На афганской границе (СИ) - Март Артём

— Товарищ старший лейтенант, личный состав заставы на боевой расчет построен. Старшина заставы Черепанов.

— Застава, равняйсь! Смирно! Здравия желаю, товарищи пограничники, — поздоровался Таран.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, — гораздо более стройным хором ответили мы.

— Проводится боевой расчет на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик на предстоящие сутки. Сержант Семеркин, номер тридцать пять, дежурный по заставе с двадцати ноль-ноль до восьми ноль-ноль, — начал зачитывать старлей из своей тетрадки, — Рядовой Глушко, номер тридцать девять, часовой по заставе с двадцати ноль-ноль, до двадцати четырех ноль-ноль. Рядовой Сагдиев, номер двадцать восемь и рядовой Лунько, номер девять. Конный наряд — дозор. Левый фланг, участок номер семь, у серой балки. С четырех ноль-ноль, до десяти ноль-ноль…

Я знал, что у каждого бойца на заставе был личный номер, под которым он фигурировал в расписании. Однако нам, вновь прибывшим, никто не сообщал о наших номерах. Потому когда старлей принялся называть новичков, я стал пристальнее вслушиваться, старясь выловить свою фамилию.

— Номер восемнадцать, ефрейтор Алейников, номер семь, рядовой Селихов, номер шестнадцать, рядовой Уткин, номер двадцать пять, рядовой Глушко — рабочая группа. Левый фланг, участок номер девять. С десяти ноль-ноль, до двух ноль-ноль.

— В ночной наряд, — нахмурившись, шепнул мне Уткин, — в первый же день на заставе. Мы даже оружие еще не получили.

— Не дрейфь, народ, — за моей спиной появился ефрейтор Стасик, с которым мне предстояло топать в первый наряд, — шеф у нас всегда так. Нянчиться с молодыми не очень любит. Хотя видишь, вам усиленный наряд. Да и девятый участок несложный. Там поворот Пянджа. Границу перейти не просто. Разве что на плотах. Вот и происшествий почти не бывает. Да еще и пограничный пост Зеленых на том берегу. Те тоже прикрывают по мере возможности. Короче, считайте, будет легкая прогулка.

Пограничная тропа шла вдоль высоких скал, у самого берега Пянджа. В темноте она темной громадой высилась над нами, и казалось, доходила до самых небес. Метрах в пятидесяти уже тек Пяндж. Свинцовая в ночной тьме река шумела, неся свои бугристые воды куда-то вперед.

— Сейчас эту часть пройдем, — сказал Стасик Алейников, поправляя автомат на плече, — поднимемся выше. Тут ходить никто не любит. Мы как на ладони. Дальше, за перевалом, начинается уже система и КСП. Быстро поправим полосу, до конца участка дойдем и обратно.

— Ты ж сказал, участок безопасный, — пробурчал шедший где-то позади Вася Уткин и поправил лопату, что нес на плече.

— Я сказал, что он не сложный. Но, сука, неприятный.

Мы топали усиленным нарядом по узкой тропинке. Шли, кстати, в полной темноте, хотя у старшего наряда Алейникова был с собой фонарь ФАС-4. Фонарь с большим, массивным аккумулятором вхолостую болтался на плечевом ремне Стасика. Зажечь его он должен был, только когда мы доберемся до места работ. А так — ни-ни. Что б не демаскироваться.

И пусть включать Алейников его не спешил, ефрейтор довольно проворно двигался в темноте. Я тоже не отставал. Все же, и раньше, в прошлой жизни, мне приходилось работать в такой темени.

А вот Вася то и дело спотыкался за моей спиной.

— Тихо-тихо, салага, — сказал замыкающий нашу цепочку Глушко, — под ноги смотри, ни то лоб расшибешь.

— Ага… Если бы я еще че видел, — жаловался ему Вася.

В общем и целом, ситуация была такова: в наряд нас с Васей послали без оружия. Вручили только тяпку да лопату, а вот ефрейтор Алейников и Глушко, шли в полной боевой выкладке.

Главной задачей на участке, кроме, по сути дозора, была необходимость поправить КСП. И старлей поручил это дело нам с Васей. Ну а старшина чуть ли не торжественно вручил мне и Ваську лопату с тяпкой, чтоб побороть творившиеся на КСП безобразие.

— Эта сука каждые две недели туда-сюда, туда-сюда, — причитал по пути ефрейтор. — Задолбал этот медведь. То в Афган, то обратно. И каждый раз нити рвет. Мы их еще утром скрутили, но КСП поправить не успели.

