не может справиться со своими проблемами.
Пройдет немного времени, нас сомнут, и к ним присоединится этот, на чьей палубе мы сейчас находились.
Я извлек из кармана рулон тонкого полотна и начал обматывать им лоб дир Пьетроссо. На лбу у него было глубокое рассечение и по-хорошему сначала её необходимо заштопать. Ещё и продезинфицировать рану не мешало бы, хотя бы тем же уксусом, коль скоро других антисептиков нет. А вот уксуса достаточно, и где его только не применяют, начиная от того, что им охлаждают пушки и заканчивая тем, что пьют, хорошенько разбавляя водой.
Но и так сойдет, это всего лишь для того, чтобы подарить ему при удаче несколько лишних минут такой сладкой жизни.
— Столько проблем, Артуа, столько проблем. И все они из-за одного человека, ты знаешь о ком я.
После этих слов Иджин ткнул через плечо большим пальцем, указывая на «Морской Воитель», что заходил в новую атаку на корабль, что уже успел пострадать от огня его пушек.
Какая разница, в ком причина, дир Пьетроссо. Ведь все мы, кто находится сейчас на мостике, ожидая атаку экипажа, добровольно сделали свою судьбу именно такой. И если мы полезли в эту заварушку, что может закончиться для всех одинаково, то должны держаться до конца.
После того, как я закончил бинтовать его голову, Иджин поблагодарил меня легким поклоном. Ну и к чему такие церемонии, дир Пьетроссо, достаточно сказать «спасибо».
Все, лицо от крови оттирай сам, мне ещё нужно успеть зарядить свой пистолет, и желательно оба ствола.
Очень давно, уже больше четырех лет назад, когда мне впервые в руки попал пистолет с кремневым замком, я смотрел на него весьма скептически, детская игрушка. Сейчас я уже так не думал. Сколько раз он спасал мне жизнь, этот вот пистолет, а сегодня он помог Сотнису. Спасибо тебе Аманда, спасибо тебе девочка, и как замечательно, что я смог тебя отблагодарить. Тогда…
Подошел Прошка, отвлекая от воспоминаний, протягивая уже заряженный пистолет.
Тебе тоже спасибо, Проухв, лишним не будет. По-моему этот пистолет я видел в руках у капитана корабля, слишком уж он выделяется своей отделкой. Калибр тоже подходящий, в такой ствол оба ствола моего пистолета можно вставить, и кому-нибудь из табрисцев теперь точно не повезет, куда бы не угодила в него пуля.
И ещё спасибо тебе, Господи, за те несколько минут передышки, что ты нам подарил. Какой он, вкусный воздух, свежий, так бы дышал им и дышал. Правильно говорят, что перед смертью не надышишься.
Ко мне снова подошел Иджин, успевший размазать кровь по лицу бледно-розовыми потёками и произнес:
— Они зашевелились, Артуа, сейчас начнется.
Ну что ж, начнется — так начнется, теперь уже можно.
Мы стояли втроем, фер Груенуа, дир Пьетроссо и я. Стояли посреди мостика, а за нами вытянулись от борта до борта все оставшиеся у нас люди. Примерно трети мы лишились при прорыве, да и многие оставшиеся на ногах успели получить ранения в бою.
Сейчас враги покажутся, шум и звяканье оружия всё ближе.
— Как вы думаете, господин Пьетроссо, есть у нас шансы дотянуть во-о-н до того корабля? — и я указал рукой на парусник Скардара. Тот, что остался сейчас в одиночестве, потому что третий корабль Табриско бросился в погоню за «Морским Воителем», справедливо посчитав его в создавшейся ситуации самым опасным. Спросил отстранённо, потому что это казалось таким нереальным.
Корабль, на палубе которого мы находились, лишь слегка изменил курс, управляемый стоявшим за штурвалом Мростом, и теперь шел на далекий берег, до которого вряд ли суждено нам было добраться, столько времени нам не выстоять. А как было бы славно посадить его на мель, после чего покинуть борт с чувством полностью выполненного долга.
— До «Четвертого Сына»? — задумчиво протянул Иджин. Затем взглянул на паруса, на корабль, что назывался так странно, снова на паруса…
— Ну да. Если бы нам это удалось, если бы с него не открыли стрельбу, принимая за врага…
Иджин прервал мои размышления вслух отданной Мросту командой:
— Держать прямо на корабль.
