Валерий Пушков - Кто сеет ветер
— Что?… Что ты сказал? — крикнул он, задыхаясь от гнева.
Мальчик, ошеломленный его бурным натиском, но совершенно не обнаруживая страха, ответил запальчиво:
— Черепаха!.. Фашист!.. Не смей меня трогать!
Эрна повелительно крикнула:
— Окура-сан, сейчас же пустите!
Барон Окура, не зная, как сорвать злость и обиду, продолжал трясти мальчика за плечи, взволнованно бормоча:
— Нет, что ты сказал?… Как ты смел?
Сйодзи раздвинулись, и в комнату вошел Онэ. Спокойный и тихий, он сделал несколько ровных шагов навстречу барону и, улыбнувшись, но в то же время чуть побледнев, вежливо произнес:
— Пустите моего мальчика!
Окура, все еще не придя в себя, не разжимая сведенных на курточке пальцев, с хриплой угрозой выдохнул:
— Я его из Японии выброшу!.. Что он сказал?
— Это мой сын. Что сказал он — сказал я. Покорно прошу пустить! — проговорил Онэ так же учтиво.
Он протянул медленно руку к скрюченным пальцам барона, готовый разжать их силой, тихий и непреклонный, как первое дыхание тайфуна.
Барон Окура невольно разжал кулаки, попятившись суетливо к креслу и помрачнев от нового приступа ярости. Казалось, сейчас случится нечто страшное: рука барона уже скользнула в карман за револьвером. Но впереди журналиста и мальчика разгневанно встала Эрна, смотря Окуре прямо в лицо.
— На маленького!.. Как вам не стыдно? — произнесла она с досадливым возмущением, язвительно подняв брови.
Барон невольно смутился. Онэ, отходя с сыном в сторону, громко сказал:
— Такие люди привыкли слабых…
— Что-о? — оглянулся Окура, грозно насупясь.
— Не смейте ссориться! — топнула ногой Эрна, гневно повысив голос. — Окура-сан, я вам приказываю извиниться. Вы показали себя отвратительным. Могли изуродовать мальчика.
Барон угрюмо опустил голову.
— Он, этот мальчишка, оскорбил меня.
— Он извинится тоже.
Чикара от этих слов порывисто схватил с подоконника свою ученическую фуражку и, нахлобучив ее на голову потянул отца к двери.
— Перед ним?…
Он состроил смешную гримасу злобы и отвращения в сторону барона.
— Пусть черепахи перед ним извиняются!.. Папа, пойдем!
Онэ спокойно взял шляпу.
— Пойдем, сын!.. До свидания, Эрна-сан!
Когда дверь за ними захлопнулась, Эрна посмотрела на притихшего гостя с явным неудовольствием. Безобразная вспышка ярости из-за пустого слова ребенка ее возмутила.
— Фу, как неприятно!.. Я считала вас таким сдержанным, а вы бешеный.
Барон Окура, уязвленный ее упреком, осклабил лицо в кривой улыбке.
— Ничего. Все уже хорошо. Я спокойный.
— Не похоже.
Тогда он угрюмо и подозрительно осмотрелся кругом.
— Здесь стены. Могут быть снова люди… Но я непременно должен вас видеть и говорить. Я очень прошу прийти ко мне.
Она решительно и спокойно ответила:
— К вам?… Никогда!
— Разве я вас оскорбил?
— Нет. Но занятия кончены. Я больше не буду у вас работать. Зачем я пойду?
Он молчал, порывисто переводя дыхание. Лицо его приняло необычайное выражение грусти, даже покорности, но он продолжал смотреть на нее неотступно и пристально как будто надеясь смягчить ее сердце безмолвным признанием ее власти.
— Хорошо, — сказал он уступчиво. — Мы можем встретиться в любом месте, где захотите, но только без таких стен. Я должен говорить с вами об очень важном, и я хочу, чтобы вы меня поняли. Неужели вы не свободны завтра или в другой день?… Ну, хотя бы на полчаса! -
Эрна покачала отрицательно головой, хотя ее любопытство, обычное любопытство молодой женщины, которая думает, что ее сильно любят, и без серьезного отклика в сердце все же хочет узнать до конца эту приятную для нее силу чувства другого, было невольно Затронуто.
— Нет, я никуда не пойду! — ответила она твердо.
— На тридцать минут!.. Неужели так трудно?… О, как я ошибся в вас! Вы причиняете мне жестокую боль.
Бесцветные узкие губы его действительно жалко дрогнули.
На минуту Эрна почувствовала к нему сострадание, но, вспомнив о словах брата, с холодной решимостью ответила:
— Вы вынуждаете меня быть откровенной. Хорошо, я скажу тогда прямо: мне неприятно с вами встречаться; я узнала о вас много плохого. Из-за вас, говорят, арестован один из моих друзей, профессор Таками.
