Олег Авраменко - Принц Галлии (др. вар.)
— За кого?
— Этого мы не уточняли. Хоть одно хорошо — отец согласился предоставить мне право выбора из числа одобренных им кандидатур.
— И ты намерена исполнить свое обещание?
— А как иначе? Ведь я дала слово, к тому же… — Тут Маргарита слегка поежилась. — В конце концов, все обернулось для меня не так уж и плохо. А могло быть и гораздо хуже. По большому счету, этот свихнувшийся стрелок оказал мне огромную услугу.
— Даже так? — удивилась Бланка.
— Да, так. Благодаря ему я избежала публичного унижения. Отец хитростью выманил у меня слово, это правда. Но поначалу он был полон решимости силой выдать меня замуж, даже назначил точную дату бракосочетания — четвертого сентября.
— И за кого же?
— За Красавчика.
— За Филиппа Аквитанского? — переспросила Бланка, невольно краснея.
— Да, именно. За вашего дона Фелипе из Кантабрии. Видно, он уже нагулялся и решил обзавестись семьей. А заодно присоединить Наварру к Гаскони и с нашей помощью отобрать у своего дяди галльскую корону. Вот властолюбец!
— Из Филиппа получится хороший король, — заметила Бланка, отворачиваясь к окну. — В отличие от Робера Третьего, у него будет не только титул, но и реальная власть. Можно не сомневаться, он сделает Галлию великой страной.
— Что ж, тебе виднее, — сказала Маргарита. — Если ты так говоришь, то так оно и будет.
Дрожь в голосе Бланки вперемежку с горечью была ей хорошо знакома. Но это впервые кастильской принцессе изменило самообладание в присутствии посторонних, в данном случае Матильды, что не на шутку встревожило Маргариту. Жизнь Бланки при наваррском дворе с каждым днем становилась все более невыносимой, и в любой момент она могла сорваться — а это грозило непредсказуемыми, но, наверняка, весьма плачевными последствиями для всей наваррской королевской семьи.
Маргарита подошла к Бланке и обняла ее за плечи.
— Прости, душенька, я не нарочно. Я уже заметила, что ты избегаешь любых разговоров о Красавчике, но разве могла я подумать, что это такая болезненная для тебя тема.
Бланка отстранилась от нее и смахнула с ресниц непрошеную слезу.
— Да нет, ничего… Все в порядке. Я просто…
— Ну! — подбодрила ее Маргарита. — Смелее! Ты никак не можешь забыть его, верно? И это вполне естественно, дорогая. Ведь он был твоим первым мужчиной — а такое не забывается. Даже я, и то помню, как в первый раз…
— Ошибаешься, кузина, — мягко, но решительно перебила ее Бланка, садясь в кресло. — Не в том дело. Вовсе не в том.
— А в чем же? — Маргарита присела на диванчик по соседству: Матильда, как обычно, устроилась на мягкой подушке у ног своей госпожи. — Только не увиливай. Либо отвечай начистоту, либо давай переменим тему нашего разговора. Я понимаю, что тебе больно вспоминать Филиппа Аквитанского, тем паче говорить о нем. Ведь ясно, как божий день, что кузен Бискайский в подметки ему не годится — ни по своим человеческим качествам, ни, как я подозреваю, по мужским.
По всему было видно, что Бланка страшно смутилась. Однако сказала:
— Насчет человеческих качеств, тут ты совершенно права. Но что касается мужских, как ты выразилась, то… мм… Словом, я не в курсе.
Брови Маргариты взлетели вверх.
— Да что ты говоришь?!
— Правду говорю, — в некотором замешательстве ответила Бланка. — К твоему сведению, все эти сплетни про меня и Филиппа — беспардонная ложь.
Маргарита уставилась на Бланку с таким потрясенным видом, словно та только что призналась ей, что втайне исповедывает иудаизм.
— Ты это серьезно, солнышко? Ты не шутишь?
— Какие тут шутки! Мы с Филиппом были друзьями, и только. Не больше, не меньше. Другое дело, что в прошлом году он просил моей руки, но… в общем, отец отказал ему.
— Ну и ну! — пробормотала ошарашенная Маргарита. — И какого же дьявола?
— Что? — не поняла Бланка.
— Почему твой отец не дал согласия на ваш брак? — уже более внятно спросила Маргарита, немного оправившись от изумления. — С какой стати он предпочел кузена Бискайского? Это же глупо!
— Да, это было глупо, — с горечью подтвердила Бланка. — Более чем глупо. Не только глупо, но и по… — Тут она запнулась.
— Так что же произошло?
— Немного помедлив, Бланка сказала:
— Пожалуй, я последую твоему совету и не стану увиливать. Я просто не отвечу. То, как отец обошелся со мной, не делает чести его памяти.
