Варлорд. Политика войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Грузовики мы разглядели почти сразу, а вот шесть или семь итальянских бронекоробок, стоявших в полусотне метров от дорожной насыпи, — только когда проделали две трети пути.

При виде нас экипажи замерли, а потом кенгуриным скоком запрыгнули внутрь танкеток. Машины чихнули густым дымом и… вместо того, чтобы атаковать нас, повернули к шоссе — все, кроме одной, застрявшей на месте.

— Прощай, родимый экипаж!

— Уходят! Наша вторая слева!

Танк прибавил ходу, я прилип к щели, высматривая цель.

— Четыре трупа возле танка!

Ба-бам! — хлопнула пушечка с ходу.

— А, черт, короткая!

— Дополнят утренний пейзаж!

Ба-бам! Ба-бам!

— Обойму, мать твою!

Сосед очередью подбил «ансальдо», остальные карабкались по откосу на шоссе.

— Не дать им забраться! Уйдут на скорости!

Сзади снова загрохотали «гочкиссы», отставшая танкетка запылала, а когда мы пересекали дорогу, проскочили мимо еще одной горящей. Крупняк вскрыл ее, как консервную банку, и огонь с дымом вырывалось через рваные края брони.

— Машина пламенем объята!

Полчаса мы крутились по улицам Ийескаса, давя и расстреливая противника, а я все пел. Кричали лошади, детонировали зарядные ящики, легионеры пытались забросать нас гранатами, но сзади цепко держалась мотопехота Махно, добивая ошеломленного врага пулеметным огнем.

— Стой! — скомандовал Симон уже за окраиной городка.

Лязгнул командирский люк, в провонявшее порохом, бензином и потом нутро ударила волна свежего воздуха. Люк механика сразу не открылся, пришлось выбивать ногой, но я так и остался сидеть внутри.

Танки батальона строились рядом, уже бежали посыльные, в Ийескасе продолжалась стрельба, затихая с каждой минутой.

— Jefe, — подал голос Ларри, — вылезайте, поедем в Мадрид.

Я истерически заржал — как, на чем? Мы в такой замес попали, что до Мадрида лучше бы ехать под броней — машину-то мы найдем, но кататься вдвоем по местности, которую толком не зачистили от мятежников, затея еще более дурацкая, чем самому ходить в танковые атаки. Да еще республиканцы на первом же блокпосту могут пристрелить с испугу.

— Нет уж, давай до конца, а там видно будет.

За тот час или полтора с момента, как прозвучало первое «Заводи!», экипаж разительно изменился: Симон ухитрился ободрать щеку до крови, Ларри почернел от дыма и копоти, Фима с глубоко запавшими глазами жадно ловил ртом воздух, а уж как выглядел я, даже представить страшно.

— Вы уж извините, товарищ Грандер, что я по матери да сапогом, — подошел Симон, вытирая платком щеку, — привычка такая, у нас же переговорного нет…

— Пустое, — я вяло махнул рукой, глядя, как к нам приближается капитан Грейзе.

— Товарищи, республиканцы выдвинули колонны из Мадрида и Толедо, закрывать прорыв. Нам приказ идти дальше и взять Карранке обратно!

Я чуть не застонал — погибнуть под Мадридом в боях с фашистами это, конечно, почетно, но тесный железный ящик, полный миазмов бензина, горелого масла и жженого пороха — ну совсем не те обстоятельства, в которых я представлял свою героическую смерть.

Но раз взялся — тащи.

Симон деловито обошел танк, постукивая сапогом по каткам и тракам:

— Бензина хватит?

— Не боись, мы четверти бака не истратили.

— Тогда заводи.

Адреналин первого боя ушел, руки отяжелели и еле-еле ворочали ставшие невероятно тугими рычаги. Как я ухитрился довести танк до Карранке — так и не понял, одно счастье, что городок мятежники уже считали тылом, и мы взяли его совсем легко: марокканцы бежали, нахлестывая коней, в тщетной попытке уйти от пулеметов.

Через город шли ощетиненные стволами грузовики колонны Махно, из кузовов нам приветственно махали и салютовали сжатыми кулаками небритые ребята в черно-красных платках и пилотках, за ними тянулись машины снабжения.

Из танка меня вытащили Ларри на пару с Фимой — сам я уже не мог, ныли и болели все мышцы. Ларри озабоченно покрутил меня из стороны в сторону, проверяя, не ранен ли, и только потом успокоился.

