Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)
— Вроде того. Был один план, но я, дура, отказалась… боже, ну и дура я была!
Маргарита внимательно посмотрела ей в глаза.
— Все-таки ты влюблена в него, правда?
Бланка горько усмехнулась.
— Какое теперь это имеет значение? Если я и любила Филиппа, то недостаточно сильно, чтобы воспротивиться воле отца.
Но Маргарита отрицательно покачала головой.
— Твои рассуждения слишком наивны, кузина. Это в романах моего незадачливого поклонника, графа Шампанского, любовь придает людям силы, подвигает на героические поступки, а в реальной жизни сплошь и рядом происходит обратное. Не исключено, что твои нежные чувства к Филиппу Аквитанскому сыграли с тобой злую шутку, и ты…
— Не надо, Маргарита, — перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп… Он просит твоей руки.
— И ты, небось, назовешь меня дурой, если я отвергну его предложение?
— Нет, не назову, — ответила Бланка и улыбнулась уже не так грустно, как прежде. — Но можешь не сомневаться, что именно это я о тебе подумаю.
Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда.
— Кстати, сударыни, — сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. — Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
— Знаю, — кивнула Маргарита. — Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь о нем ты.
— Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
— А чего я не знаю?
— Что он приехал.
— В Памплону?
— Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел…
— Так где же он?
— Совсем недавно был здесь, вернее, там. — Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. — Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы…
— Постой-ка! — настороженно перебила ее Маргарита. — Значит, он был здесь?
— Да.
— А сейчас где?
— Не знаю, сударыня. Он ушел.
— Когда?
— Когда вы вернулись от государя отца вашего и велели всем уходить.
— А ты видела, как он уходил?
— Нет, не видела. Но ведь вы велели…
— Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. — Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила:
— Вот интересный вопрос — мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет сказать: «Сезам, откройся?»
19. СЕЗАМ ОТКРЫВАЕТСЯ
Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой.
— Вот это он и есть, — прошептала пораженная Матильда.
— Что вы здесь делаете, милостивый государь? — грозно спросила Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.
«Ай, какой красавец! — с умилением подумала она, невольно облизывая губы. — Парень, а еще посмазливее своей сестры… Боюсь, Рикарду снова придется ждать».
— Ну, так что вы здесь делаете? — повторила Маргарита уже не так грозно.
— Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, — ответил юноша, доверчиво глядя ей в глаза.
Принцесса усмехнулась.
«Ага! Так он к тому же и нахал!»
— А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас прощения?
— Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал о ваших привычках…
— О каких моих привычках?
— Ну, о том, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет…
— А потом?
— Потом вы разговорились…
— А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве это порядочно с вашей стороны?
— Но вы должны понять меня, сударыня, — оправдывался парень. — Вы говорили о таких вещах… э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я счел лучшим не смущать вас своим появлением.
— Какая деликатность! — саркастически произнесла Маргарита, бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. — Стало быть, вы все слышали… господин де Монтини, я полагаю?
— Да, сударыня. И я, право, не знаю, что мне делать.
— Прежде всего, подняться с колен, — посоветовала Маргарита, смягчая тон.
Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала:
— И хотя ваше поведение, сударь, было небезупречно, особенно это относится к тому, что вы подглядывали за нами, а мотивировка вашего поступка весьма спорна, я все же извиняю вас. Надеюсь, моя кастильская кузина присоединится ко мне — при условии, конечно, что вы тотчас забудете все СЛУЧАЙНО услышанное вами.
Бланка утвердительно кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ее глазах зажглись те самые огоньки, о которых совсем недавно упоминала Маргарита, сравнивая ее с Еленой. В ответ юноша бросил на Бланку убийственный взгляд, повергнувший ее в трепет, и почтительно поклонился.
— Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем разговоре. Но вместе с тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме ваших высочеств, не заставит меня вспомнить хотя бы слово из услышанного.
Это следовало понимать так: «Рассказать, я никому не расскажу, однако никто не запретит мне использовать полученные сведения в своих личных целях».
— Хорошо, — сказала Маргарита, приняв к сведению хитрость Монтини. — Прошу садиться, сударь.
Юноша устроился на указанном наваррской принцессой невысоком табурете в двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзначай, сел с таким разворотом, чтобы смотреть в упор на принцессу кастильскую. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Маргариты, и она исподтишка ухмыльнулась.
— Если память не изменяет мне, — отозвалась Бланка, нарушая неловкое молчание, — вас зовут Этьен.
— Да, сударыня, Этьен. Правда, с тех пор как наша семья, получив наследство переехала из Блуа в Русильон, мое имя зачастую переиначивают на галльский лад — Стефано.* — Он ослепительно улыбнулся. — Так что я сам толком не знаю, как же меня зовут на самом деле.
— С собственными именами порой возникает настоящая неразбериха, — живо подхватила Бланка. — К примеру, кастильское Хайме по-французски произносится Жак, по-галльски и по-итальянски Жакомо, а в библейском варианте — Иаков. Мой духовник, кстати, ваш тезка, падре Эстебан, как-то рассказывал мне, что Иисуса Христа по-еврейски звали Иегошуа…
Маргарита с растущим удивлением слушала их разговор. Собственно, было бы неверно утверждать, что Бланка избегала мужского общества. Она была девушка раскованная, очень общительная, компанейская, даже болтливая, и любила потолковать с интересными людьми, независимо от их возраста и пола, а беседы о вещах серьезных и вовсе предпочитала вести с мужчинами, которые были ближе ей по складу ума, чем большинство женщин. Однако сейчас в ее поведении чувствовалось нечто такое, что заставило Маргариту насторожиться. Это «нечто» было на первый взгляд незначительное, почти незаметное и, тем не менее, чрезвычайно важное.
«Определенно, он приглянулся Бланке, — решила Маргарита. — Он застал ее врасплох, когда она не в меру разоткровенничалась, вроде как встретил ее голую на реке. И если он не дурак… А он точно не дурак. Вон как строит ей глазки, кует железо, пока горячо, добивает бедняжку. Что ж, недаром говорят, что нет худа без добра. — Про себя принцесса вздохнула. — Похоже, мне придется уступить его Бланке. Жаль, конечно, он милый парень, и мы с ним приятно провели бы время. Но чего не сделаешь для лучшей подруги… А Рикарду, считай, повезло».
Между тем разговор от Иисуса Христа, которого на самом деле звали Иегошуа, перешел на гонения первых христиан. При случае был упомянут император Нерон, который в поисках вдохновения велел поджечь Рим, дабы глядя на охваченный огнем город, воспеть падение древней Трои. За сим естественным образом всплыла сама Троя с прекрасной Еленой, авантюристом Парисом и печально известным яблоком раздора. Тут Маргарита испугалась, что Бланка, того и гляди, примется цитировать Овидия или Вергилия, и торопливо вмешалась — тяжелый и высокопарный слог древнеримской поэзии наводил на нее тоску.
— Господин де Монтини, — сказала она. — У меня создается впечатление, что мы с вами уже где-то встречались. Может быть, это потому, что вы очень похожи на Матильду?