— Понятно, — кивнула Маргарита. — О мертвых только хорошее.
— Вот именно.
Некоторое время они молчали. Бланка теребила кончик носового платка и время от времени грустно вздыхала. Матильда с искренним сочувствием глядела на нее. Маргарита напряженно о чем-то размышляла.
— Так это правда? — наконец отозвалась она. — Между тобой и Филиппом Аквитанским ничего не было?
— Я уже сказала тебе, что все это досужие вымыслы. Или ты не веришь мне?
— Да нет же, верю. Кому-кому, а тебе я верю… — Маргарита тряхнула головой. — Черт возьми! Это во многом объясняет твое поведение. Теперь все становится на свои места. Оказывается, дела обстоят гораздо хуже, чем я думала раньше.
— В каком смысле — хуже?
— В самом прямом. Раньше я считала тебя просто застенчивой, ужасно скрытной, донельзя деликатной, стыдливой до неприличия; но на поверку ты еще и забитая, невежественная девчонка. Теперь я понимаю, что заблуждалась относительно истинной причины твоего отвращения к мужу. На самом деле ты брезгуешь Александром не потому, что после Красавчика он тебе неприятен. Тебе становится тошно при одной мысли о близости с ним не только потому, что некогда он согрешил с Жоанной; в конце концов, по мне, это не столь тяжких грех, чтобы…
— Маргарита! — резко оборвала ее Бланка, встревожено косясь на Матильду. — Думай, о чем говоришь! И ПРИ КОМ говоришь.
— А, вот оно что! — Маргарита тоже взглянула на Матильду. — Она и так все знает. Сегодня я ей проболталась, ты уж прости меня. Матильда с таким жаром говорила о том, как сильно она любит своего брата, что я взяла и бухнула ей про Александра и Жоанну. Дескать, одни уже доигрались, другие, Елена и Рикард, на подходе, а тут еще ты со своим Этьеном. Но не беспокойся, кузина, Матильда умеет молчать. Правда, Матильда?
Девушка с готовностью кивнула.
— О да, сударыни, — заверила она их. — Я буду молчать. Никому ни единого словечка, обещаю вам.
— Вот и чудненько. — сказала Маргарита. — Итак, на чем я остановилась. Ах, да, на твоем целомудрии в замужестве…
— А может, не надо? — попросила Бланка, вновь краснея.
— Нет, душенька, надо. Прежде я избегала таких разговоров, щадила твою застенчивость. Я не сомневалась, что у тебя был роман с Красавчиком, и терпеливо ждала, пока ты не забудешь его настолько, чтобы взять себе нового любовника. Но теперь, когда выяснилось, что…
— Кузина! Прекрати немедленно, прошу тебя. Иначе я встану и уйду. К тому же мне пора в церковь.
— Ну, нет, тебе еще не пора в церковь. У нас впереди почти час времени, и если ты останешься у меня, мы пойдем в церковь вместе. Добро?
— Ладно, — кивнула Бланка. — Но если ты будешь…
— Да, буду. Ради твоего же блага я продолжу наш разговор. Разумеется, в любой момент ты можешь уйти — воля твоя, и удерживать тебя я не стану. Но я настоятельно советую тебе выслушать меня, старую блудницу. Обещаю не злоупотреблять твоим терпением, честное слово. Я лишь вкратце выскажу то, что сейчас у меня на уме и что меня очень беспокоит. Не заставляй меня впоследствии испытывать угрызений совести.
— Угрызений совести? — удивленно переспросила Бланка.
— А что же ты думала! Ты моя подруга, и мне больно смотреть, как ты маешься. Я никогда не прощу себе то, что не сделала всего от меня зависящего, чтобы помочь тебе разобраться в твоих проблемах.
Бланка обречено вздохнула.
— Хорошо, я выслушаю тебя, кузина. Только постарайся… э-э, поделикатнее.
— Непременно, — пообещала Маргарита. — Я буду очень разборчива в выражениях. Но, прежде всего, давай внесем ясность: кузен Бискайский был первым и единственным твоим мужчиной, не так ли?
— Да, — с содроганием ответила Бланка и тут же в припадке откровенности добавила: — Лучше бы вообще никого не было!
— То-то и оно, дорогуша. Ты испытываешь отвращение не только к Александру, как человеку и мужчине (впрочем, как человек, он в самом деле противен), твое отвращение к нему постепенно распространяется на все мужское. В твоих глазах он становится как бы живым символом мужской низости и подлости, олицетворением всего самого худшего, что только может быть в мужчине.
— Он мерзкий, отвратительный негодяй! — не сдержавшись, гневно произнесла Бланка. — Он подонок! Я так ненавижу его!
— Я тоже его ненавижу, — спокойно ответила Маргарита. — Но моя ненависть к нему не грозит обратиться на других мужчин.