Улицы Карранке выглядели, как холостяцкая квартира после грандиозной пьянки: повсюду валялись промасленные тряпки, обрывки бумаги, клочки обмундирования, фуражки и пилотки. Поблескивали вдавленные гусеницами в пыль гильзы и жестяные кружки, с домов и столбов свисали порванные провода. На площади сбились в кучу сдвинутые танками с дороги разномастные грузовики, среди которых я с острым сожалением увидел два «Атланта». Гражданский автобус от капота до кормы пересекала черная размашистая надпись «Испанский легион, 2-я терция, 1-я бандера, 17-я рота». Во всем хаосе глаз выделил знакомое — логотип «Кодака» на крохотном магазинчике.

Резкий дребезг заставил повернуться — танкисты уже накидали вместо стоек ворот шлемофоны и со смехом гоняли ногами смятую походную фляжку, поднимая столбы пыли, а из переулка бойцы-анархисты гнали небольшую группу пленных с заложенными за головы руками.

— Вот черт, — пробурчал Фима, ковыряя ножом стык между траками.

— Где у нас случилось?

Он зыркнул на меня, но веселей не стал:

— Да осколки…

— Какие?

— Черепа… Застревают в гусенице так, что не выковырять, я еще с тех времен знаю, как басмачей гоняли, — он наконец выцепил и показал грязный обломок лобной кости.

Меня замутило, я отошел за танк.

Лучше бы я этого не делал — правую надгусеничную полку украшали засохшее пятно крови и прилипший к нему лоскут кожи с черными волосами.

Блевал я дальше, чем видел, но когда пришла команда возвращаться в Ийескас, уже немного пришел в себя.

— Симон, веди сам, я не могу, не готовила меня жизнь к такому.

— Да, слабовата ваша буржуазия! — хохотнул лейтенант и полез за рычаги.

Ларри помог мне забраться на броню, я со стоном закинул ногу в башню, стараясь не смотреть на скальп.

Едва наша колонна тронулась, в наушниках раздался голос Симона:

— Товарищ Грандер, а что ты там пел?

— Народную бронетанковую, «На поле танки грохотали».

— А спой еще раз, запомнить хочу.

— Ага, — поддержал командира Фима.

Ну я и спел — уже без ора, спокойно и неторопливо. А потом еще раз и еще. Когда мы въезжали в Ийескас, пели уже все — кажется, даже Ларри подпевал.

Когда танк встал, мы вылезли не сразу, а только добравшись до последней строчки «И ей он больше не жених». Прослушав доносившийся из люков хор, командир соседней машины присвистнул:

— Так это же «Коногон»! Наша, луганская песня!

— Брось, — пробасил его мехвод, — это «Машинист», сибирская!

— Становись! — прервал их спор полковник Мелле.

Экипажи привычно выстроились перед танками, мы с Ларри, как лица гражданские, остались сидеть в машине, только высунули головы наружу.

— Товарищи! Поздравляю вас с первым боем на испанской земле!

— Слу…

— Тихо! — рявкнул полковник.

Танкисты проглотили «…жим трудовому народу!»

— Правофланговая колонна фашистов уничтожена, одна из основных смята и отброшена, резерв размазан.

Ну да, как же, уничтожена, там же полк, не меньше, а мы ну человек пятьсот побили.

— Захвачено пять орудий, множество пулеметов и около трех сотен пленных, республиканцы смыкают разорванный фронт.

— Ура! — гаркнул строй.

— Какое, нахрен, ура??? — раненым медведем взревел полковник. — Два танка потеряно! Два!!! При том, что противник ничего не имел противопоставить! Вы зачем сюда приехали, а? Вы должны жечь танки мятежников и бить фашистов, а не терять свои!

Он обвел всех тяжелым взглядом, дернул губой со смешными усиками а-ля Генрих Ягода и закончил:

— Командирам рот немедленно организовать дозаправку машин, затем в порядке нумерации рот получить и загрузить боеприпасы. Горячее питание обещано через два часа. Разойдись!

Озадачив подчиненных по самое небалуйся, он выудил из кармана портсигар и закурил, а вокруг него собрались офицеры.

— Да, вот что еще, — повернулся полковник к капитану Грейзе, — организуйте помывку машин.