— Его уже выпустили. На поруки. За него хлопотали депутаты парламента… Но я совсем непричастен к его аресту. Вас обманули.
Она с прежней резкостью продолжала:
— Из-за работы у вас я поссорилась с братом. Он переехал на другую квартиру… А теперь оказалось, что он арестован, хотя ни я, ни мои знакомые никак не могут получить о нем из кейсидйо сведений. Никто ничего не хочет сказать.
Барон перебил ее:
— Если вы обещаете со мной встретиться, я вам узнаю о нем все. Если он невиновен, его тотчас же выпустят. Даю вам слово. Вы меня знаете. Я не говорю пустых фраз.
Эрна почувствовала, как в ней сразу все потеплело. Она посмотрела барону в глаза пытливым и ясным взором.
— Хорошо, — сказала она. — Я подумаю… Я позвоню вам завтра по телефону.
Но он не сдавался.
— Мне надо знать точно!.. Хотите — завтра, в отеле «Тойо»?… В восемь часов?… Я пришлю за вами машину!
Эрна все еще колебалась, но желание помочь брату одержало верх над всеми другими чувствами.
— Хорошо, я приду туда, — согласилась она. — Только не в кабинете. Где-нибудь в общем зале, за столиком… Машины не присылайте, доеду на трамвае. Для меня так удобнее… А самое главное — постарайтесь узнать о брате. И сделайте так, чтобы его скорее выпустили.
— Да-да, я узнаю, — перебил барон радостно. — Я верю, что вы придете. Вы не можете лгать. Пожалуйста, точно в восемь!
Он низко, по-японски, раскланялся, торопливо оделся и со шляпой в руке вышел из комнаты.
Эрна приоткрыла дверь на балкон. Во тьме, как полет светлячка, блеснула отброшенная в грязь недокуренная папироса. Эрна негромко окликнула:
— Костя, где вы? — и, боясь ветра и сырости, опять захлопнула дверь.
Ярцев вошел в комнату с тяжелым ревнивым чувством, сердясь на девушку за непонятную продолжительность разговора, который, по его мнению, должен был кончиться после двух фраз. Откуда возникло это мучительное нервное состояние, он не знал сам, но при виде задумчивой и, как ему показалось, очень довольной Эрны его тревога и ревность усилились.
— Выкурил три папиросы, — сказал он угрюмо. — Что ему было надо?
— Интересовался моим здоровьем. Приглашал опять на работу, — ответила с улыбкой Эрна, неожиданно вдруг почувствовав, что странный визит барона Окуры был ей теперь даже приятен, так как опять появилась надежда на близкое освобождение Наля.
— Удивляюсь, как вы его не выгнали! — пробормотал Ярцев, сердито покусывая губу.
— За что? — неуверенно возразила она. — Барон Окура обещал завтра же выяснить, где находится Наль, и добиться его освобождения. А для меня теперь это самое важное…
— В таких защитниках, как барон, Наль нуждается меньше всего, — произнес Ярцев с иронией, но, уловив в Лице Эрны боль, не кончил фразы и снова достал папиросу.
— А где ваша трубка? — спросила Эрна. — Я думала, вы неразлучны с ней.
— Студенту Като подарил. Уж очень ему по вкусу пришлась. Крепкий паренек. Настоящий!.. Наших сибирских ребят мне чем-то напомнил.
— Да, знаю. Он заходил как-то к нам. Мне он тоже понравился. Очень застенчивый, но, очевидно, с умом и с характером… Ногу ему в полиции повредили во время допроса…
Она помолчала и, отвечая на что-то свое, серьезное и давнее, с легким вздохом добавила:
— Скажите, Костя, верите вы мне хоть немного?… Считаете вы меня способной на подлость?…
— Зачем вы так спрашиваете? — произнес он досадливо. — Это же ерунда!.. Наль сказал тогда совсем в другом смысле. И он был, конечно, прав: неосторожность в некоторых случаях может быть вполне равноценна измене. Люди должны уметь отвечать за свои слова и поступки. Я, к сожалению, понял это тоже только недавно!
Эрна задумалась. В затемненном окне, пробиваясь сквозь тонкий шелк занавески, испуганной белой бабочкой трепыхался луч уличного прожектора. Мимо мчался автомобиль.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
От Эрны барон Окура поехал домой, так как решил в этот вечер поговорить с зятем об одном важном семейном деле.
Исоко была в гостях у подруги. Майор Каваками, прежде чем подняться наверх, уже успел узнать от шофера, что барон ездил к своей бывшей учительнице и на обратной дороге приказал управляющему отеля «Тойо» приготовить на завтра ужин для двух человек в общем зале, но в совершенно обособленном уголке.