«Четвертый сын» ближе, чем берег, хотя невелики шансы дотянуть и до него. А если он ещё и начнет маневрировать, что, похоже, и пытается сделать, чтобы прийти на помощь «Морскому Воителю»…
— Когда-то я сам ходил на «Четвёртом сыне», капитаном там барон дир Гамесски. Опытный моряк, один из лучших капитанов на флоте Скардара.
«Чего же он тогда оказался в той ситуации, когда потерял ветер, — подумал я. — Хотя неизвестно, что этому способствовало, и, не зная всех обстоятельств, судить нельзя».
Мы ждали табрисцев, как по команде припав на одно колено, потому что балюстрада из фигурных столбиков, отделявшая возвышенность мостика от остальной палубы оказалась плохой защитой против вражеских стрелков.
Когда мы сблизимся с противником в рукопашном бою, их можно будет не опасаться, слишком велика станет у них вероятность попасть в своих.
С кормы и бортов мостик защищают наращённые борта, защита корабельного мозга от вражеских снарядов. А вот со стороны палубы только декоративное ограждение, несколько вьюшек с намотанными на них канатами, да узкие невысокие ящики, прикрытые парусиной.
Раздался яростный многоголосый рев табрисцев, идущих в атаку, и сразу же выстрелил фальконет, расположенный у трапа по левому борту. У правого трапа фальконет был разряжен ещё тогда, когда мы бросились на приступ мостика.
Вообще-то фальконеты на мостике и стоят из тех соображений, чтобы можно было охладить пыл взбунтовавшегося экипажа, пытающегося туда попасть.
Но против нашей атаки они не помогли, а противника больше, чем нас, значительно больше, так что надежды на фальконеты нет.
Штурм начался, нашелся у них офицер, взявший командование на себя, распределивший задачи и сумевший поднять экипаж, посылая на смерть.
Неожиданно грохнул правый фальконет, вероятно, его успели зарядить, когда я отвлекся на Иджина и собственные мысли, и вот они, табрисцы, показались.
Их встретили ударами клинков, пистолетам и ружьям ещё не время, они понадобятся тогда, когда совсем не будет сил размахивать налитыми свинцом руками.
Появившиеся табрисцы орали, а сзади подбадривали криком остальные, подпирающие их спины и ждавшие своей очереди оказаться на мостике.
Нет, они не были мастерами фехтования, простые матросы, но их было много, слишком много, и вот когда мы уже не могли сдерживать их натиск, отдавая палубу мостика шаг за шагом, захлопали выстрелы. Огонь оказался настолько плотным, что попросту отбросил атакующих туда, откуда они некоторое время назад и начинали свою атаку. Эта атака стоила нам чуть ли не половины наших людей, и большинство из них были убиты.
Я тоже должен был быть среди них, если бы не Сотнис, в последний момент успевший сбить руку с саблей, уже занесенную над моей головой. И это стоило ему жизни.
Спасибо тебе брат — думал я, припав на одно колено и лихорадочно действуя шомполом, заряжая пистолет человека, бывшего когда-то капитаном этого корабля. — Как можно отблагодарить человека, спасшего жизнь и самого погибшего при этом? И я не знаю.
Где же он, этот чертов «Четвертый Сын»? Прошло так мало времени, а нас уже почти не осталось. И дай Бог нам выдержать ещё одну такую же атаку.
«Четвертый Сын» шел наперерез нашему курсу и, если он не пройдет мимо, если не примет нас за врага, одарив пушечным залпом, если примет решение высадить в помощь свой десант, то тогда, тогда, возможно, кто-то из нас останется в живых.
В отличие от Сотниса, Мроста, брата Оливера Гентье Сигера, и ещё многих отличных парней, принявших такую судьбу для того, чтобы спасти людей, которых они даже ни разу не видели.
Справа от меня послышался шум передвигаемого по палубе пушечного лафета. Это толкают одну из трех ретирадных пушек, установленных на мостике, ближе к трапу, чтобы хоть как-то ограничить проход.
Они толкают лафет на коленях, опасаясь попасть под огонь стрелков с палубы. Одному уже не повезло, пуля все же его настигла, заставив бросить пушку и схватиться за живот. Но дело они свое сделали, пушка у схода на палубу станет для атакующих хоть и небольшим, но неудобством.
