Андрей Посняков - Черные плащи
О, какой душевный подъем чувствовал сейчас Александр! Какую радость! Впрочем, ни с кем своими чувствами не делился — ни с Нгоно, ни уж тем более с Весниковым: опасался сглазить. Однако рано или поздно сказать все равно придется — вместе-то искать куда как лучше, быстрее. Ладно, ближе к делу расскажет — что искать следует не только шхуну.
— Ты чего это такой, Саня? — поднявшись с циновки, встал рядом Весников.
— Какой это — такой?
— Как голый зад при луне — светисси!
Вот ведь, шельма! Заметил. Ну а как же? Бывший колхозный тракторист Николай Федорыч Весников — он же Вальдшнеп, — как и все полупрофессиональные рыбаки-охотники, человек наблюдательный, и даже весьма. Жаль только вот, с отжившими представлениями расставаться не хочет, да и некая косность в головушке сидит крепко — до сих пор ведь, похоже, до конца в пятый век не верит!
— Гляжу, неплохо ты вчера с чертом тем толстопузым посидел. — Весников с явным оттенком зависти смачно сплюнул в воду. — Водку, небось, пьянствовали?
— Вино, Николай, — громко рассмеялся Саша. — Только вино!
— Еще и девок небось пользовали?
— Не без этого, Федорыч, не без этого.
Тракторист покачал головой:
— И это все тебе… за те парусины?
— Ну да, за них. — Молодой человек скромно кивнул. — Бом-кливер с утлегарем. Погоди, я здесь еще такую оснастку слажу! Не один, конечно, — с вами. Поможете?
— Ну, ясен пень! Только ты объясни, как все делать-то… Не, сетки-то я вязать умею…
— Конечно поясню, Коля, как ты говоришь — ясен пень.
Александр с хрустом потянулся и посмотрел на корму — не прошмыгнет ли, случайно, знакомая фигурка? Нет, не прошмыгнула. Жаль…
По палубе уже вовсю бегали матросы, явно готовясь к какому-то маневру… ага! Вот утлегарь с бом-кливером хватанули ветер… «Гордость Африки» плавно сменил галс, повернул, за ним потянулись и следующие позади суда. Нгоно и Саша молча наблюдали за ходом этих маневров, а впрочем, не только они — и все остальные пассажиры, как «палубные», так и «трюмные», и «каютные». Палуба, как прикидывал Александр, явно считалась здесь вторым классом, кормовые клетушки-каюты — первым, ну а трюм соответственно — третьим.
— Ой! — с неподражаемым восхищением вдруг свистнул Весников. — Гляньте-ка, мужики! Вон там, впереди!
Из сине-зеленых волн медленно поднимался город — белый, как густо облитый сахаром пряник Римские развалины, не так давно разрушенные, а нынче активно ремонтируемые, стены, базилики с бирюзовыми куполами, храмы с мраморными, сияющими белизной портиками, аркады акведука, пяти- и шестиэтажные доходные дома, широкими рядами спускающиеся с холма, от бывшей цитадели пунов — бирсы — почти к самому морю, мощные ворота с зубчатыми башнями, полная кораблей гавань… И еще — широкие, согласно римской планировке, улицы, усаженные платанами, стройными кипарисами, финиковыми пальмами, уютные зеленые скверики, клокочущий разноязыкой толпой рынок, дивные цветники частных домов… И варварская конница — стражи, воины в сверкающих шлемах, презрительно поглядывающие на обтекающий их народ: мелких торговцев, мастеровых, водоносов, моряков из гавани, хохочущих и толкающихся мальчишек, нищих…
— Во, блин, что творится-то! — опасливо косился Вальдшнеп. — Тут, верно, ворюг — море! Осторожнее надо быть, ясен пень.
И все держался за пояс — толстый, матерчатый, куда запрятал еврики, а как же! Поди, укради!
Все трое шли за слугой купца Деция Сальвиана, бритоголовым Кальвашем, молодым смуглым парнем, преданным своему хозяину, словно верный пес. Сей проводник и должен был доставить «господ мастеров» к обещанному пристанищу в доходном доме.
— Через рынок пройдем, по краешку, так ближе, — обернувшись, предупредил Кальваш. — Смотрите не потеряйтесь. Хотя вы ведь, верно, тут бывали?
— Приходилось, — солидно кивнув, улыбнулся Саша. — Надеюсь, наш доходный дом не на северо-западе?
— Ой, нет, что ты, господин! — Проводник замахал руками. — Уж теперь-то я вижу — ты знаешь город.
Еще бы не знать… И никогда бы не видеть, разве что на картинках! Колония Юлия, Карфаген, по велению Августа была перестроена, а точнее сказать — выстроена заново, по типично римскому плану: две широкие, по двенадцать метров, главные улицы делили город на четыре квартала, по сто двадцать домов в каждом, и это не считая хижин, в основном концентрирующихся на северо-западе, ближе к морю. Сей райончик считался прибежищем бедняков, попрошаек, разного рода нехристей и прочего преступного сброда, с которым не смогли покончить ни римляне, ни вандалы.