— Что? — Я хмыкнул, — медведь так наследил?

— Ни то слово, мля, — выругался Стасик, — хрен пойми, какая блоха его укусила. Перерыл всю полосу в этот раз. Че он, кротов выковыривал? Или че? Ямы там — о-го-го.

— Эта часть участка особенно неприятная, — сказал вдруг Миша Глушко, поправляя подсумок с магазинами. — Линий связи тут нет, и скалы заслоняют все так, что даже ракету с заставы не увидать. Сюда без раций не суются.

С этими словами он похлопал по подсумку, в котором нес радиостанцию Р-392.

— Старики говорили, раньше еще куда ни шло, — подхватил ефрейтор Стасик слова Глушко, — так ходили. Без всяких раций. А теперь война. Теперь дело другое. Ну! Зато тут у нас другие радости жизни имеются.

— Какие же? — Ухмыльнулся я.

— А вон! — Стас указал через реку.

Я напряг зрение. Различил почти в полной темноте робкие очертания каких-то строений.

— Пост пограничный. Зеленые там сидят.

— Какие? — Удивился Уткин, стараясь проглядеть темень.

— Зеленые. Афганские правительственные войска, — пояснил я.

— Ну, — кивнул Стасик. — Ну че, Миша, жахнем? А-то чего они там дрыхнут?

— А чего б не жахнуть? — рассмеялся Глушко. — Гляди, мужики. Ща будет цирк.

Стас достал ракетницу, направил вверх и выстрелил. Сигнальная ракета с шипением взвилась над Пянджем и озарила реку красным светом.

Почти сразу на посту афганцев затарахтел генератор, зажегся свет. Вокруг заплясали три или четыре мелкие фигурки людей. Они бегали на том берегу, что-то кричали. Видимо, ругались.

— Доброй ночи! — Крикнул Стасик афганцам и засмеялся.

Смех этот подхватил и Миха Глушко.

— Во-во! Работайте! Нечего на службе дрыхнуть!

Я ухмыльнулся. Вася водил от Глушко к Ефрейтору непонимающим взглядом.

На такой веселой ноте мы и пошли дальше. Поднялись на невысокий перевал, преодолели его и достигли системы. Ее Г-образные столбы тянулись далеко вперед. Между ними дрожала на ветру натянутая проволока. Под ней шла широкая взрыхленная линия контрольно-следовой полосы.

— Тут недалеко, — сказал Ефрейтор. — Километра полтора осталось. Сука эта косолапая так там все перекуевдила, что мимо не пройдем.

И действительно, не прошли. Пока мы с Васей поправляли КСП, ефрейтор с Глушко курили. Прислушивались, всматривались в темноту.

После, мы дошли до границы участка, Глушко доложил на заставу, что все чисто, а потом наряд отправился обратно. Когда мы спустились к реке и снова оказались отрезанными скалами, Вася вдруг спросил:

— Мужики, а че там было-то с этим псом?

— Каким псом? — Хрипловатым, погрубевшим голосом спросил ефрейтор.

— Ну, этим. Бу…

— Булатом, — сказал я.

Ефрейтор вздохнул. Глушко, топая замыкающим, стал тихим, как могила.

— Неудачный захват нарушителя границы, — хмуро сказал Стас. — Вернее, захват прошел штатно. Но неудачно.

— Почему? — Заинтересовался Вася.

— В то время Булат был псом Илюхи Минина, нашего инструктора службы собак. Ночью сработка. Застава в ружье, все как надо. Всех подняли. Погнали перекрывать границу. Илюха, Серега Ростин, Алим Кенджиев, под началом Черепанова — тревожная группа. Серега, кстати, вчера домой уехал. Дембель у него. Так вот. Булат их быстро вывел на нарушителя. Да тот оказался вооруженный.

— Стал отстреливаться, — констатировал я.

— Ну, — вздохнул ефрейтор. — Эти суки первым делом обычно в собак стреляют. А наш выделился, падла. Выстрелил по Илюхе. И попал. В сердце. Насмерть сразу.

Глушко тяжело вздохнул где-то позади.

— Нарушителя взяли, но как кинулись к Илье, а он уже мертвый. Булат рядом лег, скулит. Когда приехал Шеф, попытались забрать Илюшу домой. Булат не дал. Рычал, к Илюше никого не подпускал.

— Черепанов его тогда пристрелить хотел, — отозвался сзади Глушко, — но шеф и тут не дал. Кое-как пса заарканили, нацепили намордник, да увезли на заставу.