С любопытством посматривающие по сторонам путники прошли по краешку волнующегося и вопившего на многих языках людского моря, лишь слегка прикоснулись к этой священной корове — купле-продаже! О, именно рынок был по-настоящему сердцем города, и большинство его населения, формально христианского, на самом деле поклонялись, как и их предки-пуны, одному богу — Мамоне! Золотому тельцу, чей могучий рев и был всепроникающим голосом рынка, голосом карфагенской торговли, заглушающим все прочее.
Александр на ходу обернулся, поискал глазами Весникова. Тот чуть поотстал, отбиваясь от наседавших мальчишек — продавцов лепешек, печеной рыбы, каштанов и прочей подобной мелочи.
— Купи, купи, господин! Вкусная рыбка, не пожалеешь!
— Эй, Коля! — Саша помахал рукой. — А ну-ка, не отставай, а то не выберешься.
— Счас! — Вальдшнеп лихо растолкал мальчишек и вдруг, изменившись в лице, схватился за пояс… которого, собственно, уже и не было! Только краешек мелькнул в руках одного из бросившихся врассыпную подростков!
— Ах ты ж, сволочуга! — Надо сказать, среагировал тракторист быстро, рванул вперед с высокого старта. — Держи вора, держи!
Мальчишка, конечно, убежал бы, если бы не споткнулся. Не повезло — завалился наземь, под ноги шарахнувшимся по сторонам прохожим, на какую-то секунду замешкался, а тут и Весников подоспел, ухватил, вздернул на ноги и с торжествующим матерком — по морде!
— На, гад! На!
Воренок закричал, заплакал, безуспешно пытаясь вырваться из цепких весниковских рук. Ну да не на того напал, не тут-то было!
— Пусти-и-и-и, господин, пусти-и-и-и… Больно-о-о-о-о!
А Вальдшнеп все бил и бил, давая выход извечной ярости обокраденного к вору, бил, не обращая внимания на крик жертвы и разлетавшиеся вокруг кровавые сопли:
— Вот тебе, гаденыш! Вот тебе! Теперь будешь знать.
— Николай, у тебя что украли-то? — подойдя ближе, лениво осведомился молодой человек.
— Да пояс… — Тракторист снова замахнулся, но Саша перехватил его руку. — Ты пояс-то свой подбери, а то ведь приберут быстро. Не этот, так другие.
— И правда… — Вальдшнеп ошарашенно хлопнул глазами. — Только ты этого…
— Подержу, подержу…
Весников тут же бросился на колени, потянулся, выхватывая пояс буквально из-под чьих-то ног.
А незадачливый воришка все ныл, хлюпал носом, размазывая по разбитым губам кровь. Было ему на вид лет двенадцать или чуть больше — худой, бронзовый от загара, странно светлоглазый, со спутанными соломенно-желтыми волосами. Впрочем, ничего странного — продукт любви какого-нибудь вандала и местной девчонки.
— Тебя как зовут, парень?
— Мартин…
Скорее он произнес «Мартын», на местный манер.
— Ну, Мартын, беги, пока совсем не убили.
Подростка не надо было долго упрашивать, едва Саша выпустил его руку…
— Эй, эй! Держи, держи! — повязав наконец пояс, запоздало закричал Весников, да понял, что уже бесполезно, и махнул рукой. — Эх, упустили.
— А зачем он тебе? — Саша неприязненно покосился на окровавленные кулаки напарника. — Убивать собрался?
— А и надо бы убить, мхх! Ненавижу!
Александр махнул рукой — пошли, мол, скорее, нечего тут. А сам про себя усмехнулся: ну кто бы говорил про воровство-то? Это бывший-то тракторист, в свое время тянувший из родного совхоза все, что плохо лежало, по принципу — «Ты здесь хозяин, а не гость, тащи с работы даже гвоздь»! И чего он так за пояс взъелся? Подумаешь, пояс… самый дешевый, матерчатый… Вот, блин, тряпочная душа!
Доходный дом Деция Сальвиана располагался на неширокой уютной улице, прямой как стрела, и представлял собой обычную пятиэтажку в старом римском стиле. Первый этаж занимали харчевня и лавки, остальные сдавались. Апартаменты на втором и третьем этажах считались шикарными, их обычно занимали люди не бедные — задержавшиеся на зимний сезон купцы, провинциальные чиновники, выбравшиеся в город развеяться владельцы пригородных вилл и прочие подобные им достойнейшие господа, от которых, впрочем, Сальвиан имел не такой уж и большой доход — не в силу низкой квартплаты, а исключительно из-за небольшого количества постояльцев такого класса. Зато во множестве было других — обитателей жутких каморок четвертого и пятого этажей, настолько убогих — Достоевский отдыхает! — что можно было только диву даваться. Вот уж поистине эти жилые шкафы душу и ум теснят!
